трибуну. Военный рядом со Слепко мелко трясся, по его толстому, налитому кровью лицу катились мелкие круглые слезинки. Смеялся и сам Евгений, пока не заметил выражение лица главы делегации. Тогда смех умер у него в животе. Из-за копра выкатился оглушительно свистящий паровоз с составом угля, украшенный портретом Буденного. Почему-то это вызвало в толпе новый взрыв веселья.
– Кастрюльки... с ручками... – неслось отовсюду. Ноги у Слепко подкашивались. На трибуну поднялся хмурый энкавэдэшник и впился глазами в московского начальника, как пес, ждущий только знака хозяина, чтобы вцепиться в горло врагу.
Вышло иначе. Секретарь ЦК вдруг заулыбался, подошел к микрофону и, посмеиваясь, поднял руку, призывая площадь к спокойствию. И спокойствие тут же наступило.
– Да, товарищи, смешно, конечно, получилось, – начал он веселым голосом, – кто-то потерял бдительность, допустил ляп в важнейшем документе. Ничего, разберемся, не впервой. Кто-то скажет, что это мелочь. Нет, товарищи, не мелочь! Для нас, для партии, не существует мелочей, когда дело идет о благополучии трудящихся, о великом деле строительства коммунизма!
И последовала изумительная речь, в которой фигурировали коварные враги, ни перед чем не останавливающиеся в своей бессильной злобе. Были там и прекрасные картины недалекого уже будущего, ожидающего весь советский народ благодаря гению вождя. Люди восторженно рукоплескали, орали здравицы, вся площадь в едином порыве запела «Интернационал». Митинг завершился как должно.
Гости, вновь пройдя меж рядами солдат, неторопливо рассаживались по машинам. Слепко подумал, что нужно попрощаться, сказать что-то особенное, но никто не обращал на него внимания. Один только Климов кивком подозвал его в свою эмку. Захлопнув дверцы, они молча ждали, пока караван не тронется. Климов сосредоточенно курил. Евгений опустил немного стекло и пробормотал как бы в задумчивости:
– Да, нехорошо получилось, я должен был предусмотреть.
– Ты-то тут при чем? Чего ты там еще мог предусмотреть? – буркнул райкомовец. – К тебе претензий нет и быть не может. Все было на уровне. Нет, никто не мог этого предусмотреть. Это же черт знает что такое, – продолжал он тише, – наши все в лужу сели. Еще бы чуть… Я даже представить себе не могу, что могло произойти. Ладно, там видно будет. Человек он, говорят, осторожный, с плеча голов рубить не станет. Может быть.
Уже в городе Климов продолжил:
– Я тебя вот зачем позвал. Есть решение перевести тебя начальником на двадцать третью.
– За что?
– За все хорошее, – улыбнулся второй секретарь райкома.
– Но я... но мы же… Мы наметили важнейшее дело, товарищ Климов: сразу же после пуска первой лавы начать проходку…
– Карасев и без тебя это сделает. Как думаешь, потянет?
– Карасев? Не знаю. Карасев… Так это, значит, Кузьмин с Рубакиным надумали Карасева на мое место посадить!
– Ну-ну, – Климов легонько похлопал его по коленке, – должен сознаться, моя это идея. Кузьмин как раз категорически возражал.
– Ваша? – Евгений был ошарашен. – Я не понимаю…
– Чего ж тут понимать? Здесь ты свое дело сделал. И наследство неплохое после себя оставишь. Тут тебе и молодежь, и перековавшийся спец, и парторганизация крепкая. Они и без тебя как-нибудь дотянут стройку до конца. Отставать начнут – подгоним. Ты думал, мы тебе на лаврах нежиться позволим? Не выйдет! Ты теперь у нас мощнейшее оружие: орденоносец, признанный в области авторитет. В общем – сила! А на двадцать третьей я уж и не упомню, какого по счету начальника снимаем!
– Почему?
– Не хочу и говорить об... этом. Шахта, сам знаешь, старая, народ, по большей части, тоже немолодой. Вроде и оборудование современное, и главный инженер – умница, а ощущение такое, будто в тину все погружается. Ты ведь, помнится, молодые кадры продвигать требовал? Вот и займись. Эта задачка потруднее будет, чем новую шахту строить. Понял меня?
Евгений, уставясь в окно, выдавил:
– И когда мне?
– Без лишней спешки передашь дела, а к осени и переберешься. Пошли, мероприятие не окончено еще. Там у нас в актовом зале грандиознейший банкет затеяли. Не шутка, такая шишка в район наведалась.
Глава 7. Под стук вагонных колес
Евгений забросил чемодан в нишу над дверью купе и вернулся к Федору Максимовичу и Людочке. На перроне между посеребренными чугунными столбами суетилось московское многолюдство. Их все время толкали, приходилось уступать кому-то дорогу, времени не оставалось, а надо было еще так много сказать. Федор торопливо чиркал на листочке перечень литературы, которую Евгению непременно следовало проработать для задуманной ими накануне совместной статьи. Людочка, нещадно выкручивая его пиджачную пуговицу, безостановочно щебетала, чтобы он почаще писал и поскорее приезжал снова, но обязательно теперь с женой, и много о чем еще. Поезд лязгнул и тронулся. С чувством облегчения он скользнул поцелуем по щеке Федора и запрыгнул на подножку. Людочка вспомнила, что не отдала ему пакет с едой, отчаянно закричала об этом и побежала за все ускоряющимся вагоном. Все, разумеется, закончилось благополучно. Помахав последний раз рукой из-за спины неприветливой проводницы, он с пакетом под мышкой прошел на свое место.
В купе сидело двое попутчиков, четвертое место пустовало. Оба немногим старше Евгения, то есть выглядели лет этак на тридцать с небольшим. Один в форме майора НКВД, подтянутый, с профессионально сухим, внутренне сосредоточенным лицом. Бросалось в глаза некое приглушенное природное изящество, словно просвечивающее сквозь жесткую оболочку. Другой – залысоватый очкарик в шикарном бежевом костюмчике с торчащей из нагрудного кармана курительной трубкой и галстуке бабочкой, явный интеллигент. Он смахивал бы даже на иностранца, если бы не новенький орден Ленина на лацкане, точно такой же, как у самого Евгения. «Ну конечно! Позавчера этот тип был в Кремле». Он неуклюже топтался в дверях со своим идиотским кульком, как всегда, смущенный церемонией знакомства. Первым молчание нарушил офицер.
– Ну что, товарищи, будем знакомиться? Савин Петр Иваныч.
– Сергей Маркович Бородин, прошу любить и жаловать.
– Евгений Семенович Слепко.
Они пожали друг другу руки.
– О роде моей деятельности суди?те по форме, – улыбнулся Петр Иванович, – впрочем, вы, я вижу, люди не сторонние, потому могу сказать, что направляюсь к новому месту службы, начальником отдела в один шахтерский район.
– Уж не к нам ли? – встрепенулся Евгений.
Оказалось, что да, именно к ним.
– А Федор Лукич, его-то теперь куда? Если, конечно, не секрет.
– Не думаю, чтобы тут был особый секрет, но не могу вам сообщить ничего определенного, сам, признаться, не знаю.
– А я там, значит, начальником шахты. Так что видеться будем частенько. Вот, в Москву ездил, орден получать.
– Я уже догадался, поздравляю вас от всего сердца.
– Похоже, вы недолго мне попутчиками будете, – вступил в беседу Бородин.
– Почему же? Нам послезавтра только выходить.
– А мне, вот, еще целых девять дней трястись. Хотя, признаться, вагон отличный, впервые в таком еду. Назначен начальником строительства железной дороги в Забайкалье.
– Ага! – значительно произнес Петр Иванович и пожал руку Сергею Марковичу.
– А разве там сейчас железную дорогу строят? – удивился Евгений.
– Да вот, строят…
– У нас сейчас везде строят, – заметил Петр Иванович.
Засим Сергей Маркович вышел в коридор покурить, Петр Иванович уткнулся в газету, а Евгений, пристроив наконец свой пакет, предался приятным воспоминаниям.
