уступала, старалась угодить, потому что чувствовала свою вину за нелюбовь. С Тони она освободилась от этого вязкого, противного чувства и стала самой собой — свободной женщиной, привыкшей держать бразды правления семьей в своих руках. Не сразу Марина поняла, почему ее активность не во всем и не всегда встречала понимание мужа. Однажды они поговорили открыто и по душам.
— В этой стране за семью отвечает мужчина. И перестань, пожалуйста, обо всем беспокоиться. Relax!
Марина помолчала, а потом подумала: «Не об этом ли я мечтала, собираясь сменить место жительства? Самостоятельный мужчина, самосделанный — несбыточная мечта русской бабы, а у тебя сбылась. И ты все еще хочешь в паровозы, идиотка? А вагончиком тебе не подойдет? Попробовать, что ли? Глядишь, и новую себя встретишь. Не замученную, не заполошенную в борьбе за существование. Просто женщину. Счастливую. А без дела русская жена английского мужа не останется: кто же будет русскую культуру нести в массы английских трудящихся в лице одного их представителя? Самая что ни на есть женская работа».
А… непохожести? А как же:
— Тони, а я ведь поняла, о чем ты мне тогда написал…
— Когда?
— А помнишь, когда я придумала про переезд и послала тебе text про фонарь.
— И что ты поняла?
— Ну, ты ведь под «фонарем» имел в виду что-то другое, didn’t you? [166]
— Я? — Кусок курицы — разговор происходил за обедом — не был донесен до открытого уже рта. — Под «фонарем» я имел в виду именно фонарь.
«Вы все еще в Англии, мадам», — сказал ей как-то давно водитель кэба, когда она пыталась занять его правое сидение. Хотите романтических иносказаний, девушка? — На континент, пожалуйста!
— Тони, обед не скоро. Хочешь бутерброд с сыром? — Марина высунула голову из кухни. Логичнее было бы предложить легкий зеленый салат, но она не стала этого делать, потому что не однажды уже слышала решительное: «Я не кролик!»
— Хочу!
Марина быстренько сделала бутерброд с любимым ею мягким французским сыром, положила на салфетку, салфетку — на тарелку и отнесла все это в комнату к телевизору. Сама вернулась к борщу. Только взялась резать капусту — в комнате что-то упало и разбилось, раздался сдавленный вопль. С мыслью о падении хозяйской люстры на голову недавно обретенного мужа, она побежала обратно: на ковре лежали осколки того, что еще минуту назад было гордостью ее интерьера, — французской настольной лампы. На нее упал стул, который опрокинул Тони, когда откусил бутерброд. Ну как могла Марина знать, что «сыр» для него — это только твердый, как кусок советского хозяйственного мыла, «Чеддер»?.. Другого вкуса он не знал.
— Ничего, мы другую лампу купим, английскую, — успокоил Тони, узнав, что в бутерброде была не лягушка.
— Тони, давай рванем в Париж на выходные, — нежно и ласково в который уж раз предложила Марина.
Из кабинета Тони раздался стук, но треск за ним не последовал — значит, попытка пробить головой гипсокартонную стену, изображая отчаяние, не удалась.
Марина, поняв, что попытка суицида провалилась, продолжила:
— Через Ла-Манш можно на пароме плыть, так интереснее, чем под водой.
— Что такое Ла-Манш?
— То есть?
— Что такое Ла-Манш??
— А-а-а… Вода между Англией и континентом. На всех картах…
— Это — English Channel[167]. Всегда был! Все иное — выдумки французов!
Островитяне, что с них возьмешь! Не хотят быть Европой, и все тут!
Не слишком горячую любовь к соседям Марина объясняла по своему: завоеванная тысячу лет назад нация все еще не может этого простить… Только вот о нации. Остров до норманнов завоевывали многие — римляне, англосаксы, датские и норвежские викинги. Почему-то, завоевав, никто не спешил ретироваться с добычей — предпочитали тут остаться и слиться с местным населением. И с французами сливались по обе стороны от Ла-Ма… Английского канала, то есть.
— Тони, ты уверен, что в тебе нет французской крови? — пошутила Марина во время передачи «Who do you think you аге?»[168] Они ее не пропускали: столько открытий! Как они веселились, когда выяснилось, что у любимого ими белобрысого и бело-розового, как зефир, мэра Лондона Бориса Джонсона нашлись не такие уж отдаленные предки-турки!
Тони отнесся к вопросу с серьезностью исследователя, провел энное количество перерывов на ленч в «сети», и в один из ясных осенних дней вошел в квартиру с изменившимся лицом:
— Я должен сказать тебе что-то очень важное… Я пытался отыскать районирование населения с девичьей фамилией моей матери и guess what?![169] Всего несколько в мире, есть в Австралии, но больше всего — во Франции!!!
Марина уж так его успокаивала, чай-кофе в постель носила, рюмочку шерри с ним пила. Отошел. Французы они, оказывается. Отчасти. Так что лучше национальный вопрос и шуточки из этой области отставить.
— Зачем тебе этот дурацкий журнал? Выброшенные деньги, — Тони взял в руки журнал «Psychologies»[170].
Марина покупала его и в Москве, и в Париже, а однажды увидела на прилавке в Лондоне, купила и даже оформила подписку. Летом 2006 года, когда журналу исполнился год, главный редактор поздравила подписчиков: мы, мол, все еще живы, несмотря на то, что никто не верил, что журнал такого профиля будут читать в Британии.
— Почему? Это же интересно в себе покопаться.
— Копаться надо в земле, а в себе копаться — только время терять.
Это занятие — изучать себя, вдаваться в причины тех или иных поступков, Тони считал совершенным лишним для себя. В этом он был солидарен с большинством мужского населения острова. Родители научили, как жить по совести, чтобы в семье все было ладно, дети присмотрены, соседи не обижены, тротуары не заплеваны — достаточно! Марина про себя начала соглашаться: «Начать, что ли, экономить и бесплатно учиться у мужа жить в согласии с собой и с миром?» Уж очень ей надоели бесконечные призывы любить себя, а от статей типа «Десять способов влюбить в себя мужчину» просто тошнило.
Если смотреть на все, что
Например, женщину в длинном платье и фартуке. Она моет в одном корыте целый выводок детишек, а
