предстоящей встречи он не ждал ничего приятного.
В Лондоне его вообще мало что привлекало. События вчерашнего вечера помогли ему понять, как мало у него общего с так называемым высшим сословием, представителями бомонда.
Они ценили вещи, которых он не принимал и не желал понимать. Многое в жизни светского общества его раздражало, тем более что он не нашел своего места в нем. Возможно, ему там вообще было не место.
Однако он влюбился в первую красавицу, которую боготворил высший свет. Он хорошо понимал всю парадоксальность ситуации. Но это не имело значения, потому что его сердце существовало отдельно от его воли. И теперь оно требовало большего. За последние недели он помалкивал о финансовом положении своей семьи, но любовь, как он обнаружил, не допускала никаких тайн, никаких уловок или прагматизма. Так что он был обязан Лидии об этом сказать. И не просто сообщить факт, а подойти к ситуации с деликатностью. Никогда еще не было так важно подобрать нужные слова.
Заметила ли она его отсутствие у Янгов? Кто сопровождал ее к ужину? С кем она танцевала и сколько раз? Был ли с ней кто-нибудь дольше, чем остальные? В течение нескольких последних недель этой ролью наслаждался он, и ему не хотелось бы, чтобы это место занял кто-нибудь другой, кто, возможно, не пожелал бы ограничиться одним вечером. Был ли этот неизвестный иллюзорный соперник с ней сейчас?
Он остановился и задумался. Вот он стоит здесь, мучаясь от ревности к человеку, которого, возможно, даже не существует. Более того, у них с Лидией даже не достигнуто взаимопонимание, которое давало бы ему право высказывать свое мнение относительно того, с кем она проводит свое время.
А он претендовал на все ее время. Он хотел ее целиком. Он хотел ее с жадностью голодного человека, усиливавшейся с каждым мгновением, которое они проводили вместе.
То, что он впал в зависимость от такой страсти, застало его врасплох. Он был джентльменом, лордом Локтоном из Джостен-Холла, офицером флота его величества, и ни одна из этих его ролей не допускала такого взрыва эмоций: желание, и собственнические чувства, и сомнения, и ревность. Такие неподобающе драматические коллизии наверняка шокируют ее. Она заслуживает самых тонких чувств, достойного и уважительного мужчины, и, видит Бог, именно это он был намерен ей дать.
Он перестал прохаживаться и прислушался к приближающемуся позвякиванию лошадиной сбруи и топоту копыт по булыжной мостовой. Мгновение спустя ее экипаж въехал через ворота в парк. При виде Лидии у него участился пульс. Луч солнца поигрывал на маленькой шляпке, сидевшей на темно-каштановых локонах. Он сошел с пешеходной дорожки и вышел на мостовую, чтобы перехватить ее экипаж.
Она сразу же заметила его и очень обрадовалась. Наклонившись вперед, она хотела постучать кучеру, но он уже почти остановил ландо.
— Капитан, — крикнула она. — Вы пешком? Только не говорите, что вас выбросили за борт.
— Нет, мэм, — ответил он с притворной рассудительностью. — В это путешествие я отправился без судна.
— Вот как? — воскликнула она. — Вам повезло, что я патриотка. Я не допущу, чтобы герой морских сражений пошел ко дну на суше.
— Неужели это так заметно? — спросил он, придержав ближайшую лошадь, чтобы она не танцевала на месте.
— Только мне, — сказала она. — Забирайтесь в ландо и позвольте мне доставить вас в любой порт назначения.
— Откровенно говоря, мэм, у меня нет конкретного пункта назначения. Погода чудесная, редкостная для нынешнего лета, и я решил просто насладиться пешей прогулкой. — Он потрепал лошадь по шее. — Может быть, мне удастся уговорить вас присоединиться ко мне, пока мои ноги не привыкнут к ходьбе по твердой земле?
Глаза у нее округлились от удивления. Пешие прогулки были почти неслыханным делом для представителей высшего общества, потому что, если у человека были средства на покупку экипажа, он хотел, чтобы это видели все.
Но у него не было средств на покупку экипажа и ему нужно было сообщить ей об этом факте, и не только об этом.
— С удовольствием, — ответила она и, обратившись к своему кучеру, добавила: — Джон, поезжай к мосту и жди меня там.
Она оперлась на протянутую руку Неда. Спустившись на землю, она улыбнулась, подняв к нему лицо, и он, неохотно выпустив ее руку, постучал в стенку ландо, дав знать кучеру, что тот может ехать. Потом он жестом предложил ей следовать впереди него.
— Если бы я знала, что сегодняшний день сложится таким образом, то надела бы платье для пеших прогулок, а не для прогулки в экипаже, — сказала она.
— Разве есть какая-нибудь разница? — с любопытством спросил он, стараясь идти с ней в ногу. Он не был знатоком моды, но многое замечал — особенно если речь шла о ней — и ее бледно-желтое платье казалось ему необычайно изящным для пешей прогулки.
— Разумеется, есть, — сказала она, притворно удивляясь его неосведомленности.
— Прошу вас, скажите, в чем эта разница?
В ее глазах появились озорные огоньки.
— Ну-у, одно платье предназначается для ходьбы, а другое — для поездок в экипаже.
— А-а, понятно. Спасибо. Теперь все стало ясно, — ответил он тоном человека, которого только что посвятили в сокровенную тайну.
Она не смогла долго сохранять невинное выражение лица и рассмеялась.
— Вы не должны с такой готовностью подыгрывать мне, — сказала она.
— Почему это? — спросил он, повернув на дорожку, которая, судя по всему, вела к озеру Серпентайн.
— Потому что я могу подумать, будто мне все дозволено, что я могу нарушать все правила, а оттуда остается один шаг, — печально покачала она головой, — до бесчестья.
— До бесчестья? — эхом повторил он. — Неужели все так ужасно?
— Разве может быть что-нибудь хуже для женщины вроде меня, чем исключение из высшего общества, когда тебя перестают принимать в домах, где некогда ты могла бывать в любое время? А ведь таков печальный результат поведения, нарушающего границы дозволенного.
Его удовольствие от пребывания в ее компании несколько поубавилось, потому что ее слова напомнили ему, что она была воспитанницей бомонда, тогда как он был креатурой моря. Даже если бы она согласилась выйти за него замуж, разве мог он просить ее бросить все, что она знала и, по ее словам, любила? Она замерла в ожидании, явно озадаченная его молчанием.
— Мне очень не хотелось бы указывать на очевидное, мэм, но за короткое время, в течение которого я имел удовольствие знать вас, вы довольно часто вели себя весьма своеобразно.
— Линия, разграничивавшая дозволенное и недопустимое, достаточно тонка, — сказала она. — Следует полагаться на своих друзей, которые не дадут утратить чувство меры и подойти к ней слишком близко.
Она остановилась, и он остановился вслед за ней, повернувшись, чтобы взглянуть на обращенное к нему лицо. Она смотрела на него изучающим взглядом.
— Мы ведь с вами друзья, не так ли, капитан? — спросила она, прикоснувшись к его рукаву.
Он пристально посмотрел на нее и чуть было не сказал, что хочет от нее большего, чем дружба, понимая, что ему необходимо объяснить ей ситуацию, прежде чем просить выйти за него замуж. Но дорожка в парке была едва ли подходящим местом для такого разговора. Поэтому он улыбнулся и сказал то, что больше всего соответствовало моменту:
— Я, буду самым счастливым человеком, если вы станете считать меня другом, мэм.
Его ответ не вызвал у нее улыбки, как он надеялся. На какое-то мгновение ему даже показалось, что в выражении ее лица он заметил огорчение. Но она слишком быстро отвернулась, а когда снова обратила на него взгляд, это выражение уже исчезло.
Они дошли до того места, где дорожка разделялась на две: одна поворачивала к садам, росшим к северу от озера, а другая шла вдоль южного берега параллельно Роттен-роу, переполненной экипажами, всадниками и пешеходами. Предположив, что Лидия предпочтет прогуляться по более оживленной в этот
