type='note'>[101]. Я, Ёситомо, пойду в Восточные земли, а оттуда нападу на столицу по Морской дороге[102]! — и господин Акугэнда в одиночестве пошёл в сторону земли Хида и скрылся среди горных вершин.
Ёситомо в прошлые годы останавливался на постоялом дворе в Аохака, что в краю Мино. Постоялым двором управляла дева веселья по имени Оои, и у неё была дочь от Ёситомо. К ней-то он и пришёл. Стражник Камада тоже остановился у певички по прозвищу Эндзю — Долголетие, которая пела песни имаё. И вот, в самый разгар веселья, когда эти куртизанки ублажали гостей, с улицы донеслись крики: «Вот здесь спрятались беглецы! Хватайте их!»
— Что же делать? — молвил господин конюший, и господин Садо-но сикибу-но тайфу[103] сказал:
— Я, Сигэнари, отдам свою жизнь взамен вашей! — надел парчовый кафтан-хитатарэ, в котором до этого был Ёситомо, вскочил на коня и поскакал на север в сторону гор, а когда преследователи пустились за ним, выхватил большой меч-тати и отогнал их.
— Вам меня не взять! — крикнул он. — Кто я, думаете? Великий полководец из рода Минамото, Левый конюший Ёситомо! — так назвал он себя и покончил с собой. Местные обрадовались: «Мы убили самого Левого конюшего Ёситомо!», и не знали, что господин конюший изволил скрываться в складе, что был в саду за домом Оои.
Когда стемнело, господин конюший ушёл из того посёлка. Бывший с ним господин старший чиновник управления покоев государыни Томонага был ранен в бедро в бою при Рюгэгоэ, и от долгой скачки и пешего перехода через снега рана воспалилась так, что он не мог сделать ни шагу.
— Я ранен и не могу последовать за вами. Позвольте мне остаться, — попросил он.
— Как хочешь, но иди с нами! — ответил на это Ёситомо, и сказал господин Томонага, роняя слёзы:
— Тогда уважьте мою просьбу — я хотел бы умереть от вашей руки! — и подставил шею. Поделать было нечего, и господин конюший его обезглавил, обрядил и двинулся дальше.
Кадзуса-но скэ Хироцунэ сказал Ёситомо:
— Людей сейчас с вами много, как бы по дороге не заподозрили в нас беглецов. Я лучше останусь здесь и подожду вас, когда вы снова пойдёте на столицу из Восточных земель, — и остался.
А когда вышли к реке Куидзэгава, тут как раз проплывала лодка.
— Подвези нас! — изволил попросить Ёситомо, и нас без лишних слов взяли на борт. Правил лодкой инок Гэнко из Васиносу, живший при храме Ёродзи. Он с удивлением окинул взглядом господина конюшего.
— Если вас ищут, то спрячьтесь-ка в тростнике, что я везу, — предложил он, и господин конюший, Камада и я зарылись в тростник, что был навален на лодке. А когда проплывали мимо заставы в Кофуцу, крикнул: «Лодка с тростником!» — и его пропустили.
В двадцать девятый день двенадцатой луны прошлого года мы прибыли в дом управляющего поместьем Осада Тадамунэ, что в Уцуми в земле Овари. Этот Тадамунэ был потомком многих поколений вассалов Минамото, а кроме того ещё и был тестем господина Камада — ничего удивительного, что в нужде пришли именно к нему. Он сказал:
— Дам вам лошадей и снаряжу вас, а ещё пошлю с вами своих сыновей и слуг! А пока отдохните у меня с дороги, — приказал прибраться в бане и проводил туда господина конюшего, а зятя позвал к себе, якобы для развлечений, и умертвил его, а потом послал семь-восемь человек в баню убить господина конюшего. Тот не знал, что господин Камада уже мёртв, и только успел крикнуть: «Камада! Ко мне!» — как его убили. Я в это время сидел и присматривал за мечами господина, и по юным годам моим на меня не обращали внимания. Я обнажил меч и зарубил двоих из тех, что убили господина конюшего. Хотел покончить и с Тадамунэ, но он убежал и скрылся в доме. Своими силами справиться я не мог, сел на осёдланного коня, что стоял во дворе, и третьего дня был уже в столице.
Так Конномару рассказал обо всём, и Токива в горьких слезах молвила:
— Когда он уехал искать помощи в Восточных землях, пусть и разделяли нас горы и реки — но пока он пребывал в этом мире, я жила ожиданием встречи с ним. А теперь — для чего теперь жить? Бросилась бы в омут, покинула б этот жестокий свет — да кто позаботится о детях? Эти несчастные дети — всё, что осталось от Ёситомо, так что придётся беречь мою постылую жизнь…
При этих её словах шестилетний Отовака, глядя снизу вверх на мать, сказал со слезами:
— Мама, не топись! А то мы тоже утопимся! — и Конномару, видя это, тоже разрыдался.
Далее Конномару говорил:
— Господина и в дороге не оставляли мысли о сыновьях, он только о них и говорил. Потому-то я и приехал, сохранив свою никчемную жизнь, что думал — если вы узнаете обо всём позже, то бежать уже не успеете, и что же тогда случится с детьми? Теперь пусть господин Ёситомо приглядит за ними из-подо мха и травы. А моя служба теперь закончена, и я собираюсь принять постриг и молиться за господина, чтобы на том свете он обрёл просветление. На этом прощаюсь, — и вечером пятого дня первой луны, утирая слёзы, он отбыл.
— Он один и оставался из тех, что знали господина конюшего! — плакала Токива, а за ней — и все в доме, не стесняясь людских глаз, жалобно рыдали в голос.
8 | О ТОМ, КАК ОСАДА ПОСЛЕ УБИЙСТВА ЁСИТОМО ПРИСКАКАЛ В РОКУХАРА, А ТАКЖЕ О ТОМ, КАК ГОЛОВУ ЁСИТОМО ПРОНЕСЛИ ПО СТОЛИЦЕ И ПОВЕСИЛИ У ТЮРЕМНЫХ ВОРОТ
В шестой день нового года Первый государь-инок[104] изволил покинуть храм Ниннадзи и переехать в поместье князя Акинага, управляющего покоями государыни. Здесь он и решил обосноваться, поскольку дворец на Третьем проспекте сгорел дотла.
В седьмой день управляющий поместьем Осада Тадамунэ и его сын Кагэмунэ прибыли в столицу и доложили о том, что они привезли голову Левого конюшего Ёситомо. Этот Тадамунэ был потомком Хэй- тайфу Мунэёри, внуком Дзиро Мунэфуса из Камо и сыном Хэй-Сабуро Мунэфуса. Был он потомственным вассалом Ёситомо, и приходился тестем стражнику Камаде. Знать и простолюдины по всей столице, услышав о том, что он сделал, всячески поносили его: «Вот бы им отпилить пилой голову за это — и отцу, и сыну!» Хэй-тайфу-но хоган Канэюки, Со-хоган Нобуфуса, Тадаёри, Норимори, младший чиновник Томотада и с ним восемь стражников приняли обе головы, пронесли их по проспекту Ниси-но Тоин и потом — по Третьему проспекту до Коноэ-Ми- кадо, и повесили на дереве у Левых тюремных ворот. А какой-то бездушный мужлан сочинил стих о Ёситомо, что был правителем Симоцукэ, записал на деревянной табличке и воткнул её у дерева.
| Правитель Симоцукэ | |
| Поднялся | |
| В самую высь, | |
| Но выглядит нехорошо | |
| Его повышение[105]. |
Когда в старину на дереве у тюремных ворот повесили голову Масакадо, поэт Тороку[106], видя это, сложил:
