Грузовик еще некоторое время бойко бежал по асфальту, потом пошли ямы, рытвины, камни, и наконец машина остановилась. Было уже совсем темно, глаза с трудом различали границу между небом и вершинами недалеких (это чувствовалось) гор. Из темноты несло прохладным ночным ветром, он тревожно метался в черных кустах и доносил до нас слабый плеск воды.
— Где мы? — спросил Сережа.
— Чиличор-чашма.
— Простите?..
— Чашма, — повторил Лагунов. — Источник. Вода в двух шагах. Утром все увидите. В реке полно рыбы, но не вздумайте ее ловить.
— Это еще почему? — спросил Олег.
— Священная рыба, — сказал шофер.
— Место до сих пор почитается. — Лагунов, наверное, улыбался в темноте. — Не надо оскорблять чувств верующих.
— Хорошенькое дело! — Андрей фыркнул. — Завезли в пустыню, бросили, страху напустили... Почитаемое место! Того и гляди нагрянут паломники. Что нам еще нельзя делать?
— Не покидайте лагерь.
— А куда мы, собственно, можем уйти?
— Давайте разгружаться, — угрюмо сказал шофер. — Нам возвращаться надо.
Мы снова таскали ящики, бидоны, раскладушки. Очень внушительная получилась гора. Трудно было поверить, что все это привезли на одной машине. Василий Степанович знал свое дело.
Шофер развернул машину, и при свете фар мы принялись ставить палатку. Лагунов работал легко, быстро, без суеты — привычно. Скоро ночлег был готов, на раскладушках лежали спальные мешки, над входом в палатку висел фонарь «летучая мышь». Лагунов посмотрел на часы и стал прощаться. Было заметно, что он торопится.
— Утром поставьте большую палатку и перенесите в нее снаряжение. На случай дождя или афганца. Палатку возьмите старую. Ждите нас через пару дней.
Красный огонек попрыгал в темноте и исчез. Потом пропал за холмами ноющий звук мотора и стало совсем тихо.
— Одураченные простофили! Какого черта было переться сюда одним? — Борис вздохнул. — Пожили бы два дня в Душанбе...
— Тебе же битый час объясняли ситуацию. Нет машин.
— Да ну вас!
— Хватит, — сказал Олег. — Полезли в палатку. Утро вечера мудренее.
Фонарь не работал. Мы по очереди трясли его, пока не утопили фитиль в керосине.
— У меня есть туристская свеча, — сказал Сережа. Он достал из рюкзака плоскую коробочку и чиркнул спичкой. Слабое пламя, поначалу дрожавшее от нашего дыхания, медленно разгоралось и вдруг веселым светом залило стол, стены палатки и наши лица. Олег улыбнулся и полез за сигаретами.
Я подумал, что больше всего, пожалуй, мы боимся темноты, и тут увидел за спиной Андрея паука. Черный паук с белым брюхом, совершенно не обращая внимания на наше присутствие, бежал по спинке кровати. Что-то донельзя безобразное было в этой черной козявке и ее деловитом беге.
— Андрей! — крикнул я.
Андрей стремительно обернулся, сорвал с головы кепку и словно мухобойкой шлепнул ею по спинке кровати. Он сбросил паука с постели и принялся остервенело топтать его.
— Что это? — спросил Борис.
— Гад какой-то. — Андрей поморщился. — Каракурт.
— Ты вполне уверен?
— Да, да, да... Уверен.
— А-вот тут профессор пишет... — Сережа достал из кармана куртки книгу. — Вот... «Самка каракурта около одного сантиметра длины. Ее почти шарообразное плотное черное брюшко имеет красноватые или беловатые пятна. Она ведет хищный образ жизни; самец небольшой и ведет вегетарианский образ жизни...»
— Перестаньте! — Борис вскочил с раскладушки. Взгляд у него был диковатый. — Что вы в самом деле! — Он опустился на кровать с видом пропащего человека и засопел. — У меня есть бутылка коньяка. Я хотел приберечь ее, да кто знает... Здесь всякое может случиться.
Андрей ухмыльнулся и вдруг запел, страшно фальшивя:
А книжка и впрямь забавная. Особенно интересно там написано про змей.
— Ну, Андрей, змеи... Гадость ведь.
— Автор на этот счет другого мнения. Послушай, как он описывает детей гадюки: «Изящные, ярко раскрашенные змейки, лишь вчера появившиеся на свет, энергично сновали возле матери. Они были настолько красивы, что их невольно хотелось взять в руки».
— Не знаю, не знаю... Я бы ни за что не взял.
— Змеи не так страшны, как многим кажется. Профессор утверждает, что они вообще не нападают на человека, а если укус произошел, большая часть вины падает на пострадавшего.
— Странная книжка, — задумчиво произнес Олег. — Я открыл ее в аэропорту: «Ядовитые животные». Ну, думаю, речь пойдет о том, как от них защищаться, как бороться с ними, с ядовитыми... Заглянул в конец. Там такие главы: «Враги змей», «Как защищаются змеи»...
— Мне тоже показалось, что книга написана с позиции змей. — Сережа придвинулся к столу и раскрыл книгу. — Почитаем еще? «Принято считать, что змеи питают лютую ненависть к людям. На самом деле это совсем не так. Змеи питаются грызунами, птицами, насекомыми, птичьими яйцами, а человек им безразличен».
— Безразличен? — вяло спросил Борис. — И на том спасибо. А что там пишут про скорпионов?
— Погоди, — сказал Олег. — Змеи! Прежде всего змеи. Это не просто специальность. Планида у него такая, у профессора. Удел, рок. Судьба глядит на него даже из мусорных корзин.
— Из корзин?
— Ну да! Что, ты думаешь, профессор увидел первым делом, когда приехал в Нью-Йорк? В первое же утро на Таймс-сквере он стал свидетелем ловли полутораметровой змеи. Это рок. Понимаешь?
— Понимаю. А все-таки что он говорит про скорпионов?
— Что говорит, что говорит... — Олег полистал книжку. — Про них здесь сказано коротко: укус скорпиона в жарких странах смертелен.
— Да-а... Незатейливый лаконизм.
— Для нас с вами это черный юмор.
— Самый большой юмор в том, что автор посвятил книгу своей жене, — сказал Андрей.
— Там есть очаровательное место про пауков писуриде. — Сережа потянулся за книгой. — Ты не возражаешь, Борис, если я прочту несколько строк?
— Пошел к черту! Вы могли бы избрать другую тему для вечерних бесед? Я вздрагиваю от каждого шороха.
— Ладно, — сказал Андрей. — Поговорим о прекрасном. Но прежде я хочу лечь. Где у нас простыни?
— В одном из спальных мешков, — сказал я. — Там, снаружи. Ты ведь не пойдешь их искать?
— Отчего же. Обязательно пойду.
— Только не заблудись, — сказал Олег. — Ты отравлен культурными запросами, Андрей. Одну ночь можно было обойтись и без простыней. Мы в пустыне.
— Что из того, что в пустыне! Не надо делать уступок лени и потакать собственному разгильдяйству.
