— Чего не скажешь о Ферри, — ответил Вексфорд.
— То есть?
— То есть, если он не убил Девениша колом для мусора, это не значит, что он не мог убить его чем- нибудь другим. К тому же его жена писала письма с угрозами. И у него до сих пор нет алиби. Примерно в то самое время он находился неподалеку от дома Девениша, и признался, что ненавидел его. И еще: он кажется мне человеком, потерявшим смысл жизни. Посуди сам, что его ждет в будущем? До пенсии еще двадцать лет, детей нет, жена его терпеть не может, дома настоящая помойка. Думаю, Ферри, как и его жене, безразлично, что с ним станет, лишь бы в жизни хоть что-то изменилось, даже если это будет тюрьма.
— По-моему, это слишком. Люди так себя не ведут.
— «Ведь так не делают».[45] Кто это сказал? Ибсен, кажется. Впрочем, неважно. Мы слишком увлеклись одними подозреваемыми и забыли еще кое о ком.
— Неужели?
Вексфорд кивнул и сказал, что на сегодня с него хватит — тем более что уже почти шесть вечера — и предложил пойти в «Оливу и голубя».
— Мне есть что тебе рассказать.
Прошлись от полицейского участка до паба на Хай-стрит. Сквозь пелену облаков просвечивало неяркое солнце, ветер стих. Возле церкви Святого Петра проходила благотворительная акция в помощь потерявшим близких. Народу пришло мало, тогда как торговый центр «Потерянный рай» перед закрытием осаждали толпы людей. Выходили они с удовлетворенным видом и полными сумками, пакетами и тележками. Среди них Вексфорд заметил Марию Майклз с Мирославом Златичем. Инспектор подумал о потерянном плаще и поморщился при мысли о предстоящем походе в магазин за новым. Затем ему вспомнился прошлый визит в «Оливу и голубя», когда случайно проходивший мимо папарацци сфотографировал его с кружкой пива в руке, а «Курьер» опубликовал снимок под весьма циничным заголовком. Он до сих пор опасался, что такое может повториться, и поэтому предпочел занять стол не на веранде, как в тот раз, а в укромном углу рядом с барной стойкой.
— Ты что-то совсем замолчал, — заметил Бёрден.
— Я думаю. И что значит «совсем замолчал»? — ответил Вексфорд. — Ты либо молчишь, либо нет. Это как если сказать о ком-то «совсем умер».
— О Девенише, по-моему, так сказать можно, — парировал Бёрден. — Я не могу вспомнить случая, чтобы столько людей хотело чьей-то смерти. Чуть ли не все поголовно.
— Сомневаюсь насчет его детей, Майк. Дети обладают редким даром любить даже таких родителей, которые совсем этого не заслуживают. Детская любовь своего рода аксиома. Не спорю, печальная.
На веранде и в зале «Оливы и голубя» в этот час почти не осталось свободных мест. Большинству присутствующих не было и тридцати, а многим и восемнадцати.
— В Штатах у них бы спросили удостоверение личности, — проворчал Бёрден.
— Хорошо, если оно с собой. А если нет ни паспорта, ни водительских прав, что тогда? И не надо мне рассказывать, как у них там, в Америке. Я и сам знаю. Факт в том, что у нас такого нет.
Места, к которым они направлялись, пустовали. Кингсмаркэмскую молодежь закуток с одним окном, выходящим во внутренний двор паба, забитый тарой, не очень привлекал. Здесь стояли три столика с мраморными столешницами и обитые потертой бордовой кожей кресла. Многим посетителям здесь не нравилось еще потому, что на стене висел плакат «Курить запрещено!», официанты сюда почти не заглядывали, разве что по звонку медного колокольчика, или клиенты сами делали заказ у барной стойки.
Они взяли по «Аднамсу». Пиво принесли в бокалах, и Вексфорд обрадовался, поскольку после того случая зарекся заказывать пиво в кружках, хотя прежде предпочитал пить именно из них. Сказав Бёрдену «Будем здоровы», он отпил пива.
— Будем, — ответил слегка удивленный Бёрден, не замечавший за Вексфордом подобной привычки. — Знаешь, я думаю, что старший сын Девениша, Эдвард, тоже мог его убить. Увидев в очередной раз порезанную руку матери, мальчик мог не выдержать, кинулся в кабинет Девениша, схватил со стола нож и, застав отца врасплох, заколол его. Он уже большой и сильный, и ростом чуть ниже Девениша.
— А как он скрыл следы крови, Майк? Он что, прежде чем войти к отцу, переоделся? Или успел постирать запачканную одежду? А Роберт? Он знает? К тому же твоя версия опровергает теорию о всепрощающей любви детей к родителям.
— Но ведь известны случаи, когда дети убивали родителей, верно? Кстати, почему подобную ситуацию мы называем отцеубийством, а ребенка — отцеубийцей?
— Не знаю, — Вексфорд, как ни странно, не стал вникать. — Разве это важно? Я читал, во Франции за это отправляют на гильотину, причем отцеубийцы к месту казни идут пешком и с закрытым лицом. Но ни Эдвард, ни Роберт не убивали отца. Я знаю, кто убил Девениша. Этот человек не входит в число наших подозреваемых. Хотя такой вариант я всегда предполагал, — добавил он печально.
Бёрден удивленно посмотрел на него.
— Я собирался тебе кое-что рассказать, — сказал Вексфорд, но в этот момент кто-то вынес во двор ящик с пустыми бутылками из-под пива и с грохотом поставил на землю. Инспектор поморщился. Укромное место оказалось не таким уж тихим. Он сделал еще глоток. Пиво ему по-прежнему нравилось. — Со слов Фэй Девениш и ее старшего сына Эдварда, которые частично подтвердил Роберт, во вторник около восьми утра, плюс-минус несколько минут, в дверь «Лесной хижины» позвонил незнакомый мужчина. Нам известно также, что Стивена Девениша закололи ножом в грудь где-то между половиной восьмого и половиной девятого. События развивались примерно так: где-то без двадцати восемь — тоже плюс-минус несколько минут — Стивен Девениш рассердился, что жена не подала к завтраку свежевыжатый апельсиновой сок, встал из-за стола и пошел в кабинет. Фэй, Санчия и мальчики остались на кухне. Минут через пять Девениш зовет в кабинет жену. Он мог раньше закрыть дверь кабинета или оставить ее открытой и позвать, стоя в дверях. «Фэй, иди сюда», — мог сказать он, или даже, зная его привычки, — «Дорогая, пойди ко мне, пожалуйста». Она знает, зачем он ее зовет, мальчики тоже догадываются. Но выбора у нее нет. Если она не придет сама, он вернется на кухню и силой, при Санчии, заставит ее повиноваться. Она идет в кабинет. Девениш ругает ее за сок, называет никчемной хозяйкой, матерью, возможно, сумасшедшей, наверняка советует ей уделять больше внимания своим обязанностям, и т. д. и т. п. Потом приказывает ей протянуть руку и режет ножом поперек ладони. Возможно, она громко вскрикивает, так что ее крик слышно в кухне, где остались дети. Девениш протирает нож — быть может, своим белым носовым платком, который тут же отдает жене постирать, — и отпускает ее. Ладонь у Фэй сильно кровоточит, она заходит в ванную, промывает рану холодной водой, обматывает руку полотенцем.
— Это все мне известно, — перебил его Бёрден. — К чему ты клонишь?
— Подожди немного. Дверь кабинета остается приоткрытой. Фэй возвращается на кухню. Мальчики видят ее замотанную полотенцем руку, понимают, что произошло, и ни о чем не спрашивают. Фэй говорит им, что пора выходить, иначе они не успеют к пяти минутам девятого к миссис Дэйли. В течение следующих пяти минут мальчики, возможно, заходят в уборную, моют руки, собираются выходить, и тут звонят в дверь. Эдвард идет открывать и видит на крыльце незнакомого мужчину. Мужчина примерно того же возраста, что и его отец, то есть лет тридцати, одет в джинсы, пиджак, в руках у него портфель. И он хочет видеть Стивена Девениша. Эдвард оборачивается, кричит что-нибудь вроде «Отец, к тебе пришли» и говорит мужчине «Он там», указывая на дверь кабинета. Фэй в это время на кухне, она тоже слышит мужской голос, но не голос Эдварда. Возможно, потому, что у мальчика двенадцати лет голос выше и слабее, чем у взрослого. Заметь, в отличие от Эдварда, Фэй дословно помнит, что мужчина сказал: «Я хочу видеть мистера Девениша». Вышел Девениш к двери или остался в кабинете — мы не знаем. Эдвард этого не помнит, а Роберт слишком мал, чтобы считать его показания достоверными. Так или иначе, мужчина проходит в кабинет Девениша и закрывает за собой дверь. Последняя деталь, на мой взгляд, очень значима. Незнакомый человек вправе закрыть дверь, если только его попросят это сделать, не так ли? В противном случае он не незнакомец, а хороший знакомый хозяина, которому это позволительно.
Бёрден кивнул:
— Я бы даже добавил, что это может быть старый приятель или человек авторитетный. Скажем, я, входя в твой кабинет, могу закрыть дверь, а Линн — нет. С другой стороны, Саутби и начальник нашего
