вечером, перед сном. «Рано пришел», — мелькнула мысль, но она не вызвала во мне смущения, я не жалел, что пришел рано. Скорее, наоборот, радовался, что видел Люсю в домашнем окружении. Она стала казаться ближе, доступнее.
— Ну, раздевайтесь, пожалуйста, — бабушка вывела меня в коридор и зажгла свет. — Вот сюда повесьте. Вы прямо с поезда? Может, умыться?
— Я в командировке. Не беспокойтесь.
Когда мы вернулись в комнату, там был наведен порядок.
Люся сняла пальто и теперь была в домашнем халатике. Сколько воспоминаний сразу навеял этот пестренький, с множеством пуговиц халатик! Он красиво обхватывал тоненькую Люсину фигурку, удачно оттенял ее смугло-матовое круглое лицо.
У Люси, как всегда, были сдвинуты к переносью широкие короткие брови, которые она чуть-чуть подкрашивала. Светлые пышные волосы шелковыми волнами лежали на хрупких плечах. Она, видно, по- прежнему не хотела соглашаться с модой, которая безжалостно, точно тифозная эпидемия, расправлялась с прическами девушек, оставляя на головах беспорядочные клоки волос.
Я был в доме около десяти — пятнадцати минут, а мы не обмолвились с Люсей ни словом. Говорила Люсина бабушка — о теплой мокрой зиме, о приезде в Советский Союз правительственной делегации из какой-то страны, о дровах, которые не хотели гореть, и еще бог знает о чем.
Старушка была в курсе всех событий, которые совершались в мире, свободно и смело толковала международные отношения, — короче, была, как бы сказал наш замполит, политически подкована на обе ноги. Признаться, я даже побаивался, как бы не попасть впросак, но все сошло благополучно. Потолковав еще о том о сем, она взяла полотенце и вышла из комнаты.
Хлопнула дверь на кухне — и точно включилась какая-то электрическая цепь: мы посмотрели друг другу в глаза.
Я подошел к Люсе и прижал ее голову к своей груди. Уткнулся носом в мягкие, пушистые и такие душистые волосы.
Мы стояли молча, я гладил Люсю по голове, как родители гладят детей. На руку упала Люсина слеза. У меня тоже, признаться, «чесались» глаза — это от большой радости. Время остановилось, и я не знаю, сколько прошло: пять минут или час, когда Люся вдруг отстранилась и посмотрела на дверь.
Вошла бабушка. В руках держала шипящую сковородку с яичницей-глазуньей.
Люся стала собирать на стол.
Через пять минут все было готово.
Потом она вышла, а старуха выбрала самый крепкий стул и придвинула мне:
— Вполне надежный.
Когда я сел, она положила на тарелку большой кусок говядины, горошек.
А мне уже не терпелось видеть Люсю, я все оборачивался назад, все гадал, что она наденет, точно от этого могло что-то зависеть. «Если будет голубое платье, значит, любит», — пришла в голову глупая мысль.
И точно. Она надела легкое васильковое платье. Она знала, я любил это платье. Оно мягко обрисовывало линии тела, маленькую, девственно упругую грудь, прямую спину, узкие, высокие и тонкие бедра.
Люся видела, что я сверлю ее взглядом, и улыбнулась той особой, чуть-чуть рассеянной и очень нежной улыбкой, которую я любил.
Мне никогда не приходилось сидеть с ней за одним семейным столом, смотреть, как тонкие нежные руки ловко орудуют ножом и вилкой.
В отличие от большинства старушек Люсина бабушка ни о чем меня не расспрашивала, и я ей был благодарен за это. Мне бы очень не хотелось что-нибудь рассказывать о себе. Зато сама говорила много. Можно было поразиться ее способности увязывать воедино самые различные темы.
Люся, наоборот, была, как всегда, немногословна.
«Видно, пошла в отца», — отметил я про себя.
— А куда ты собралась утром? — спросил я у Люси, когда мы встали из-за стола.
— Так, по делам.
— Дела. Сказала бы прямо — в парикмахерскую. — Бабушка собрала тарелки и пошла на кухню. — Волосы остригать. А мне эта теперешняя мода не нравится. Отпустила бы косу. Красиво и скромно.
— Нашла о чем говорить, — Люся передернула плечами. И это движение хорошо было знакомо мне.
— Давай уйдем? — шепнул я, радуясь, что помешал Люсе остричься.
— Куда?
— Все равно. Только не в парикмахерскую. Я не хочу, чтобы ты меняла прическу.
Люся молча взглянула мне в лицо, и мы стали собираться.
— На обед не опаздывайте, — крикнула бабушка из кухни.
«Неужели все будет так, как я задумал? А если она не согласится? Что тогда? Неужели все сорвется?» — такие мысли одолевали меня, когда мы шли по тихим заснеженным улочкам небольшого города, держась за руки, как бывало раньше. Редкие прохожие осматривали нас с ног до головы. Меня это радовало. Я любил, когда на Люсю смотрели другие, гордился ее фигуркой, манерой держать голову слегка откинутой назад (как у «Неизвестной» Крамского), ее ровной четкой походкой.
— Ты куда меня ведешь? — спросила Люся, замедлив шаг.
— Просто гуляем, дышим кислородом. Может, озябла? — мне стоило большого труда, чтобы говорить спокойно.
— Нет, пока не озябла.
— Ну тогда двинемся дальше.
Потихоньку от Люси я искал глазами дом, который заранее приметил.
«Где-то здесь. Ага, вот и вывеска: «Отдел записей актов гражданского состояния». Одна надпись приводит в трепет. Люсе ее лучше не читать. Я говорил что-то, стара…. отвлечь ее внимание. Поравнявшись с дверью, остановился и потянул ручку на себя.
— Зайдем? Погреемся.
— А что здесь?
— Святая святых. — Я старался казаться беспечным. — Сюда входят один раз в жизни. — Люся еще ни о чем не догадывалась.
Мы вошли в большую пустоватую и холодноватую комнату с огромным зеркалом в углу и диваном в чехле. На подоконнике стояли колючие столетники в горшках, с подвязанными к стеблям бумажными цветами.
— Где мы? — Люся недоумевающе пожала плечами.
— Сюда, молодые люди, — послышался из открытой комнаты, выходившей в зал, властный голос. — Сначала заполните заявление.
Полная женщина, с волосами, начисто сожженными перекисью водорода, подала бланк заявления и уткнулась в какой-то детектив с черной тенью человека на обложке.
Люся с испугом смотрела то на меня, то на женщину. В этот момент она меньше всего была похожа на невесту. По ее глазам я видел, что она еще ни о чем не догадывалась.
Спеша скорее поставить точку над «и», я подошел к заваленному журналами столу, стоявшему посредине зала, и прочитал вслух, будто приговор, первую отпечатанную типографским шрифтом строчку заявления:
— «По нашему взаимному согласию просим зарегистрировать брак, сообщаем о себе следующие сведения…»
Люся вздрогнула, посмотрела на меня расширенными глазами, потом опустилась на стул и закрыла лицо.
Я присел рядом и положил ей руку на плечо, вдруг страшно испугавшись, что Люся может встать и уйти.
— Ты чего, милая?.. — голос мой дрожал. Она всхлипнула.
— Не надо. Мы должны были это сделать еще раньше. Ведь мы любим… Ведь нам надо…
