К По-2 подбежал Лобанов, ухватился за конец плоскости и, развернув его, пошел рядом к самолетной стоянке.
Мы гурьбой двинулись к месту, где самолет должен был остановиться.
Когда винт, качнувшись в последний раз, замер, воткнув в небо одну из лопастей, из кабины проворно вылез на обтянутую перкалем плоскость коренастый полнотелый летчик в старомодном, с длинными наушниками шлемофоне.
По шлемофону, по широкой фигуре мы издалека узнали подполковника Семенихина — нашего замполита. Бросились к нему, как цыплята к клухе, зашумели радостно. Все-таки мы соскучились по этому живому, энергичному человеку, по его густому, басистому голосу, хотя, чего греха таить, каждому из нас по-отечески попадало от него. Ну да нашему брату, молодым летчикам, обязательно нужно время от времени прочищать мозги. Подполковник поздоровался с каждым за руку, каждому нашел что сказать. Спросил, какие у нас успехи, не забыли ли родной полк и товарищей.
— Вижу по глазам, техника вас устраивает, — гудел он, всматриваясь в наши лица. — Она даже наложила на вас отпечаток: возмужали, выглядите собраннее.
Нам не терпелось узнать, что нового в полку, с какой целью прилетел заместитель командира полка по политической части. Не мог же он прибыть сюда, чтобы только узнать о наших успехах. Для этого существовали телефон и другая связь, и командир эскадрильи Истомин каждый вечер докладывал о всех делах лично командиру полка полковнику Молоткову.
Здесь было что-то другое. И мы, провожая замполита до командного пункта, все расспрашивали его. Семенихин сказал, что полк превратился в настоящую школу — все учатся, начиная от солдата и кончая командиром полка, изучают конструкцию новых самолетов, на которых мы должны вернуться в полк, наставления и инструкции по инженерно-авиационной службе, по эксплуатации и технике пилотирования. Многие техники звеньев уехали на моторный завод.
Он говорил о пополнении летчиков и техников, только что прибывшем в полк:
— Хорошие ребята, грамотные. Но опыта не набрались.
Несмотря на свою полноту, если не сказать грузность, Семенихин выглядел удивительно собранно и двигался легко, точно он был надут воздухом.
— Вот как! Значит, и в полку вместо механиков из состава срочной службы будут техники- офицеры, — изумлялись мы. Нам это нравилось.
— С офицера и спрос другой, — заметил Кобадзе.
— Совершенно верно. Его и поучить можно подольше.
— И поругать покрепче, — вставил Лобанов. Все засмеялись.
— Спросить покрепче, — поправил Семенихин. — К тому же офицер из года в год будет совершенствовать свои знания, накапливать опыт.
Потом Семенихин заговорил о желании всех скорее приступить к работе на новой технике, но на вопрос, зачем он приехал, не спешил ответить.
— Потерпите, — сказал он с мягкой улыбкой. — Сегодня после занятий мы соберем пресс- конференцию, и там я удовлетворю ваше любопытство.
Смеркалось, когда Семенихин пришел в класс, где мы его ждали.
— С комфортом устроились, — он осмотрел кровати с панцирными сетками и матрацы. — Этак, пожалуй, вас отсюда и не выкуришь.
— Готовы хоть сейчас ехать обратно, в наш славный град, — сказал Лобанов. — Надоело здесь все.
Подполковник присел к столу, неторопливо пригладил редкий пушок на крупной шишковатой голове, внимательно посмотрел на летчиков, окружавших его тесным кольцом, потом на Лобанова:
— А ведь ехать-то туда не придется.
Его слова были для всех громом среди ясного неба. Мы молча смотрели в рот Семенихину, ожидая разъяснений.
— Да, не придется, — повторил Семенихин, стараясь не замечать нашей растерянности. — Полку приказано перебазироваться на другую точку.
— И далеко? — вырвалось у меня.
Подполковник строго посмотрел мне в глаза, он не любил, когда перебивали, но мысль о Люсе, встреча с которой оттягивалась на неопределенное время, заставила меня повторить вопрос.
— Наш старый аэродром не приспособлен для взлета и посадки реактивных самолетов. Его нужно удлинять, для чего пришлось бы отводить в сторону железную дорогу и сносить деревню. Но это не главное, и государство могло бы выделить средства. Беда в том, что аэродром рядом с городом. Мы взлетаем прямо на дома. В войну и сразу после войны жители могли мириться с шумом и грохотом над головами, учитывая еще и то, что полеты на штурмовиках проводились главным образом днем и в хорошую погоду. Но теперь другое время и для жителей и для летчиков.
Армия оснащается новой техникой, с помощью которой можно дать сокрушительный отпор любому агрессору. Вы получаете самолеты, на которых будете летать и днем, и ночью, и в солнечную погоду, и в дождь, и в снегопад.
Представьте, на что станет похожа жизнь многих тысяч людей, когда над городом все время будут реветь турбины самолетов.
Выход только одни. Жители города имеют полное право на спокойную жизнь.
— А может, жителей в другое место? — неуклюже сострил Лобанов. Но на это не обратили внимания.
Теперь мы с нетерпением ждали, когда подполковник назовет место нового базирования, ведь от этого многое зависело в жизни летчиков и техников, а он все говорил о каких-то побочных обстоятельствах, хотя они нас уже мало интересовали. Он, видимо, делал это специально, чтобы нас подготовить к сообщению, которое, как мы чувствовали, должно быть не из приятных.
И вот это место названо. Далекий лесной гарнизон в пятистах километрах от нашего милого родного города и в пятидесяти от крупного областного центра.
Сообщение было встречено очень шумно, но невесело.
Семейные заговорили о переезде и о трудностях, которые были связаны с переездом, их интересовали условия жизни на новом месте, а холостяки, известно, больше беспокоились о том, как и где они теперь будут проводить свободное время, — вопрос немаловажный.
— Ты, однако, вовремя женился, — сказал мне Лобанов с завистью. — Ведь оттуда, хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь.
— Ты вечно с глупыми прибаутками.
Что я мог ответить еще! Ведь он не знал, как Люся мечтала работать хирургом и учиться, как об этом же мечтала и ее мама. Да и неизвестно, как ко всему они отнесутся. Согласится ли Люся, дипломированный врач, поехать в этот «лесной гарнизон» (одно название чего стоит!), где, наверно, и работы не найдет.
В общем, мне было над чем подумать. Краем уха я прислушивался к тому, что рассказывал подполковник. Оказывается, он уже был в «лесном гарнизоне».
Поселок, где нам предстояло жить, располагался в верховьях той же реки, которая протекает в Люсином городе. Этому больше всего обрадовались рыболовы Шатунов и Лобанов.
— Место не очень обжитое, но и не глухомань. Сообщение с областным центром по реке, пароходы ходят каждый день, есть и дорога, но очень неважная, проселочная. Переезд на точку будет в первых числах апреля, как сойдет лед. Речное пароходство выделило полку специальный теплоход и самоходную баржу. Можете не беспокоиться, никого не оставим.
В этот вечер мы долго не ложились спать, писали домой письма, говорили о жизни, мечтали. Переезд в общем-то не очень расстроил людей, к нему относились как к делу довольно обычному. Да, пожалуй, так оно и было. Жизнь военных людей — это жизнь на колесах.
Семенихин пробыл у нас три дня. Приходил на полеты. Мы отрабатывали атаки и фотострельбу по одиночному неманеврирующему бомбардировщику. Результатами остался доволен, а лейтенанта Лобанова поставил в пример за то, что все атаки у него были не похожи одна на другую.
Вечерами он беседовал с каждым в отдельности, расспрашивал об учебе, обстоятельно записывал в
