Первым делом я пресёк кровотечение (и так потерял не меньше литра этой ценной жидкости, дальнейшие потери к добру не приведут). Затем аккуратно вытянул из ран, заодно почистив их, базальтовые осколки.
К тому времени меня уже отволокли в какую-то неосвещённую клетушку и сложили на тюфяк, поверх которого кто-то заранее положил что-то типа клеёнки или, скорее, куска линолеума. Короче, какого-то неизвестного мне, слегка пахнущего химией непромокаемого материала. В самой клетушке тоже пахло не шибко приятно: дезинфицирующей химией, кровью, гноем, горькими травяными отварами и плесневелой сыростью – короче, больницей.
Пользуясь тем, что безымянные служки оставили меня одного, я трансформировал податливый материал костюма, сгребая вынутые осколки к ногам, и простимулировал бренную плоть сразу по трём направлениям. Во-первых, проколол подколенную вену и влил в неё коктейль из десятка полезных веществ, рекомендованных к использованию при кровопотере. Содержимое фляги, являвшейся такой же частью костюма, как рукава или сапоги, тоже оказалось у меня внутри, залитое прямо в рот через выращенную трубочку (активизировать глотательный рефлекс мне было нетрудно). Во-вторых, я включил систему подогрева и занялся точечным массажем, точнее, стимуляцией активных точек на коже при помощи лёгких электрических разрядов. Ну а в-третьих, изменил в нужную сторону течения
В результате предпринятых мной действий обморок сменился глубоким восстановительным трансом, а полученные раны начали заживать в десятки раз быстрее, чем в естественных условиях. При активном участии 'нижнего' сознания скорость заживления можно было поднять ещё на порядок, а то и на два – если подключить к процессу внешние источники энергии. Но я решил, что и так едва не перестарался. Шимо – не специалист по медицине, он, можно сказать, антипод врачей, но вояки должны хотя бы в самых общих чертах разбираться в ранах… а я со своей стороны должен сделать всё, чтобы не вызвать лишних вопросов.
Только я закончил комплекс лечебных процедур, как в клетушке появились свет и гость. Свет излучала масляная лампа в руках вошедшего… нет, не так: вошедшей. Похоже, это и есть та самая Дурашка, которую собирались прислать для сидения возле моей болезной тушки, чтобы при случае свалить на неё мою кончину.
Однако я никак не ожидал, что от руки склонившейся надо мной Дурашки, медленно взмахнувшей раскрытой ладонью от моей головы к ногам, по всему телу прокатится волна слегка щекочущего тепла. Диагностические чары? Ни себе фига! А девица опровергает свою репутацию! Но даже диагностическим чарам я удивился меньше, чем тому, что за ними последовало спустя несколько секунд. Усевшись возле меня, Дурашка замычала простенькую мелодию с какими-то неправильными, если судить 'на слух', переливами и резкими скачками ритма. Однако эффект от этой мелодии был налицо: хотя я так и не понял, как она это делает, но моя сиделка явно сумела увеличить эффективность восстановительного транса раза этак в три.
Как? Почему? Это какая-то неклассическая магия, что ли?
По крайней мере, теперь понятно, почему Дурашку считают хорошей сиделкой. Если она умеет петь больным
Попробовав проникнуть в суть песни с помощью искусства друидов, я потерпел неудачу. Но не такую, как при попытке проанализировать песню оскудевшим из-за бессознательности арсеналом магии познания. Я 'промахнулся', хотя этого не должно было произойти, и вместо сути песни проник-разделил-слился с сутью певицы.
Чертовски странное это было ощущение. До галлюцинаций.
Из провонявшей больницей клетушки я перенёсся на маленькую полянку в глухом и угрюмом лесу. Совершенно невозможно было понять, что же это за лес такой: его деревья даже под прямым взглядом ускользали от попыток определить их иначе, как 'хвойные, тёмные, страшные, не пройти'. Ну а при взгляде боковым зрением эта растительность и вовсе сливались в дымно переливающуюся, глухо и недобро бормочущую, непроницаемую стену зелёной угрозы. А над лесом бурлили в потоках беззвучного ветра свинцовые тучи…
Но при этом саму полянку освещал берущийся невесть откуда яркий свет.
Полным благополучием тут не пахло даже и без леса с облаками. Поляна была жутко истоптана, местами взрыта на немалую глубину. Терпко пахли раздавленные стебли, оборванные лепестки цветов чьи-то ножищи втоптали в податливую чёрную землю. Не всё было уничтожено: немало невиданных, чудных цветов по-прежнему покачивало распустившимися бутонами, источая тонкие ароматы… но раньше, до нашествия варваров-топтунов, полянка должна была смотреться гораздо лучше.
Кстати, сам я присутствовал в этом странном месте на правах тонкой чёрной тени. Толком разглядеть себя я не мог, но судя по тому, что всё-таки можно было увидеть, у меня не имелось ни постоянной формы, ни конечностей, ни вообще тела как такового. Тень и тень: зыбкая, туманная, невесомо-тонкая до неразличимости.
Когда я огляделся ещё раз, пытаясь вычислить источник света и тепла, оживляющего поляну, то обнаружил неподалёку от себя похожую тень. Только не чёрную, а жёлто-розовую, отчётливо женственную. Подплыв к ней, я услышал едва уловимую песню. Приблизившись ещё, я услышал, как песня становится отчётливее, ещё отчётливее и ещё…
…и, открыв глаза, увидел над собой лицо поющей Дурашки.
Сказать по совести, женщину в ней с первого взгляда опознать было сложно. Перепаханное, покрытое ямками и шнурами шрамов, изувеченное до полной утраты симметрии лицо. Не раз и не два сломанная и от этого косо разбухшая переносица; задранная парой параллельных шрамов левая бровь; губы – как кривой шов, очень коротко, почти в ноль, остриженные волосы непонятного цвета… даже странно, что обладательницу настолько непривлекательного лица назвали всего-навсего Дурашкой, а не Уродкой.
Но тем удивительнее было наткнуться среди этих руин на пару светло-синих, почти таких же прозрачных, как родниковая вода в глубокой чаше, глаз. Даже сейчас, когда в них не сиял огонь разума, глаза Дурашки притягивали мой взор, как магниты притягивают железную стружку.
- Приветствуй рассвет, – внезапно оборвав пение, сказала она. Речь у неё оказалась хриплой и невнятной; трудно поверить, что только что с её едва открытых губ слетали вполне чистые и мелодичные звуки. Опять магия?..
- Что?
Ответ медлителен и монотонен:
- Начинается день. Начинается быстро. Слишком, слишком быстро. Не надо так спешить.
- Я Рин Бродяга. А как зовут тебя?
- Укройся туманом, зайди за облако. Спи, мальчик. Спи крепче.
Мои упорные попытки достучаться до неё посредством
Я сомкнул веки, и Дурашка тотчас же снова затянула свою бесконечную песню. Похоже, моё послушание и собственный голос подействовали на неё успокаивающе.
А на меня – как самое настоящее снотворное.
…но я уснул не весь, или, лучше сказать, уснул только телом. И сны мне снились странные-престранные. На полянке, окружённой Злым Лесом, я играл с поющей девочкой в прятки. Ещё мы с ней спорили о том, какого цвета Злой Лес. Девочка говорила, что он чёрно-зелёный, а я – что на самом деле он алый с белым. И что он вообще никакой не лес, потому что ало-белых лесов не бывает. Ну, разве что высшая захочет такой насадить.
А кто такая высшая? спрашивала у меня девочка. Да так, одна моя знакомая. Вполне приличная старушка, даже симпатичная. И на самом деле её зовут Сьолвэн. А тебя? Не знаю. Моё имя где-то потерялось. Может, в Злом Лесу. А может, ещё где, не помню. Я многого не помню. Так пошли искать! Я не пойду в Злой Лес! Там страшно! А я пойду. Не ходи не ходи не ходи пожалуйста не ходи! иначе ты тоже потеряешь имя и даже можешь вообще не вернуться а я не хочу снова остаться одна… Да ладно тебе. Хватит слёзы лить. Если хочешь, я останусь с тобой. Просто останусь с тобой. Ой, правда? Конечно, правда.
