— Аврора! — окликнул он ее резким голосом, но она ринулась прочь из комнаты, как будто за ней гнался сам дьявол.
Закрыв дверь своей спальни, Аврора в изнеможении прислонилась к ней спиной. Слезы застилали ей глаза, и в тусклом свете камина все окружающие ее предметы казались словно размазанными.
Непостижимым образом Бирн стоял на пути ее только зарождающегося чувства к Дону. Теперь он будет думать о ней, как о женщине достойной презрения, женщине, сочиняющей скверные истории о мужчинах.
— Аврора.— Услышав тихий голос Дона за дверью спальни, Аврора закусила губу.— Аврора, это просто глупо. Открой дверь.
Она не хотела видеть его, особенно в таком состоянии, не хотела, чтобы он понял, как сильно ее расстроил, но, с другой стороны, Дон не тот человек, который позволит держать себя за закрытой дверью в собственном доме.
Сделав глубокий вздох, она дрожащей рукой вытерла глаза и открыла дверь.
Масляная лампа, которую он держал в руке, разливала вокруг себя мягкий, золотистый свет. На мгновение Аврора вспомнила про находящуюся за его спиной картину. Мрачный Билл Лаудри сидел в кресле у стола, на котором стояла точно такая же лампа, что была сейчас в руках Дона. В ее теплом, приветливом свете он не выглядел безжалостно-жестоким. А может, так оно и было. В конце концов, против Мрачного Билла не существовало никаких прямых улик — только масса слухов и досужих измышлений.
— С тобой все в порядке? — мягко спросил Дон.
Немного поздно для чувствительных объяснений, мрачно подумала она. Он ясно дал понять, что поверил сплетням про нее.
— Разумеется,— ответила она прерывающимся голосом.
— Знаешь, я совсем не хотел обидеть тебя.
Лучше бы Дон не смотрел на нее так — забавно, с симпатией. Он, вероятно, думает, что на почве маниакальной любви к Эдвину Бирну она стала эмоционально неустойчивой. Неужели вся Ямайка думает о ней то же самое?
— Ты вовсе не обидел меня.— Ей хотелось, чтобы он ушел.— Я собираюсь лечь спать, если ты не против, конечно. Я очень устала.
— Хорошо,— сказал Дон, явно любуясь ею, и Аврора почувствовала, что вся дрожит.— Может быть, тебе лучше оставить эту лампу, пока генератор не заработает?
Она кивнула.
— Спасибо.
Он протянул ей лампу, и она взяла ее, стараясь при этом не задеть его руки. Может, это было глупо, но она чувствовала, что не выдержит даже малейшего прикосновения.
— Значит, увидимся утром? — как ни в чем не бывало спросил он.
— Да...
Аврора закрыла за ним дверь, поставила лампу на столик у кровати, сняла халат и скользнула между белыми шелковыми простынями огромной постели.
Но ей не спалось. За стенами замка завывал ветер, а масляная лампа отбрасывала странные, гротескные тени.
К чему клонит Дон? Вопросы возникали в ее воспаленном мозгу подобно мечущимся по стенам теням. Если исходить из того, что Дон абсолютно честен и требует того же от окружающих людей, то странно, что он захотел взять ее к себе на работу, поверив, что она способна ложно обвинить кого-либо.
Но если подозрения Кита справедливы и Лаудри хитроумный мошенник, уверенный в своей безнаказанности, лучшего прикрытия, чем она, не найти. Дочь человека, которого он решил обмануть, у него на службе.
Аврора зарылась лицом в подушку. Ей не хотелось верить в то, что Дон может быть настолько нечистоплотен. Но, в конце концов, она ведь смотрит на него сквозь розовые очки чувственного влечения.
Дон нравится ей, даже более чем нравится — иначе высказанные им за ужином обвинения в ее адрес не причинили бы ей такую боль.
Девушка даже застонала, так она ненавидела себя за проявленную слабость, за неумение защитить себя. Дон может в любой момент обвести ее вокруг пальца, и, если она не обуздает свои эмоции, то для нее это окончится катастрофой. Это означало, что, пока не поздно, надо было возвращаться в Манчестер.
Но эта мысль буквально разрывала ее сердце на части. Она не чувствовала себя так плохо, даже когда покидала остров пять лет назад. Правда, пять лет назад она не была влюблена в Дона Лаудри.
Нет, она решительно отказывается от этих слов! Она даже не доверяет этому человеку.
Ну, не совсем доверяет. Разве можно любить кого-либо, если не доверяешь ему?
Можно! Аврора неожиданно поняла, что безнадежно и окончательно влюблена в Дона. Неважно, что он сделал, неважно, что думает о ней. Она пришла — сумасбродная, нелогичная любовь. Любовь, причиняющая боль, ибо тело ее уже признало то, что отказывался признавать разум.
Должно быть, в какой-то момент она забылась глубоким неспокойным сном.
Может быть, в этом было виновато завывание ветра за стенами замка, но во сне Авроре привиделся Бирн: возле самого уха она слышала его голос, хриплый и грубый, ощущала, как его руки рвутся к ее телу...
Раздавшийся в комнате громкий треск разбудил ее так внезапно, что поначалу Аврора совершенно растерялась. Она не понимала, где находится, и ощущала только страх, страх перед Бирном, который затаился где-то рядом.
В комнате было холодно, и кто-то громко звал ее по имени.
Неожиданно дверь с грохотом растворилась, и Аврора, тяжело дыша, села в кровати. Ворвавшийся в спальню Дон мельком взглянул на нее и пересек комнату.
— Ветер высадил окно.
Проследив за ним глазами, она увидела, что задвижка окна не выдержала, и разбудивший ее треск, вероятно, был звуком удара створки о стену. Врывающийся в комнату ветер рвал занавески, хлеставшие по лицу Дона.
Аврора секунду наблюдала за ним, в голове у нее царила полная неразбериха. Мысли о только что осознанной любви к этому человеку путались с мыслями о Бирне. Потом, нашарив лежащий рядом с ней на постели халат, она натянула его на обнаженное тело и, откинув простыню, поспешила на помощь.
Вместе с ветром в комнату врывался дождь, тотчас же промочивший их до нитки. Пока Аврора придерживала занавеси, Дон, преодолевая сопротивление ветра, пытался закрыть ставни. Это отняло у него некоторое время, но в конце концов он справился и надежно заложил засовы.
— Черт возьми! — Он пригладил мокрые волосы.— Я должен извиниться за это.
— Вряд ли это твоя вина.— Дыхание Авроры было частым, от холода и нервного потрясения ее пробирала сильная дрожь.
Глаза Дона остановились на ее фигуре, и внезапно она поняла, что тонкий белый халат, промокнув, стал почти прозрачным.
— Я дам тебе полотенце.— К ее огромному облегчению, он отвернулся и торопливо прошел в ванную.
— Спасибо.— Она взяла у него пушистую розовую купальную простыню и быстро накинула на дрожащее тело.
— Может быть, тебе лучше переодеться? — Он пошарил глазами по спальне. — Собственно говоря, ты не можешь оставаться в этой комнате — здесь слишком холодно.
— Нет, что ты, я прекрасно себя чувствую.— Но ее так трясло, что она с трудом смогла выговорить эти слова.
— Пойдем.— Он подтолкнул ее к двери прихватив по пути лампу.
В комнате, куда ее привел Дон, было гораздо теплее. Без сомнения, это была его собственная спальня. Простыни на кровати с балдахином были небрежно откинуты — очевидно, он покинул ее только что, когда услышал стук распахнувшегося окна.
Дон поставил лампу на туалетный столик.
