горячему следу. Всадники, пригибаясь вперед, безжалостно вонзали шпоры в бока резвых лошадей, взятых на секторной конюшне, а Берман трясся далеко позади.
И даже теперь, когда охота на преступника велась на открытой местности, оставалось только удивляться тому, как долго он их манежил. Попадались им на пути изгороди, на которых колючая проволока была рассечена ножом беглеца. Грунт, поначалу ровный, постепенно начинал подниматься, горы придвинулись вплотную, погоня все продолжалась. Солнце, давно прошедшее зенит, начало клониться к западу. Неужели они до ночи с ним не разделаются?
- Смотрите! Смотрите, вон он! Скорей, вон он там!
Отряд, сбившись на голой вершине ближайшего холма, напряженно вглядывался в даль, куда указывал Дилани. И все они одновременно увидели всадника, который вынырнул из оврага, поросшего колючим кустарником, и погнал свою взмыленную лошадь вверх по склону. Вдруг все разом заорали. Лошадь споткнулась и упала, выбросив всадника из седла. Он живо поднялся с земли и протянул руку к уздечке, ми не успел ухватиться за нее - лошадь вскочила на ноги и ускакала. Человек постоял секунду-другую, огляделся и, увидев приближающуюся погоню, повернул назад и скрылся в зарослях. Дилани издал торжествую щий клич:
- Ну, теперь-то ты попался! - закричал он.
Верховой отряд кинулся вниз по склонам, через долины - следы были совсем свежие, видные каждому, и вели они их все дальше и дальше, в предгорья, там-то и началась оголтелая скачка разъяренных людей вверх и вниз по горам. Минуты шли. Преследователи проскакали по пересохшему руслу речки, перемахнули еще через одну изгородь, вломились в какие-то заросли, вихрем пронеслись по лугу, заросшему диким овсом, напугав пасшийся там скот; перед ними оказался овраг, густо поросший колючим кустарником и карликовым дубом, но тут без малейшего предупреждения загремели револьверные выстрелы, пробежавшие по цепочке гонителей со скоростью пулеметной очереди, и один из полицейских сник в седле, закрыв лицо руками,- и меж пальцев у него показалась кровь.
Наконец им удалось припереть Дайка к стене: он стоял, прижавшись спиной к скале, укрываясь за вывороченными корнями упавшего дерева; в руке у него дымился револьвер.
- Ты арестован, Дайк,- крикнул шериф.- Сопротивление бессмысленно. Вся округа до одного человека против тебя!
Дайк снова выстрелил; пуля раздробила переднюю ногу лошади под шерифом.
Отряд из четверых - раненый полицейский выбыл из боя после первого выстрела Дайка, - пальнув для порядка из ружей, отступил, спешился и засел под прикрытием валунов и деревьев. Вести перестрелку, сидя верхом в этой сильно пересеченной местности, было по меньшей мере неразумно. Дайк между тем тоже прекратил стрельбу, хорошо зная, что, если он выпустит все пули, перезарядить револьвер ему уже не дадут.
- Дайк! - снова крикнул шериф.- В последний раз предлагаю - сдавайся!
Дайк не ответил. Шериф, Дилани и его приятель Кристиен вполголоса посовещались. Потом Дилани и Кристиен отделились от других и пошли по склону оврага в обход, чтобы подобраться слева и зайти Дайку в тыл.
Именно тут к ним и подоспел Берман. Трудно сказать, была ли то смелость или неосторожность с его стороны, но он подъехал к Дайку на расстояние выстрела. Может, он и в самом деле не был трусом, а может, занятый мыслью, как бы усидеть на своей уставшей, спотыкающейся лошади, не заметил, как приблизился к месту боя. Во всяком случае он не обратил внимания на залегший в укрытии отряд и, прежде чем его успели предупредить об опасности, выехал на открытое место шагах в тридцати от Дайка.
Дайк увидел его. Перед ним был его главный враг: человек, которого он ненавидел, как никого другого, за всю свою жизнь, который разорил его, довел до отчаяния и толкнул на преступление, по чьему наущению вот уже несколько недель велась эта непрерывная ужасная охота. Дайк вскочил и рванулся вперед под пули; при виде этого человека он забыл обо всем, отбросил всякую осторожность. Он готов был отдать собственную жизнь, лишь бы сперва убить Бермана!
- Уж
Дуло револьвера было шагах в пяти от огромного живота Бермана, когда Дайк нажал на спуск. Если б выстрел последовал, он убил бы врага наповал, но в этот роковой миг револьвер дал осечку.
Берман с неожиданным проворством соскочил с седла и, прикрываясь конем, пустился наутек, перебегая от дерева к дереву. После осечки Дайк стал палить, не целясь, разряжая револьвер в своего врага, не думая о том, что ждет его. Ни одна пуля не попала по назначению, и, прежде чем он успел выхватить нож, его окружили.
Не сговариваясь, не дожидаясь сигнала, повинуясь лишь интуиции, безошибочно определившей момент, преследователи - Дилани и Кристиен, с одной стороны, шериф и полицейский, с другой - бросились на Дайка. Они не стреляли. Его нужно было взять живым. Кто-то схватил лассо, висевшее на луке чьего-то седла, и они попытались связать Дайка, но не смогли.
Соотношение сил было - один к четырем; с одной стороны, четыре человека, за которыми стоял закон, с другой - один раненый грабитель, истощенный, вымотанный денной и нощной погоней, вконец ослабевший от отсутствия сна, постоянной жажды, голода и ни на секунду не покидавшего его мучительного ощущении ежеминутной опасности.
Они облепили его со всех сторон, хватали за ноги, за руки, за глотку, за волосы, наносили ударм. душили, пинали, валили с ног, катались по земле вместе с ним, с трудом подымались на ноги и снова кидалио. на него.
А Дайк все не сдавался. В этом клубке деру щихся людей, в мелькании увертливых тел, переплг тенных рук и напруженных ног перед Берманом врем и от времени возникало его пылающее лицо, налитые кровью глаза, слипшиеся от пота волосы. Он то оказывался на земле, прижатый двумя лежавшими у него на ногах полицейскими, то вдруг снова вывертывался, пытаясь подняться на одно колено, а то неожиданно вставал во весь рост, хотя часть врагов, пытаясь ему помешать, висла на нем. Его огромная сила словно удвоилась; когда его хватали за руки, он бодался, как бык. Много раз казалось, что его вот-вот одолеют, но и идруг высвобождал руку, ногу, плечо, и враги, считавшие, что справились с ним, на мгновение овладевшие своей жертвой, стиснувшие ее, державшие железной хваткой, вдруг отцеплялись, потому что Дайк отшвыривал кого-то прочь, и тот, обливаясь кровью, катился кубарем, а сам он, уворачиваясь от ударов и расталкивая наседавших противников, пятился, работая в то же время кулачищами, как поршнями, и волоча за собой всех, кто висел на нем.
Он несколько раз вырывался у них из рук и какое-то мгновение стоял почти свободный, тяжело дыша, дико вращая глазами, в изодранной в клочья одежде, окровавленный, обливающийся потом, страшный,- но почти свободный! И в один из таких моментов шериф воскликнул вполголоса:
- Черт возьми, да ведь он у нас еще уйдет!
Но Берман наблюдал за схваткой спокойно.
- Все это говорит, что упрямства у него хоть отбавляй,- заметил он,- но вот насчет здравого смысла слабовато.
Увы, как ни вырывался Дайк из цепких рук и железных объятий, как ни расшвыривал наседавших на него врагов, как ни отвоевывал мгновения свободы - каждый раз оказывалось, что кто-нибудь из нападавших да повиснет у него на руке, на ноге, на шее, а остальные, переведя дух, тоже накидывались на него, несокрушимые, беспощадные, свирепые, как собачья свора, спущенная на волка.
Наконец двоим из них удалось свести вместе запястья Дайка, и шериф, изловчившись, защелкнул на них наручники. Но даже тут Дайк, орудуя стальными наручниками как средством нападения, умудрился так стукнуть ими по лбу Дилани, что тот свалился с ног. Нo он больше уже не мог обороняться от тех, кто нападал на него с тыла, и лассо наконец было наброшено на него; руки оказались крепко примотанными к боксам. Дальнейшее сопротивление стало бесполезным.
Раненый полицейский сидел на земле, привалившись к валуну и поддерживая двумя руками окровавленную челюсть. Лошадь шерифа с раздробленной ногой пришлось пристрелить. Лоб Дилани был рассечен до самого виска. У шерифа была вывихнута правая кисть. Второй полицейский до того обессилел, что не мог без посторонней помощи сесть в седло.
Он и сам впал в полуобморочное состояние, пошатнулся и не мог сделать ни шагу. Его усадили на кобылу Энникстера, и шериф повел лошадь в поводу, Берману пришлось поддерживать Дайка сбоку.
