Страница седьмая
После концерта — танцы под джазовый оркестр. Играют фабричные парни, и так фальшивят, что слоны не захотели бы танцевать. Но ребята и девчата танцуют вовсю.
Если бы я тоже умел танцевать! Может быть, пригласил бы Леру, которая теперь кружится с Германом. А ведь не научился потому, что считал это бесполезным занятием. Ну и наивным же я был.
Народу в фойе много, и я отхожу в сторонку, сажусь у стены, на которой висит фабричная Доска почета. Очень удобное место для наблюдения.
Полковые ребята из числа старичков имеют на фабрике подружек. Танцуют с ними все подряд. Неизвестно, когда еще удастся вырваться в город. В следующее воскресенье очередь другим идти. В лучшем случае можно увидеться с девушкой через полмесяца. А в худшем? Об этом не стоит и говорить. Солдатская служба плохо к свиданиям приспособлена.
Новички вроде меня жмутся к стенам, приглашать девушек стесняются. Впрочем, не танцуя, можно интересно провести время. Например, смотреть, кто как танцует.
Ко мне подсаживается Бордюжа. Бритая голова его блестит, как дыня. Спрашивает, почему не танцую.
— Не умею.
— И я не умею, — пыхтит он. — Если бы ярославскую кадриль играли, я бы оторвал подметки. — Он смеется над своим остроумием.
— Можно заказать.
— Посидим. Экие крали здесь. А прически!
Прически у Девчат и в самом деле необычные: огромные, колыхающиеся… И все они словно пожаловали с витрины столичного универмага.
— А вот та рыженькая на мою похожа, — с радостью объявляет дядюшка Саня, потом вздыхает. — Только моя без хвостика на затылке. А такая же с виду пугливая. И бесенята в глазах, как у моей.
Я вспоминаю, что его провожала низенькая, пришибленная горем молодая женщина в таком же, как он был сам, сером бумажном пиджачке с ребенком на руках. Они все шептались с Бордюжей, косо и даже с опаской поглядывая на окружающих. А в ногах у них лежал баян.
«Ну не странно ли это, — думаю я. — Оба умеем играть, и оба не танцуем».
— Давно женат? — спрашиваю я.
— Давненько. А что?
— Так просто.
— Рановато, конечно, обзавелся семейством. Согрешили мы раньше времени. Ну и вынудились. Конечно, не тужу. Она бабка хозяйственная и пригожая. С ней не заскучаешь.
Меня смущает откровенность Бордюжи. Он улыбается:
— А ты, наверно, еще и живой женщины не щупал? В точку попал?
Я чувствую, как краснею. Он смеется. Его голос заставляет некоторых оборачиваться.
— Разве в этом дело? — говорю я, досадуя на то, что он подсел ко мне.
— А в чем же?
Я пожимаю плечами, не зная, как отвязаться от этого грубоватого, недалекого парня. «Пресняк» — так однажды назвал его Мотыль. Сам не знаю, почему я вдруг вспомнил об этом.
— Давай лучше послушаем музыку, — говорю Бор-дюже.
— Как хошь, — отвечает он. Посидев немного молча, поднимается с лавки, потягивается. — Пойду попью.
Едва он скрывается за поворотом, я тоже встаю, намереваясь сменить место.
И тут меня увидел Герман. Он снова танцует с Лерой. Нахально обнял девушку за спину обеими руками и, склонив голову к ее блестящим гладкозачесанным волосам, что-то рассказывает ей доверительно. Когда танец кончается, он и Лера подходят ко мне.
— А мы, коллега, хотели тебя с собаками искать, — улыбается Мотыль. — Клянусь!
Музыканты начинают играть танго. Мотыль подмигивает мне и говорит:
— Станцуйте, а я покурю.
— Пожалуйста, — соглашается Лера.
— К сожалению, не танцую этот танец, — извиняюсь я, хотя, если бы заиграли фокстрот или вальс, я вынужден был бы сказать, в общем, то же самое.
— Если действительно к сожалению, то я научу, — говорит девушка и смотрит на меня вопросительно. — Это просто. Особенно вам.
— Почему так думаете? Я страшно неповоротлив, знаете ли.
— Господи, да вы же музыкант. А здесь главное ритм. И больше ничего.
К нам пробирается, лучезарно улыбаясь, заведующий клубом Полстянкин. Галантно кланяется, приглашая Леру на танец. Сквозь редкие, смазанные чем-то блестящим волосы виднеется белая, как пергамент, проплешина.
— Опоздали, Леонтий Спиридонович. — Она поворачивается ко мне и подает руку. Полстянкин извиняется, ретируясь, прикладывает к груди руку.
— Я ведь ни разу не танцевал, — вырывается у меня. — Ни разу в жизни. Честное слово!
— Это ничего. — И она кладет свою руку мне на плечо. — Увереннее надо, чтобы я чувствовала вас, понимаете? — говорит Лера. — Не бойтесь, не обожгу.
— Я вовсе и не боюсь, — зачем-то начинаю оправдываться. Прижимаю выпрямленную ладонь к Лериной спине. Пальцы упираются в лопатку. Девушка смотрит, как мне кажется, поощрительным взглядом.
— А теперь два шага вперед и шаг в сторону. Начинайте.
И я начинаю.
— Не делайте большущих шагов, — говорит Дера. — И не гните ноги в коленях.
Я, как испортившийся автомат, двигаю ногами, толкая танцующих. Лера словно слилась со мной, чувствует каждое мое движение, предугадывает.
— Еще меньше шаги, — подсказывает она. — Представьте, что ваши ноги спутаны. Направляйте меня в ту сторону, где меньше народу.
Нас тоже толкают. Несколько раз наступаю сапожищами Лере на ногу.
Мне хочется разговаривать с Лерой беззаботно и непринужденно, как это умеет делать Герман. Я все думаю, что бы такое ввернуть для начала, но ничего не могу придумать, кроме очередного — уже сотого — извинения, когда кто-то толкает нас.
— Ничего, — говорит она и на этот раз смотрит мне в лицо. Я тоже смотрю. Ее глаза так близко, что вижу в темных зрачках свое отражение.
Она улыбается милой, чуть дрожащей улыбкой и, осторожно сняв с моего плеча руку, вынимает из-за рукава крохотный розовый платочек. Вытирает мне лоб и виски. От платка пахнет духами.
Я так растрогался, что позабыл ее поблагодарить.
Музыканты кончают играть, ребята ведут девушек на места, поддерживая за руку. Я поступаю таким же образом, взяв Леру за хрупкий острый локоток. Она идет, как по проволочке, оттянула пальцы в стороны. Пока мы не дошли до места, мне хочется сказать ей что-то очень необычное. Я испытываю и радость и сожаление. Боюсь, что нас поджидает около кадки с пальмой Герман. Заиграет музыка, они уйдут танцевать. А этого мне больше всего не хочется.
Однако Герман нас не поджидает. И тогда я пугаюсь, не зная, что делать с девушкой. Встаем к стене.
— Вы, наверно, давно танцуете? — спрашиваю, лишь бы поддержать разговор.
— Когда училась еще в техникуме. «Вот как! Уж окончила техникум!»
— Какой же? — спрашиваю у Леры.
— Что какой? — не понимает она. Да, меня трудно понять. Совсем растерялся.
— Я про техникум.
