высотах».
Молодой коммунист Веряскин хорошо помнил выступления коммунистов на партийном собрании, посвященном учениям. Там и он дал обязательство продемонстрировать во время учений высокое боевое мастерство. Теперь настало время претворить слова в дело.
Монотонно гудели двигатели в тысячи лошадиных сил. И все эти силы были подчинены летчику. Это было приятно сознавать.
Одним коротким движением руки, которая уверенно лежала на секторе газа, он мог пускать эти силы в работу, мог сдерживать их напор, а мог и совсем остановить. Но сейчас летчику недоставало мощности, получаемой от двигателей. Веряскин включил форсаж — новый, неиспользованный еще резерв сил. Самолет увеличил скорость. Он летел, как пуля. С острых стреловидных плоскостей срывались белые струйки воздуха. Летчик почувствовал, как изменилась нагрузка на ручку управления, — знакомое явление при подходе к сверхзвуковой скорости. Стрелки приборов слегка подергивались.
Через мгновение Веряскину показалось, что самолет замедлил движение, но стрелка указателя скорости продолжала плавно двигаться по циферблату к большим цифрам. Стрелка указателя числа М, показывающая скорость полета по сравнению со скоростью распространения звука, подходила к единице, а через несколько мгновений перескочила ее. И вдруг самолет словно вырвался из густой невидимой массы, которая сдерживала его полет. Приборы успокоились. Самолет пробил звуковой барьер и продолжал набирать скорость. Через минуту она достигла заданной с командного пункта.
Обветренное лицо летчика с упрямой морщиной на переносице расплылось в довольной улыбке.
— Впереди цель, — послышался в наушниках голос штурмана наведения. Но летчик уже обнаружил цель, видел то, чего не могли увидеть операторы на своих экранах.
Цель состояла из двух скоростных бомбардировщиков, идущих близко один от другого. Там, на земле, за сотни километров отсюда, на индикаторе кругового обзора они казались одной маленькой серебристой точкой.
Улыбка слетела с лица летчика, широкие, выгоревшие на солнце брови сошлись в одну черту. Голубые глаза сузились в напряженной настороженности. О своих наблюдениях Веряскин немедленно доложил на КП. Он еще не успел передать характеристику цели, когда она разделилась. Один самолет сделал крен и с резким снижением пошел в сторону важного стратегического объекта. Он словно проваливался в бездонную пропасть.
Раздумывать было некогда. Каждая секунда промедления была наруку противнику, который продолжал углубляться в наш тыл.
— Атакую! — передал Веряскин на КП. Теперь все свое внимание он сосредоточил на прицеле, на искусственном изображении цели. Через несколько секунд летчик доложил:
— Атаку выполнил! Самолет сбит. Вторая цель применила помехи. Потерял ее из виду.
Случись все это несколько лет назад, противник, возможно, проскочил бы через район, охраняемый перехватчиками. Возможно, он подошел бы к важному стратегическому объекту и сбросил бы на него атомную или водородную бомбу, равную по силе всем взрывчатым веществам, которые были сброшены на фашистскую Германию за годы второй мировой войны…
Именно так представляют себе агрессоры тактику новой войны: использовать тысячи сверхдальних бомбардировщиков, среди которых будут и самолеты — носители ядерных бомб большой разрушительной силы.
Вот почему теперь перед войсками ПВО стоит задача — не допустить в наше небо ни один самолет врага. И это под силу нашим войскам, оснащенным новейшими видами оружия.
На пути к объекту, к которому направился второй самолет, стояли огневые позиции ракетчиков. Ракетчики с помощью мощных локаторов внимательно следили за перехватом.
Они видели, как разделилась цель и один из самолетов пошел по направлению к зоне действия зенитно-ракетных войск. Они слышали команды, которые передавал летчику-перехватчику штурман наведения истребительного полка, слышали ответы летчика и ждали команды.
А рядом смотрели в небо остроносые ракеты — самое мощное и надежное оружие на земле. О силе и боевых свойствах его стало известно всему миру, когда первой же ракетой был сбит американский шпион Пауэре, пытавшийся на большой высоте проникнуть к нашим оборонным объектам.
Летчик Веряскин продолжал поиск второго бомбардировщика. И тут на КП истребительного полка поступила команда от вышестоящего штаба:
— Истребитель вывести из боя. Цель передана для уничтожения зенитно-ракетным войскам.
Штурман наведения продублировал команду перехватчику.
Веряскин отвернул от цели. Он представил на мгновение радиолокационную станцию и склонившихся над индикатором кругового обзора операторов.
Каким же мастерством надо обладать, чтобы не спутать эти отметки, одна из которых — электронная тень самолета Веряскина, другая — «противник», с огромной скоростью мчащийся на большой высоте и скрытый от взоров людей толстым слоем облаков!
Летчик был еще далеко от аэродрома, а на КП истребительного полка уже стало известно, что бомбардировщик «противника» «сбит» первой же ракетой.
НАД МОРЕМ
Старшему лейтенанту Гусарову показалось, что на самолете вышел из строя бортовой радиолокатор. Вспыхнувшая на отражателе «птичка» — так летчики называют искусственное изображение цели — вела себя неустойчиво.
Саму цель Гусаров не видел, так как полет проходил ночью, а «птичка» все время перемещалась по отражателю, пропадала и снова появлялась. И это в самый ответственный момент, когда его навели на цель и он уже сблизился с ней на дистанцию открытия огня. Оставалось чуть-чуть довернуть самолет и нажать на кнопку фотопулемета…
Широкое и без того красное лицо летчика, стянутое у подбородка кислородной маской, теперь побагровело от досады.
А к цели уже подходил другой перехватчик, который должен был повторить упражнение Гусарова, как только тот выйдет из атаки и отвалит в сторону. Гусаров слышал команды с КП, передаваемые второму летчику.
«Что он с ума сошел? — подумал Гусаров о штурмане наведения. — Ведь этак перехватчик может перепутать меня с целью и обстрелять…»
Не мешкая, он сделал левый крен и с большим снижением стал уходить от цели в сторону.
На высоте одиннадцати тысяч метров по краям плоскостей вокруг красного и зеленого аэронавигационных огней появились ореолы, словно в лампочки поступило дополнительное электричество. Это признак того, что самолет попал в дымку.
Гусаров решил выводить машину в горизонтальный полет. Взгляд летчика случайно упал вниз, густые рыжеватые брови подпрыгнули кверху, глаза расширились: нет, это невероятно! Прямо под ним, в непроглядной черноте, сверкали звезды Большой Медведицы.
— Неужели я перевернулся вниз головой? — с испугом подумал Гусаров.
В следующее мгновение летчик посмотрел вверх и снова увидел звезды. Звезды окружали самолет со всех сторон. Гусарову казалось, что он попал в огромный черный мешок, набитый звездами. И теперь ему не выбраться живым из этого мешка.
Потеря пространственной ориентировки — что может быть страшнее для летчика в слепом полете? Тут верная гибель, Гусаров это прекрасно понимал.
Приборы! Вот когда он, наконец, вспомнил о них. Приборы! Только они расскажут, куда и как он летит.
Авиагоризонт показывал, что самолет шел с креном.
Летчик выровнял машину, но скорость продолжала увеличиваться, потому что самолет все еще снижался, точно спускался с огромной горы в темную пропасть.
