— Приблизительно так.
— Дай-ка я тебя за это еще разочек поцелую! — Наташка привалилась к Агнии Львовне и принялась обцеловывать ее лицо, приговаривая: — Булочка моя мяконькая, сладенькая, кругленькая, сдобненькая и с изюмчиком! У-у, какая симпатичная изюминка! Ты у нас приятная во всех отношениях старушка с изюминкой! — «Изюминкой» Наташка называла круглую родинку на щеке бабушки, в которой, на взгляд самой Агнии Львовны, ровным счетом ничего симпатичного не было, да еще и волоски из нее торчали. Наташка вдруг вскочила с постели.
— Ой, Булочка! А ведь я тебе подарок испекла! — Она стала развязывать коробку с тортом. — Только он, знаешь, не очень у меня получился. Но я так старалась, так старалась!
Она сняла крышку, и под ней оказался пирог. С одной стороны поднявшийся каким-то пористым утесом, а с другой совершенно осевший, но зато подгорелый почти до черноты; а посередине пирог был вроде и ничего, нормально пропечен, но почему-то корочка на нем лопнула и из трещины лезла капустная начинка.
— Мда-а… — протянула Агния Львовна. — Вид неказистый… Но, может, он на вкус зато хорош.
— Знаешь, Булочка, он и на вкус, по-моему, не очень… Хочешь, попробуем?
— Ну конечно хочу!
— Ты лежи, лежи! Я тебе в кровать подам! Пирог был ничего, местами даже съедобный — там, где он пропекся, но не подгорел, вот только начинка была повсеместно пересолена!
— Понимаешь, Булочка, я ведь из кислой капусты начинку делала, ну и просчиталась с солью…
— А ты соль клала по частям и пробовала при этом?
— Ну что ты, Булочка! Я же торопилась!
— Вот и результат. Ну ничего, детка, благодаря тебе у меня есть все-таки номинальный пирог для гостей. Что за день рожденья без пирога, верно?
— Верно, Булочка! Только ты Катерине не говори, что это я его пекла, ладно? И вообще никому не говори: пусть думают, что это ты по болезни с пирогом не справилась. Ведь могла ты один; раз в жизни неправильный пирог испечь?
— Теоретически могла. Что взять с больного человека, верно?
— Ве-е-ерно!
— Возьми на кухне большое блюдо и выложи на него этот «мой» пирог.
— Булочка! Я тебя ужасно люблю!
— Взаимно, дорогая, взаимно.
Пирог был выложен на блюдо, и стол снова приобрел почти праздничный вид. Тут зазвенел звонок.
— Ой, это или мама с папой, или Катюха со своим Марковкиным! Я открою, не вставай, Булочка!
— Открой. А по пути занеси на кухню коробку из-под пирога и запихни ее куда-нибудь с глаз подальше.
Наташка послала бабушке воздушный поцелуй, потом метнулась на кухню прятать улики и только после этого отправилась открывать дверь.
Вошла старшая внучка Екатерина со своим мужем Марком. Катюша несла в руке букет, а Марк — торт, на этот раз определенно настоящий, потому что верхняя крышка у него была прозрачной и сквозь нее было видно что-то пышное, белое с розовым.
— Привет, Наталья! — сказала Катюша. Увидев Агнию Львовну в постели, она кинулась к ней. — Бабулечка, что с тобой? Приболела? Надеюсь, ничего серьезного?
— Спина.
— А врач у тебя был?
— Да не нужен мне врач, Катюша. Это я про сто устала… пока пирог пекла.
— Так зачем же ты с ним возилась? Позвонила бы мне — я бы сама тебе испекла! Бедненькая ты моя старушенька! А теплым поясницу завязала?
— Завязала.
— А покажи!
Агния Львовна послушно откинула одеяло и продемонстрировала пуховый платок на талии.
— Молодец! Ну а стол мы тебе сейчас сами устроим. Ты только лежи и ни о чем не переживай. Марк, пошли в магазин и на рынок!
— Я с вами! — закричала Наташка.
— А кто с бабушкой останется?
— А кто вкусности выбирать будет? Вы же без меня не справитесь.
— Ладно, давай и ты. Как же без тебя.
— Ура! Марковкин, там на кухне стоит сумка на колесиках, захвати ее!
— Наташенька, да разве можно зятя, мужа старшей сестры, звать Марковкиным? — спросила Агния Львовна.
— Какого-нибудь зятя, может, и нельзя, а Марковкина — можно! Катерина сама его так зовет!
— Пусть зовут как хотят, Агния Львовна, лишь бы уважали, — сказал Марк.
— Когда заслуживаешь — уважаем! — сказала Наталья и показала Марку язык.
— Бабулечка, а где ключ от квартиры, чтобы нам не звонить и тебя не подымать с постели? — спросила Катюша, выглядывая из прихожей.
— А там же, в сумке, в боковом кармашке! Нашла?
— Нашла. Тут еще кошелек и очки. Они тебе нужны?
— Нет, это уличные очки, а кошелек пустой.
— Понятно… Ну, ты не скучай, мы скоро!
— Катюша, если будете заходить на рынок, возьмите немного сулугуни, хорошо?
— А разве?.. Ладно, мы не забудем, бабулечка, купим тебе сулугуни!
Молодежь отправилась за покупками, и Агния Львовна снова принялась за «Иоанна Дамаскина». Ей было немножко стыдно, что так получилось: внуки об угощении хлопочут, а она лежит-полеживает, книжечку почитывает! Но книга уж очень ей нравилась, и вскоре она увлеклась чтением и опять про все забыла.
Через час она услышала, как в дверном замке поворачивается ключ. Она подумала, что это Лика или Варвара, и продолжала читать. Но вошли Артем и Надежда, сын с невесткой, с пакетами в руках. Артем подошел к матери.
— Мам, с днем рожденья тебя! Расти большая, слушайся детей и внуков! — пробасил он, целуя мать и осторожно приподнимая ее вместе с по душкой и «Иоанном Дамаскиным». — Мы возле рынка встретили наших ребят, и они дали нам ключ. Они следом идут, только еще в булочную хотят заглянуть. Чего это ты болеть надумала?
— Да это только спина, не волнуйся, Артюша!
— Ну, смотри… Ладно, я пошел на кухню воду для пельменей ставить.
Наденька положила пакеты у дверей и тоже подошла к Агнии Львовне, наклонилась, поцеловала.
— С днем рожденья, мама! Что с вами? Только спина, больше ничего?
— Нет-нет, это только радикулит.
— Уборку делали?
— Ну, как же без уборки ко дню рожденья?
— А позвонить и позвать?
— Ну что ты, Наденька! Вы все работаете, Наташка учится. Вот только того не хватало, чтобы вы ко мне приходили полы мыть!
— Так вы еще и пол с больной спиной мыли, мама?! Ну, тогда все понятно! Нет, надо вам переезжать к нам. Есть же место, Катюшина комната освободилась — ну почему бы вам к нам не переселиться?
— Наденька, золотко, а на кого ж я своих подружек оставлю? У них же никого, кроме меня, близких нет!
— Как это — нет близких? У Варвары Симеоновны, помнится, тоже есть сын и невестка а также двое вполне взрослых внуков.
