одновременно вместе и, желательно, с какой-либо более менее разумной версией… Впрочем, я хотел с тобой поговорить не об этом.
Алекс насторожился.
— Позавчера вечером рыбаки обнаружили тело в озере, — продолжал Комаровский, рассеянно помешивая ложкой остывающий чай. — Это женщина, примерно двадцати пяти-тридцати лет, волосы длинные чёрные, глаза зелёные, ростом около метра семидесяти и весом пятьдесят четыре килограмма. Она была одета в тёмно-серое длинное платье, и при ней было обнаружено несколько довольно-таки интересных предметов, один из которых напоминал нашу находку на полярной станции — та же руническая лента, те же формы и узоры. Самым приметным было то, что на её лице имелись еле заметные следы давнего ожога.
У Алекса перехватило дыхание. Он помнил, эту, едва видимую в слабом освещении зала, куда он привёл Анну, сеть извилистых линий, словно нарисованных лёгкими взмахами тоненькой кисточки на левой щеке и на лбу девушки.
— А что там ещё было?
— Цветы, Лёш. Вереск белый. Целая охапка свежих цветов, которые были сложены на берегу озера, там же и лежала небольшая сумка из ткани.
— А как её нашли?
— Рыбаки рассказывают, что она лежала у берега, лицом по направлению к середине озера и на первый взгляд казалось, что она просто захлебнулась в воде. Однако, подождём результаты вскрытия, чтобы была ясна полная картина.
— А что они ещё говорили?
— Советовали обратиться за помощью к шаманам, говоря, что оленеводы меня знают и могут мне помочь в расследовании дела.
— И как?
— Я не верю в их сверхъестественные способности, Лёш. Шаманы впадают в состояние экстаза, которое им помогает сосредоточиться на тех сигналах органов чувств, которые обычно проходят мимо сознания. И этому находит объяснения те случаи, когда люди указывают на то, что какой-либо шаман нашёл потерявшихся где-то далеко от жилья людей и животных. А мне так кажется, да и у нас в отделе мнение таково, что умение шамана обнаруживать спрятанную вещь или находить воров можно объяснить лишь его способностью почувствовать какие-то особенности в состоянии другого человека. Ты ж понимаешь, они живут отдельными общинами, которые знают друг друга — привычки, особенности…можно даже почувствовать настроение человека, которого ты давно знаешь и можешь понять его без слов.
— А как же современные шаманы? Все эти ритуалы…
— Сейчас осталась лишь внешняя яркая атрибутика — костюм, бубен, импровизация танца, таким привлечь внимание можно суеверных и любопытных людей.
— Значит, вы не работаете с таким контингентом, Виталий Сергеевич?
— Ну, — следователь помялся, — мне не известен ни один достоверный случай, когда шаман- экстрасенс помог бы следственным органам раскрыть какие бы то ни было преступления. Когда я проходил практику в более молодые годы, к нам поступило заявление о том, что пропал человек. Родственники пропавшего решили обратиться к местной «знаменитости», который принялся их увещевать, что он жив, здоров и скоро вернётся домой, однако, до сих пор ни ответа, ни привета… — Комаровский сделал паузу, бросив быстрый взгляд на Алекса. — В общем, если уж и кто-то из моих коллег и обращался к этим товарищам, то положительных результатом не было, кроме потерянного времени. Где-то, слышал пытались с их помощью отыскать места захоронения трупов, но положительных результатов тоже не получено.
— Ясно, — отозвался Алекс. — А вы не узнали, где жила та девушка?
— Нет, сам труп пока значится как неопознанный, но чтобы удостовериться, что это та самая Аня, тебе надо её опознать, Лёш. Процедура неприятная, но, по крайней мере, хоть что-то нам станет известно. При девушке не было никаких документов, а поиск по базе ничего не дал.
— Хорошо, — согласился Алекс. — Когда?
— Завтра, в половине первого приезжай, это займёт минут пятнадцать на всё про всё.
— Договорились.
Низкие тёмно-серые облака тяжёлой свинцовой массой заволокли небо над городком. Они висели так низко, что, казалось, немногочисленные пятиэтажные здания их касались своими крышами, теряющимися в полупрозрачной белёсой пелене. Немногочисленные автомобили словно плыли по широким дорогам, останавливаясь там, где еле различимый в тумане светофор, мигая, зажигался красным светом. В многочисленных закоулках города туман привычно собирался в зыбкие клочья, которые развеивали редкие порывы прохладного летнего ветра.
Вика видела издалека город, ставший ей уже родным, хотя она не прожила там ещё и года, однако, с этим городком у неё уже были связаны определённые события, которые не оставляли равнодушными людей, связанных одной судьбой и одними дорогами, которые имели обыкновение пересекаться при самых необычных ситуациях.
Девушка смутно помнила, как провела последние часы, медленно двигаясь вперёд как сомнамбула, с широко раскрытыми глазами, инстинктивно цепляясь за деревья и попадавшиеся ей на пути высокие ветви кустарников. Перед глазами у неё проплывали обрывочные воспоминания из недавних событий.
Вот она сидит на невысокой скамье, застеленной шкурами, у стола и намазывает маслом кусок хлеба, на который сверху костяной ложкой накладывает мёд. Женщины усадьбы вскоре переняли привычку делать такие же бутерброды, и, во время завтраков даже Исгерд подносила к тонким губам полукруглый ломоть хлеба, щедро намазанный маслом и политый мёдом. Её волосы привычно были спрятаны покрывалом, обрамлявшим костистое белое лицо с чуть раскосыми зелёными глазами, которые принадлежали ещё живой и ещё разумной женщине, чей муж рядом громко хохотал в ответ на чью-то шутку, с размаху вонзив свой кинжал в дощатый стол.
Мирная утренняя картина сменяется песчаной набережной, где Вика обнаружила те-ло Исгерд, лицо которой, с раскрытым в удивлении ртом, ещё долго снилось девушке в тревожных кошмарных снах. Женщина всегда безмолвно смотрела на девушку, лицо её в ужасе искажалось, а тело начинало сотрясаться в конвульсиях. Иногда за спиной Исгерд пылало яркое пламя, и Вика могла различить различные изображения, появляющиеся в огне — то это была раскрытая пасть дракона, напоминавшая нос драккара, то это были деревянные статуи богов викингов, расколотые пополам и усеянные вереницей рун, нанесённых красной краской. Девушка не понимала значения этих снов, но Исгерд являлась регулярно, всякий раз рассматривая девушку с ужасом и болью на исхудалом постаревшем лице. В сознании девушки, казалось, навсегда останется эта картина — Исгерд улыбается мёртвой, застывшей улыбкой, где края её верхней губы приподнимаются, обнажая остатки пожелтевших мелких зубов.
Кошмар понемногу отступал, и Вика слышала тихий голос Сигурда, который успокаивающе гладит её по щеке, стараясь прогнать ночной кошмар. Скоро девушка уже бежала за ним в ночную тьму, где над бескрайними снежными полями разливалось разноцветными красками северное сияние, и в этом видении Вика увидела в его палитре желанные фиолетовые оттенки, которые смешивались с ярко-розовым цветом, являя собой поистине фантастическое сочетание.
Небо побледнело, и пошёл дождь, разом уничтоживший всё былое великолепие и смывая яркие краски, превращая окружающий мир в смешение всех оттенков серого цвета.
Сигурд лежал в своей постели, и какая-то девушка в тёмном платье положила ему на грудь пригоршню снега, стараясь сбить жар, охвативший ярла. Лица девушки Вика не видела, но взгляд её упал на небрежно брошенный на скамью меховой плащ из лисьих шкур, Вика узнала в нём плащ Снёлауг. Тем временем, женская фигура у кровати раскачивалась из стороны в сторону, и до Вики доносился повторяющийся напев, усиливая голос и ему вторил завывающий на улице ветер, который ворвался в комнату и стал кружиться, поднимая в воздух всё, что находилось на полу. Внезапно ветер стих, начав распадаться в хлопья пепла, который усеивал уже опустевшую кровать Сигурда.
Тем временем, небо над городком постепенно темнело — надвигались сумерки. Улицы города к вечеру опустели и лишь кое-где мелькали в свете уличных фонарей редкие прохожие, торопившиеся домой в сгущающемся сиреневом полумраке. С порывами ветра издалека доносился дым далёких костров с того
