поводу галлюцинаций… Когда ваша сестра засыпает, то она разговаривает во сне, а когда просыпается, то её состояние периодически меняется — то она начинает разговаривать с кем-то, уставившись в одну точку, то всё пытается куда-то бежать, то наоборот, спрятаться и даже на процедуры её отводить иногда сложно — девушка ни в какую не хочет покидать палату. Её память проявляется сейчас настолько ярко, что события текущего момента как бы отходят на другой план, когда она не понимает, то, что находится в больнице и не различает людей, которые заходят к ней. На первый план выступают её воспоминания, которые она столь ярко переживает снова и снова…
— Я могу с ней поговорить?
— Да, конечно, — врач пожала плечами. — Она приняла успокоительного и вполне может поговорить с вами.
Алекс вошёл в палату — в глазах лежавшей девушки отразилось узнавание, но она не шевельнулась, осторожно наблюдая за передвижениями брата. Вся её поза выражала настороженность, будто бы девушка в любой момент ожидала нападения, готовая сразу же вскочить на ноги. Он медленно присел на краешек кровати и заговорил, стараясь сделать свой голос спокойным, чтобы сестра расслабилась и перестала враждебно коситься на него.
— Тётки наши остались ни с чем, представляешь? — говорил он, ободряюще улыбаясь ей. — Так что всё наследство родителей перешло к нам и им ни фига не осталось, Вик! А то, видимо, им тесно стало жить друг с другом и они хотели себе заиметь по квартире, однако, придётся им оставшуюся жизнь коротать в «хрущёвке».
Вика не отвечала, лишь немного расслабив пальцы, вцепившиеся в больничную подушку.
— Я вот что подумал, сестрёнка, — продолжал он, стараясь не обращать внимания на её молчание. Он знал, что Вика прекрасно его слышит. — Давай вернёмся домой? Фиг с ним, моим контрактом, просто вернёмся домой, а денег хватит, чтобы пожить без бед ещё некоторое время! И знаешь что? Доктора говорят, что твои лёгкие здоровы! А значит, у каждого из нас начнётся своя жизнь! Ты выйдешь замуж, я женюсь когда-нибудь, и всё наладится…
— Я не выйду замуж, — тихо отозвалась Вика, глядя на дверь. — Нет смысла дарить цветы тому, кто больше никогда не сможет дышать и наслаждаться их ароматом. Нет смысла улыбаться солнцу, зная, что оно светит только на тебя одного. Нет смысла любить другого, когда тот единственный отдал своё сердце небу. Нет смысла ходить по земле, зная, что другой уже давно лежит в ней.
— Ты о ком, Вик? — опешил Алекс.
— Он умер, Лёш. Умер в тот момент, когда я ещё имела силы дышать и имела желание жить, когда всё вокруг обратилось в прах.
— Кто?
— Сигурд, — Вика сделала ударение на первый слог, чуть повысив голос, но потом заговорила тихо и бесстрастно. — Я изо всех сил верила в то, что у меня есть шанс не сойти с ума, однако я теперь понимаю, что не смогу запомнить даже то, что делала пять минут назад.
— Ты поправишься, — убеждённо заявил Алекс.
Вика ответила ему странной полуулыбкой, придавшей её лицу на мгновение болезненный вид, и Алекс заметил на нём сеточку ранних морщин, несвойственных для её возраста. Сестра выглядела постаревшей, несмотря на юность, её руки с тонкими запястьями изменились — пальцы стали твёрдыми и грубыми, а на ладонях он заметил застарелые мозоли.
— Викуль, — мягко сказал он, — расскажи мне, где ты была всё это время? Мы не нашли никаких следов и даже не знали, где искать тебя? Год почти уже прошёл…
— Она запутала всех, ведь наши жизни были её единственным развлечением, — в глазах Вики блеснули слёзы. — Она ставила опыты, забавляясь с нашими судьбами, наблюдая за нами и играясь, как кошка с мышками!
— Она мертва, Вик. Я уверен в этом, хотя и не видел её тела. Там была волчица…в морге.
— Я знаю, — Вика устало прикрыла глаза. — Наездница волков приняла свой истинный облик.
— Я не понимаю… — Алекс в недоумении качал головой.
— Оставь меня, — сухо бросила Вика, не открывая глаз. — Я ничего не хочу больше. Теперь всё не имеет смысла.
Состояние Вики вскоре начало ухудшаться, и у Алекса крепла мысль, что это был последний их осмысленный разговор, когда сестра отвечала на его вопросы и понимала его слова. В дальнейшем, Вика словно забывала, о чём он только что говорил ей, отвечая на его вопросы невпопад или молча отворачиваясь от него. По ночам, когда в палату проникала кромешная тьма, и до окон не доходил уличный свет, перед глазами девушки вновь и вновь появлялись жуткие и обезображенные со временем воспоминания, которые из тревожащих снов постепенно начали проникать в окружающую реальность, вырастая из темноты перед глазами и принимая очертания нарисованных разноцветными карандашами рисунков. Яркие образы прошлого, словно обретая свою плоть, оживали перед глазами перепуганной насмерть девушки, и она принималась метаться по палате, чувствуя, как панический страх переходит в ярость. Вика снова и снова вспоминала, как она обкладывала хворостом дом Анны, снова и снова поджигая его и испытывая экстаз при виде пылающего здания. Наутро девушка просыпалась совершенно разбитой, и её подушка была мокрой от пота и слёз. Со временем, девушка потеряла даже и те редкие часы, когда она могла забыться тревожным сном перед рассветом и просыпаться при первых лучах восходящего солнца. Она ещё сильнее похудела, а под воспалёнными красными глазами пролегли тёмные круги на обескровленной коже.
Через пару недель девушку перевели в окружной клинический психоневрологический диспансер, расположенный вдали от шумных улиц и перекрёстков большого города.
Сначала Вика было пошла на поправку, однако, воспоминания неотступно следовали за ней, не давая ей покоя ни днём ни ночью. Из хаотического нагромождения лиц, которых лучше всего было видно ночью, с наступлением темноты, девушку чаще всего посещали воспоминания с участием неживой, словно каменная статуя, Исгерд, волка с горящими глазами, падающая со склона заснеженной скалы Снёлауг с расплывавшимся кровавым пятном на рыжем плаще и тысячи чёрных мотыльков, исчезающих в белеющем квадрате потолка.
Временами они появлялись по очереди, останавливаясь у двери, словно молчаливые посетители, и их лица расплывались в темноте, словно чёрные дыры с рваными краями. Вика начинала кидаться в них тем, что попадало ей под руку, пытаясь прогнать воспоминания и избавиться от их гнетущего присутствия. Времени на отдых оставалось всё меньше и меньше, девушка стремительно таяла на глазах, и её организм не реагировал на лекарства, которыми врачи пытались стабилизировать её состояние.
Впоследствии девушка впала в кому.
Алексу разрешили увидеть сестру лишь однажды, и он ужаснулся при виде притихшей девушки с усталым измождённым лицом, глубоко запавшие глаза были обведены багровыми кругами. Кожа сухих губ потрескалась, тонкие руки белели на одеяле, в локтях покрытые синяками от капельниц. Глаза Вики были закрыты, словно она забылась вечным сном, избавившим её от изнуряющих кошмаров, ставших реальностью.
Через неделю, Вика, не приходя в сознание, скончалась.
За окнами, тем временем, снова наступила северная осень, одинаково похожая и не похожая на другие осени в разных точках России. Промозглый ветер привычно безжалостно срывал с деревьев последние, уже почернев¬шие листья, которые с тихим свистом разлетались по закоулкам, почти намертво прилипая к стенам, окнам. Рваные тёмно-серые тучи, наплывавшие словно со всех сторон, наливались свинцом, собираясь в конце-концов в огромную, обволакивающую небо чёрную опухоль. Маленькая белая церквушка в такие моменты являла собой контраст с мрачным вспухшим небом, где низкие тучи ежеминутно смыкались друг с другом, подгоняемые холодными ветрами.
Алекс долго смотрел на неё, не находя в душе ни вопросов, ни ответов по поводу всех произошедших за последние годы событий. Казалось, небеса играли в лотерею, случайно выбирая себе человека и устраивая его судьбу, и никого вокруг не волновала спра-ведливость подобных деяний.
Комаровский вернулся в Новосибирск, завершив все свои дела и закрыв розыскное дело Виктории.
