МАТРОСЫ
Цикл рассказов
ГИБЕЛЬ КРОНШТАДТСКОГО ПОЛКА
Ходили слухи, что их было — тысяча, две, три. Но определенно не знали, сколько же их было.
Я знаю, что их было тысяча восемьсот восемьдесят пять. И все они, как один, похожие друг на друга, как прибрежные балтийские сосны. Великолепным шагом прошли они Якорную площадь Кронштадта и, бросив прощальный взгляд на гавань, ушли на сухопутный далекий фронт. В бумагах красавцев значилось: «Военный моряк первого морского кронштадтского полка».
17 декабря 1918 года… Полк стоит под селом Кузнецовским, на Урале. Ночью пошли белые сибирцы на матросов. Юз стучит: «Противник силой до шести тысяч штыков начал наступление на участке кронштадтцев…»
— Го–го, Марфуша, ставь самовар, гости едут!
— Гады сибирские, спать не дадут…
— Искромсаем!
— Стукнем!
Цепь в снегу… Идет передача:
— Прицел постоянный. Без приказа не стрелять…
Так. Подпускать, значит, в упор. А ночь лунная — удобная для этого. Ведь на снегу все видно.
Идут сибирцы. Смотрят матросы:
— В рай торопятся…
— Хорошо идут, ей–богу!
Пулеметчики спешно докуривают, потом некогда будет: предстоит бой, а то еще и убьют.
Табаку мало, второй номер просит:
— Оставь двадцать, а?
Потянул. Третий просит:
— Заявка на сорок…
Пососал третий, пальцы цигарка обжигает, держать нельзя, но мы народ хитрый: подденем ее на острую спичечку — и ко рту, вот на пару затяжек и хватит. На все, друг, соображение надо.
Комиссар подбадривает:
— Держись за землю, братки. Корешки пускай в нее, расти, как дерево.
Идут сибирцы…
— А ну, сыграть им, а?
— Стоп! Без торопливых. А то еще залягут…
У гангутских подначка идет:
— Мишечка, может, вам надо для безопасности партийный билет на сохранение сдать?
Мишечка глазом косит:
— Ты от себя или от хозяина треплешься?
— Мишечка, странный вопрос. Хозяев ликвидировали. (И сразу голос изменился.) А чалдоны–то близко… Во! Гляди, Миша!
— Вижу…
Сибирцы подходят: цепями, вперебежку. Интервалы по фронту — три шага. Примолкли все. Тихо. Тут у одного зубы застучали. Слышно, как снег скрипит. Командиры матросские — старые, бывалые — ловят глазом, чуют нутром: опередить сибирцев надо, ожечь их прежде, чем «ура» начнут. С «ура» легче идти, а если их раньше стегануть — труднее им наступать будет.
Братки лежат, левыми локтями под собой ямки буравят. Кто понервнее — курок поставит, чтобы не дернуть раньше других. Полковой пес, взятый с крейсера, стал подскуливать. Цыкнули — умолк. Пулеметчикам из резерва горячие чайники лётом тащат: кожуха пулеметов прогреть надо. И вот — с фланга: «По противнику! Постоянный! Пальба рот–той!»
Старый унтер голос дал — что в тринадцатом году на плацу у Исаакия:
— Рот–та!
Подождем… На выдержку берет…
— Пли!
Эх, плеснули! Ох, капнули! С елей снег посыпался…
А пулеметчики ждут. Свои «максимы» белолобые прячут. А ну, иди ближе, Колчак! Мы тебе захождение сыграем.
Загудели сибирцы. «Рр–а–а». Жидковато.
— Огонь.
Бьют матросы с рассеиванием.
— Шире рот разевай, лови!
Окапываются сибирцы…
— Хлебнули!
— Куда лезете, здесь для некурящих!..
Тихо…
Время шло. Девять атак было.
Двое суток сибирцы окружали полк, теснили его. Полк подался и занял кольцевую позицию… Окружен… К концу вторых суток, девятнадцатого декабря, в десятую атаку готовились сибирцы. Шрапнелью поливать начали.
Покрикивают в цепи братки:
— Санита–а–ры…
— Носилки…
Ответ дают:
— В цепи санитары все…
Шестая рота по семь патронов на человека имеет. Когда ты в кольце — это не богато. И вдруг:
— А ну, кто за патронами?
Вскинулись… Кто кричал?
Васька отвечает:
— Есть патроны! Кто со мной? Идем с убитых снимать…
И на белых показывает. А их на снегу, шагах в двухстах, не обери–бери.
— Поди, поди–и, тебе жару дадут. На тебя запас там есть…
Вася говорит:
— Мишечка, вы, конечно, с Тулы вагон патронов себе затребовали, и вам нет заботы, и вам этот вагон два паровоза экстренно везут.
Мишечка лежит, молчит.
— Или, Мишечка, вы разговаривать не желаете? Слабо идти, а?
Молчит Мишечка. Встал, подошел к нему Вася. С ним еще четверо. А Миша лежит, не движется. Политрук говорит:
— Ну, за Мишку никогда не думал худо, а тут не пошел…
— Коммунар!
А Мишечка лежит в цепи тихий, неразговорчивый. Тяжко ранен он.
В цепи обсуждают:
— До подъема флага продержимся?
