Она покачала головой и усмехнулась.
— Я стипендию получил. — Как же он ненавидел ей лгать.
— Значит, ты реально умный.
Макс почувствовал себя совсем худо. Он вскрыл свою банку и сделал глоток, надеясь хоть так увильнуть от ответа. Если Дэйна узнает о его матери — Да и вообще, если кто-нибудь в школе узнает о его матери, — то всему конец. Он просто сбежит. Хотя бежать ему уже некуда. По крайней мере, в этом городе. Мимо проехал еще один автобус, весь залепленный рекламой. Макс закашлялся и пролил всю свою газировку Дэйне прямо на джинсы.
— Прости. — Он стянул с себя свитер и принялся вытирать им ноги Дэйны. — Прости, пожалуйста.
На следующей остановке они вышли. Макс хотел только одного — забиться в угол и умереть. Только он не знал точно, из-за чего: из-за фото матери величиной с дом на том автобусе или из-за того, что Дэйна прочла надпись у него на спине.
— «Я трахаю лузеров», — громко произнесла она, притворившись, будто ей смешно.
Макс натянул мокрый свитер, взял Дэйну за руку и повел ее в кино.
Он был такой забавный. Совсем не похож на остальных парней. Копался со своим бумажником, потому что не мог открыть его, одновременно держа банку с газировкой и пакет с конфетами. Дэйна рассмеялась и помогла ему. Потом он настоял на том, чтобы за все заплатить, но при этом не смотрел ей в глаза, как будто стыдился или, наоборот, не хотел смущать ее. За билеты, кстати, расплатился
— Все в порядке? — спросила Дэйна, когда он вернулся. Ей хотелось обнять его. Он так странно себя вел после того, как залил ее колой.
— Да, да. Все нормально.
— Тогда, может, пойдем в зал? — Запах попкорна напомнил Дэйне о счастливых временах. Она уставилась на будку, где продавщица сыпала горячий попкорн в огромные картонные ведра.
— Сейчас. Подожди.
Через минуту он уже стоял рядом с двумя самыми большими ведрами попкорна, которые она когда- либо видела. Да этого добра на всю жизнь хватит.
— Боже, Макс. Нам плохо станет.
— Ничего, зато обоим вместе.
Макс протянул одно из ведер Дэйне — так неловко, что они едва не рассыпали попкорн по всему фойе. Каким-то чудом им все же удалось добраться до своих мест, ничего не уронив. Сидели они в самом заднем ряду. Кроме них в зале было всего четыре человека.
— У тебя кредитка есть, — прошептала она. Прозвучало как-то глупо. Свет погас.
— Ага. — Макс набил полный рот и смотрел прямо на экран.
— Откуда?
Макс лишь пожал плечами. Тихая реклама вдруг сменилась громким роликом, предупреждающим о необходимости выключить сотовые. Дэйна выудила из сумки древний «Нокиа» и выключила. Макс переключил «айфон» в беззвучный режим.
— Очередной приз? — спросила она.
— Ага, — неохотно ответил он, но не стал уточнять.
Дэйна наблюдала за тем, как он поглощает попкорн. Он явно не желал разговаривать. Она попыталась убедить себя, что это потому, что они в кино, а не потому, что он не хочет быть с ней откровенным. С тех пор как Макс появился в ее жизни, ей легче дышалось, мысль о нем придавала ей силы по утрам, делала жизнь более сносной.
— Когда ты сегодня пришла в хижину, — вдруг прошептал он, поворачиваясь к ней, — я собирался подарить тебе кое-что.
— Да? — Ей стало любопытно. Макс часто говорил неожиданные вещи. Это ей больше всего в нем нравилось.
— Но подарок украли. Меня ограбили.
— Вот черт. Ты заявил в полицию? — Дэйна хотела обнять его, показать, что ей приятно, что он хотел сделать ей сюрприз, но она словно примерзла к креслу.
Макс молча покачал головой. На экране шла реклама нового фильма.
— Но почему?
Он снова ничего не ответил.
— А что это было? Что за сюрприз?
— Компьютер, — произнес он, не отрывая взгляд от экрана.
— Ты собирался подарить мне компьютер?
Макс кивнул.
— Но это же бред какой-то. Люди не дарят компьютеры тем, кого едва знают.
— А я дарю, — прошептал он. — Тише, кино начинается.
Дэйна прикусила губу. Ну и ладно. Макс все равно, наверное, ее не поцелует.
На экране типичный американский белый домик. Дом чьей-то мечты. Маленькие мальчик и девочка играют в саду. Дэйна искоса снова глянула на Макса. Человек-загадка, не то что остальные парни. Она перевела взгляд на экран и занялась своим попкорном. Тревожная музыка не сулила ничего хорошего.
— Бритоголовый уходит. — Скривившись, Фиона вытащила изо рта кусок резинового на вкус бекона. Ей было плохо от одного вида этой еды. Она отодвинула растекшиеся лужицей консервированные помидоры, остаток яйца и поджаренный хлеб на край тарелки и пристроила рядом вилку и нож.
— Проси счет. Быстро. — Голос Броуди звучал настойчиво. Он встал. — Быстрее.
Фиона сунула в карман Иди, которая проходила мимо с подносом грязных тарелок, десять фунтов.
— Сдачи не надо, — сказала она официантке. Затем повернулась к Броуди: — Если тебе интересно, двое других мальчишек тоже уходят.
— Идем за ними.
— Что? — прошипела Фиона на ухо Броуди. — Мы не можем!
— Хочешь, чтобы я один пошел?
Фиона взяла Броуди за локоть и почувствовала, как напряжены его мускулы. Он много занимался спортом — обычно она сидела в зале, пока личный тренер руководил его занятиями на тренажерах, — но в этот раз, похоже, развитая мускулатура была ни при чем. Это было нервное напряжение.
— Да что с тобой такое? — Ей не нравилось, что эти мальчишки расстраивают его. Она вдруг ощутила желание проучить маленьких негодяев, что бы они там ни натворили.
Броуди ничего не ответил, но приноровил свой шаг к шагу Фионы. У них был свой способ ходить — как будто участвовали в беге парами, как будто не только их шаги, но и мысли были синхронизированы. По крайней мере, Фионе нравилось так думать. Так она говорила себе. Она не могла признаться себе лишь в одном: что вся эта связь, гармония, симбиоз, а также желание пойти Дальше исходили только от нее. Броуди Квинелл был совершенно слеп к ее любви.
— Мы далеко от них?
— Они впереди, метрах в пятнадцати. Остановились покурить. Прыщавый ковыряет носком ботинка мусор. Не надо дальше за ними идти. Наверное, они просто возвращаются в школу. Да и вообще, почему мы следим за какими-то мальчишками?
А что, если сейчас взять да и поцеловать его? Это бы его отвлекло. Она уже много лет не целовала мужчину. С тех пор, как Дэниел разбил ей сердце, бросив за две недели до свадьбы. Фиона внимательно посмотрела на Броуди. Его невидящий взгляд был направлен вперед, поверх ее головы. А они похожи, подумала она. Тот же твердый подбородок, те же широкие плечи. И улыбка — редкая, зато идущая прямо от сердца. Она постаралась выбросить мысли о Дэниеле из головы. Ему больше нет места в ее жизни.
— Это личное. — Губы сжались в тонкую линию, но тут же искривились в знакомой гримасе.
За долгие годы Фиона научилась распознавать эмоции Броуди, с которыми он постоянно боролся, делая все возможное, чтобы скрыть их от других. Часто Фиона сама чувствовала себя слепой, пытаясь
