вышел из кухни. По сравнению с окружавшей его белизной он чувствовал себя грязным. И еще он почему-то чувствовал, что в этот раз не выиграет.
Максу отчаянно хотелось снова увидеть Дэйну. Он не мог забыть того ощущения близости, которое испытал, прикасаясь к ее ноге через ткань джинсов. И еще он не мог выбить из головы мысль, что, возможно, он и впрямь ей нравится. Он перебирал в памяти подробности их встреч: пикник, свидание в хижине, как он сделал ей подарок у школы, их поход в кино и то время, что они провели, лежа на кровати его отца. Не так уж мало.
Он ни с кем не разговаривал с тех пор, как вчера ушла Марта. С утра лил дождь. Прихватив еду, Макс отправился в гостиную, где мать принимала своих гостей и устраивала коктейли. Он плюхнулся в дорогущее кресло, на обивку упало несколько капель шоколадного молока, и Макс быстро размазал их рукавом банного халата.
До чего же скучная комната. Ни телевизора, ни книг. Он принялся разглядывать картины, которые выбирала мать. Огромные абстрактные полотна, словно пульсирующие яркими красками, висели в каждом углу и каждой нише. Интересно, что они изображают? Может быть, обнаженное тело? На самом большом полотне, над камином, ярко-голубой и шоколадный цвета резко контрастировали друг с другом и представляли собой… неизвестно что. Макс знал, сколько стоили все эти картины. И он совершенно не понимал мать.
Он вернулся на кухню, открыл холодильник. Ничего вкусного. Салаты, разное мясо, завернутое в вощеную бумагу, сыры, какие-то паштеты, рыба, фрукты. Здорово было бы съесть сейчас пирог с мясом или сосиски с картошкой.
Макс достал телефон из кармана халата.
Ответ пришел через пару секунд.
X означает поцелуй.
У него кружилась голова, как будто сегодняшний день должен был стать лучшим в его жизни.
Они поедят жареной картошки, возможно, спустятся к ручью и станут смотреть на проезжающие поезда. Потом он предложит пойти в хижину, они сядут вместе в автомобильное кресло, их плечи будут соприкасаться, а потом… Он так отчаянно хотел поцеловать Дэйну, что у него заныло в груди.
Он был так поглощен этими мыслями, своим волнением, желанием, страхом все испортить, сказать что-нибудь не то, что сам не заметил, как открыл шкаф в кухне. Впрочем, он не удивился, поймав себя на том, что любуется деревянной панелью с ровными прорезями, в которые были вставлены десять ножей самого лучшего качества. Мать покупала только лучшее.
Возьму самый маленький, подумал он. Если что, пригодится для разрезания коробок с призами.
Он провел пальцами по рукоятке каждого ножа. Сердце забилось быстрее, как будто он играл на некоем смертельном музыкальном инструменте.
Вот этот.
Он вытащил нож из прорези.
Провел большим пальцем по лезвию. Такой острый, черт возьми.
Он бедром толкнул дверцу шкафа, чтобы она закрылась, а сам все не отрывал взгляда от пятнадцати сантиметров сверкающей стали. Он уже чувствовал себя лучше. Защищеннее.
Макс положил нож в застегивающийся на молнию карман коричневой кожаной сумки и вышел из дома. Он не мальчик, а настоящий мужчина.
Пятница и суббота, 24 и 25 апреля 2009 года
Дэннис Мастерс снова свел парней в одной комнате. Паршивцы сидели за столом, пиная друг друга и переругиваясь. Наверное, считают, что выглядят от этого более крутыми. В действительности же даже не дашь их пятнадцати-шестнадцати лет.
— Ну что, припомнили что-нибудь интересное? — На часах десять сорок. Его смена закончилась три часа назад. Хотя он так и не был дома с окончания предыдущей. Или еще раньше? Он сбился со счета. — Например, кто убил Макса Квинелла?
Подростки молчали.
— Но вы же там были, верно?
— Не-а.
— А что, если я говорил кое с кем, кто может подтвердить, что вы там были? — Дэннис хотел узнать побольше об Уоррене Лэйне.
Переглянувшись, мальчишки дружно пожали плечами. Именно из-за таких вот переглядываний Мастерс и решил допрашивать их вместе.
— Это неправда, — сказал Дрисколл сквозь зубы.
— Даже если мой свидетель готов дать показания в суде?
— Ага, — сказал Сэммс, которому придала духу смелость товарища. — Мы, блин, никого не трогали.
— А если мой свидетель — Уоррен? — Мастер в упор посмотрел на Оуэна.
Парень побледнел и опустил глаза.
— Если он чего и сказал, то он, сука, врет. Ни хрена он не знает.
— Вы являетесь членами банды? — спросил Мастерс.
— Да все сейчас в бандах, — ответил Оуэн Дрисколл. — А иначе, понимаете… — он чиркнул пальцем по горлу, — кранты иначе.
Мастерс кивнул.
— Как называется ваша банда?
Парни снова переглянулись.
— Чем скорее вы мне скажете, тем скорее выйдете отсюда.
— У нас есть права вообще-то. — Сэммс пнул ножку стола. Посыпалась краска.
— Правда, что ли? — удивился Мастерс и повернулся к Джесс: — Еще час в камере, детектив. — Он направился к двери.
— Подождите… — Дрисколл вскочил. — «Бегущие по лезвию». Вот как мы называемся. Но мы никого не трогаем, ясно?
Мастерс развернулся и быстро подошел к столу.
— Сядь, живо. — Он опустился на стул напротив парней. — «Бегущие по лезвию», значит. И у вас у всех есть ножи, да?
Парни окаменели. Другого ответа и не требовалось. Разумеется, их обыскали, когда привезли, но при себе они ножей не держали. У них, конечно, было достаточно времени, чтобы выбросить оружие или спрятать его дома, прежде чем их увезли в участок. Он вспомнил, как в прошлом году по его рекомендации провели амнистию. В полицейские участки принесли тысячу триста ножей. Он тогда копался в куче смертоносного металла палкой от швабры. Вероятно, часть этого оружия к моменту амнистии уже успела побывать в деле.
— Зачем? Зачем вам ножи? — Конечно, он знал ответ, но не мог понять его.
Сэммс и Дрисколл посмотрели сначала друг на друга, потом на Мастерса.
— Потому что без них мы трупы, — сказал Дрисколл. — Вот и все.
