лиц. Появление еще одного подозреваемого их не обрадовало, поскольку путало карты.
– Но это еще не все, – мстительно сказал я. – Можете и администратора нашего, Демина, подозревать.
– Почему же Демина? – вяло уточнил Мартынов.
Причину упадка его настроения я прекрасно знал. Слишком много участников – и никаких зацепок. А позади бессонная ночь.
– У них – у Демина с Самсоновым – тоже был конфликт, – подсказал я. – Демин деньги приворовывал, как мне кажется, А Самсонов об этом узнал. И у них с Деминым состоялся очень неприятный разговор.
Мартынов тяжело вздохнул. Мы с Бобровым смотрели на него с сочувствием.
– Идиотская ситуация, – сказал Мартынов. – Называется «подозреваются все».
– Вы найдете его, – проявил я осторожный оптимизм.
– Кого?
– Убийцу.
– Не сомневаюсь. – Мартынов усмехнулся.
Это была усмешка смертельно уставшего человека.
– Трудности возникают, когда убийство заказное. Попробуй того киллера найти. А здесь все на виду – подвыпившая компания, в которой каждый из присутствующих имел зуб на своего шефа. Два или три дня – и мы найдем его.
– Вы всех отпустите? – спросил я. – Или будете держать под стражей?
Мартынов снова вздохнул. Наверное, я прикоснулся к больной для него теме.
– Я должен всю вашу компанию отпустить. Но не сделаю этого.
Он поднял глаза, и я увидел в его взгляде холодную решимость человека, сделавшего свой выбор.
– Я буду допрашивать их всех беспрерывно по двадцать четыре часа в сутки, и это будет продолжаться до тех пор, пока не обнаружится убийца.
– А если не обнаружится? – подсказал осторожный Бобров. – Тогда вам не сносить головы.
– Я все равно его найду!
Было заметно, что Мартынов закусил удила и уже не остановится.
– Вы никому конкретно не можете предъявить обвинение, – попытался охладить его Бобров. – И потому никого не можете арестовать.
Как бывший бухгалтер, он тщательно все просчитал. Мартынов смотрел в окно и молчал, По нему было видно, что он ужасно злится – то ли на нас с Бобровым, то ли на неведомого убийцу, Что ж, его можно понять! Стоит только отпустить подозреваемых, и все неимоверно усложнится. Убийца получит передышку, и если он просто исчезнет – это будет еще самое лучшее, что может произойти. Тогда мы, по крайней мере, будем знать, кто же убил Самсонова. А если этот человек окажется умнее, он вообще ничего не будет предпринимать. И тогда вероятность того, что он будет вычислен, становится минимальной.
– Есть только один Способ, – сказал я.
Бобров и Мартынов одновременно обернулись ко мне.
– Не раскрывайте меня. Пусть я останусь все тем же Женей Колодиным, провинциалом из Вологды, которого Самсонов взял в свою передачу на роль «придурка». Вы спокойно делаете свое дело, проводите следственные действия, вызываете людей на допросы. А я буду как все. Каким был и раньше.
– Он прав, по-моему, – сказал Бобров. – Лазутчиком был, лазутчиком пусть и остается. По самсоновскому делу он накопал много интересного, и ничего не удалось бы разузнать, если бы он не видел ситуацию изнутри. Почему бы теперь не использовать тот же самый ход?
– Но при этом всех придется отпустить, – подсказал я.
Мартынов дернулся, но промолчал.
– Иначе ничего не получится, – настаивал я. – В камере не очень-то побеседуешь, да мы к тому же изолированы друг от друга.
– Можно подумать, что на свободе все не расползутся по своим норам, – буркнул Мартынов.
– На работе-то мы будем собираться.
– Какая работа? Самсонов мертв. Передача закроется, это уж наверняка.
Я усмехнулся с превосходством человека, маломальски постигшего секреты телевизионной кухни.
– Да вы что! – сказал я. – Кто же позволит этой передаче закрыться? Это огромные деньги! Это миллионы телезрителей! Это рейтинги!
Мартынов с сомнением посмотрел на меня.
– Алекперов найдет нового ведущего, – убежденно сказал я. – Вот увидите! «Шоу должно продолжаться». Слыхали такое?
– Он говорит дельные вещи, – оценил мои умственные способности Бобров и посмотрел на меня так, словно раньше имел другое представление о моем IQ[2]. – Почему бы не попробовать?
Мартынов взвесил все «за» и «против».
– Хорошо, – согласился он после долгой паузы. – Попробуем.
По его распоряжению мне принесли протоколы допросов всех участников несчастной вечеринки. Протоколы я читал Долго и вдумчиво, но ничего для себя лично не прояснил, кроме одного – в какой-то отрезок времени, непосредственно перед убийством, наш невеликий коллектив распался и каждый, хотя бы ненадолго, был предоставлен самому себе.
– Ты поосторожнее, – попросил Мартынов. – Не покажи никому из своих, что знаешь о содержании этих протоколов.
Я кивнул. И сам понимал, что проявить осведомленность – значит раскрыть себя.
– Я выпущу всех, – сказал Мартынов.
– Никого конкретно не подозреваете? – на всякий случай уточнил я.
– Конкретно – нет.
Значит – все на подозрении.
– И я под колпаком?
Больше всего мне понравилось в нем то, что он не стал юлить. Посмотрел мне прямо в глаза и ответил:
– И ты.
– Почему?
– Потому что и у тебя был повод.
Я даже не успел уточнить, что он имеет в виду, он сам сказал:
– Светлана.
Муж-рогоносец мне мог помешать, так это расшифровывалось. Лично для меня это представлялось не очень правдоподобным, поскольку я-то знал, что не убивал. А Мартынов просто обязан был и меня подозревать. Или он таким способом пытался добиться, чтобы я активнее искал убийцу? Найденный убийца – это как прощение всем нам, в том числе и мне. Я заглянул Мартынову в глаза. Но ничего не прочел в его взгляде.
Глава 28
Вся четверка стояла у входа, когда я вышел из здания. Хуже всех выглядела Светлана. Она будто постарела сразу лет на двадцать. Густая сетка морщин и темные крути под глазами. Вдова. Мне стало ее так жалко, что я чуть не обнял ее при всех.
– Ну что? – сказал Загорский.
Ответ на это хотели знать все.
Я понял: Самсонов был человеком, который их всех объединял – таких непохожих и разных. Теперь команда рассыпалась. Каждый за себя. Но это чувство еще слишком непривычно и даже пугающе – и велик соблазн оставаться вместе как можно дольше.
– Может, посидим где-нибудь в кафе? – предложил Кожемякин. – Помянем Самсонова.
– Еще чего! – дернул плечом Демин. – Меня всю ночь допрашивали, я с ног валюсь.
Кожемякин посмотрел на него с нескрываемой неприязнью, но Демин сделал вид, что не заметил этого. Или заметил, но ему сейчас все равно. Я прекрасно его понимал. Это была очень нехорошая ночь. Страшная ночь.
