Первоначально я намеревался раскрыть эту позорную ситуацию прямо в судебном заседании. Однако несколько недель назад на горизонте неожиданно появился специально назначенный прокурор Джеймс Доуд. Суд по делу об убийстве Де Франко был назначен на 22 апреля. За неделю до него мистер Доуд, незадолго до этого познакомившийся с делом, попытался вернуть его на доследование. Я возражал, и его ходатайство отклонили. Мы беседовали с Доудом в присутствии его помощника, Ричарда Макглинна. После того как он заверил меня, что лично занимается этим делом и искренне хочет установить, действительно ли его главный свидетель дает ложные показания, я согласился на доследование.
Мистер Доуд сдержал слово. Он действительно установил, что Эдвард Ленни, предполагаемый свидетель происшествия, на самом деле рассказывал историю, целиком и полностью ложную, и сочинить ее ему помогли представители власти штата Нью-Джерси. Мистер Доуд хотел немедленно снять обвинение и все подозрения с подследственных. Те согласились, но в этот момент помощники прокурора Джона Тевоса побеседовали с Эдвардом Ленни, и он снова вернулся к своим ложным показаниям. Теперь штат Нью- Джерси намеревался провести суд для того, чтобы как-то прикрыть преступные действия этих работников прокуратуры. Таким образом, моему клиенту предлагалась возможность стать жертвой классического американского синдрома — осуждения оправданием.
Я считаю, что этого нельзя допустить.
Если суд пройдет так, как планируется в данный момент, исходящее от него зловоние сделает власти штата Нью-Джерси объектом таких насмешек, каким не было ни одно правительственное учреждение со времен упразднения Звездной палаты.[6]
Конечно, было бы неплохо вывести на чистую воду этих людей при свете прожекторов, освещающих процесс по делу об убийстве, однако я считаю, что в интересах моего клиента было бы лучше потребовать немедленного расследования, чтобы установить, действительно ли вышестоящие лица заставляют мистера Доуда представить свидетелем в судебное заседание заведомого лжеца. Деньги налогоплательщиков, которые уйдут на этот суд, можно потратить с большой пользой — провести расследование и взять под стражу лиц, виновных в этом издевательстве над законом и справедливостью.
Пресса в данном случае зажата до такой степени, что публика практически не имеет информации о происходящем. Поскольку присяжных сегодня уже изолировали, хотелось бы, чтобы этот вопрос был рассмотрен немедленно. Надеюсь, ваши действия предотвратят столь прискорбное развитие событий.
Благодарю вас за внимание, проявленное к этому делу».
В целом письмо говорит само за себя. Но желаемых результатов оно не принесло. Наоборот, якобы потому, что сведения об этом письме просочились в газеты, оно послужило поводом для того, чтобы мне вынесли порицание в штате Массачусетс и на некоторое время запретили адвокатскую практику в штате Нью-Джерси. Все нижеизложенное доказывает тот факт, что адвокат, выступающий в суде, подобен волку- одиночке, это постоянный объект для охоты.
Защитник, в отличие от прокурора, всегда находится в невыгодном положении, когда дело касается защиты его профессионального статуса. За исключением каких-то особых случаев, не существует практически никакого механизма контроля за деятельностью прокуратуры, нарушающей этические, моральные и юридические нормы.
Чуть ли не каждую неделю людей отдают под суд по явно политическим мотивам, но прокуроры, принимающие участие в этих нарушениях законности, редко привлекаются к ответу. Адвоката, который честно пытается бороться с официальной болтовней и неразберихой, не защищает большое жюри, он не имеет права принимать меры против кого-либо. Он может только защищать людей, против которых приняты какие-либо меры, и поэтому нередко сам оказывается мишенью для выстрелов.
Например, Кларенса Дэрроу дважды судили в Калифорнии, и в какой-то момент его адвокат, Эрл Роджерс, был привлечен к уголовной ответственности. Большинство адвокатов, снискавших широкую известность как защитники по уголовным делам, преследовались в судебном порядке, разбирались и наказывались ассоциацией адвокатов.
Я тоже не исключение. Еще в самом начале карьеры меня туманно предупредили, что я рискую предстать перед большим жюри, если не перестану «чересчур энергично» заниматься некоторыми делами. Позже, осенью 1966 года, зимой и весной 1967 года, по мере того как увеличивался поток журнальных публикаций, я все чаще и чаще становился мишенью для критики. По тем интервью, которые мои бостонские собратья-юристы давали журналистам, я сделал заключение, что моя скандальная известность вызывает определенную враждебность. Однако до июня 1967 года стычек с Бостонской коллегией адвокатов или с кем-либо еще не было.
Это случилось уже после вынесения во Флориде обвинительного приговора Карло Копполино.[7] Для того чтобы подать апелляцию в другом штате, адвокат должен получить в высшем суде своего штата свидетельство о хорошей репутации. Мне было нужно это свидетельство, чтобы подать в окружной апелляционный суд Лейкленда, штат Флорида, прошение об освобождении под залог Карла Копполино, до тех пор пока мы будем обжаловать приговор. Я был немало удивлен, когда в канцелярии верхнего суда Массачусетса моему секретарю сообщили, что, хотя официальной жалобы и не поступало, в Бостонской коллегии адвокатов имеется на меня серьезный материал; и пока все обстоятельства не будут выяснены, свидетельство мне выдано не будет.
Я тут же попросил своего коллегу Джо Боллиро помочь мне, и он связался с коллегией. Договорились о неофициальной встрече с комиссией по разбору жалоб. Мне предъявили следующие претензии.
1. Ходят разговоры, что я собираюсь играть самого себя в фильме, посвященном делу Шеппарда.
2. Контракт с телекомпанией Эй-би-си на участие в серии передач Дэвида Саскинда.
3. Выступил в передаче бостонской радиостанции Си-би-эс и обсуждал с местным журналистом Полом Бензакеном дело Чайковски (того самого, который пришел ко мне во время следствия по делу о почтовом ограблении и сообщил, что почтовые власти намерены организовать похищение Тома Ричардса и с помощью пыток заставить его сказать, где находится награбленное).
4. Я принимал участие в телевизионных шоу Джо Бишопа и Джонни Карсона после вынесения обвинительного приговора Карлу Копполино и критиковал вынесенный присяжными вердикт.
5. Тот факт, что я заключил контракт на написание вот этой книги и нанял литературного агента.
С одобрения Джо я подробно обсудил с комиссией каждый пункт. Меня действительно попросили сыграть самого себя в документальном фильме о деле Шеппарда. Я ответил, что должен сначала прочитать сценарий и все согласовать с руководством коллегии. (В фильме я так и не снялся.) Что касается телешоу, они не имели никакого отношения к юриспруденции, а предполагались как серия интервью со знаменитостями, что-то вроде программы Эда Мэрроу «От человека к человеку». (По этому образцу оно и строилось в течение всех семнадцати недель пока шло на телеэкранах.)
Я, как и любой адвокат, твердо придерживаюсь принципа, что любое заявление, сделанное средствам массовой информации, которое может оказать влияние на результат судебного процесса, является нарушением профессиональной этики. Именно поэтому в этой книге ничего не говорится о деле капитана Эрнеста Медины. Но в случае моего выступления по радио о Ричарде Чайковски никакого суда даже не предполагалось. Более того, я был уверен, что Чайковски говорит правду, и опасался за Тома Ричардса. Разоблачение заговора могло положить конец попыткам властей получить информацию подобным способом. Я считал, что, рассказав об этом, всего лишь воспользовался правом на свободу слова, и к тому же в чрезвычайных обстоятельствах.
Не мог я понять и возражений против моего участия в шоу Бишопа и Карсона. Я считал, что Копполино был осужден неправильно, и знал, как страдает его семья от того, что вердикт стал известен всей стране. (Сомневаюсь, что средства массовой информации разобрались в уликах против Карла хоть немного лучше присяжных.) Самое главное, я надеялся, что это выступление привлечет внимание ученых, поможет найти новых экспертов. Поскольку дело Копполино уже разбиралось двумя судами присяжных и судья Сильвертус принял решение о новом суде, мне казалось маловероятным, чтобы что-то сказанное на телевизионном шоу могло оказать давление на апелляционный суд — особенно после всех догадок и предположений, высказывавшихся прессой в течение почти целого года.
И, наконец, я действительно собирался писать книгу и заключил контракт с литературным агентом: автор, собирающийся сам защищать свои права на литературном поприще, ничуть не лучше адвоката,
