теперь будет умнее.
Ни слова не упустит. Да и техника должна помочь. Даром, что ли, в навороченном телефоне последней модели есть диктофон? Раньше он им, правда, никогда не пользовался (все случая не было!), зато сейчас пригодится!
С такими мыслями он подъезжал к воротам пансионата. На этот раз они оказались заперты, и пришлось долго стучаться. Видно, сегодня здесь никого не ждали… Наконец раздался противный скрип и чуть приоткрылась маленькая калиточка.
– Ну, чё надо?
Перед ним стоял здоровенный красномордый мужик в черной вязаной шапочке, телогрейке и валенках. Ну и тип… В уголке рта как будто намертво прилипла замусоленная спичка, маленькие глаза смотрели недобро, и на одутловатом лице, украшенном трехдневной щетиной, ясно читалось пристрастие к дешевым, но крепким спиртным напиткам и застарелая нелюбовь к остальному человечеству.
Вид у него был грозный, но, увидев перед собой прилично одетого человека на дорогой иномарке, он сразу осекся и переспросил уже тоном ниже:
– Чего хотели-то?
Павел немного растерялся. Он так ожидал увидеть своего давнего знакомца (хотя какого там знакомца? Ведь даже имя спросить и то не удосужился!), что теперь не знал, что и делать. Он улыбнулся, стараясь, чтобы улыбка по возможности выглядела естественной и располагающей, и сказал:
– Здравствуйте! А как мне сторожа вашего найти? Ну, который пожилой такой, с усами?
– Петровича-то? – Мужик выплюнул спичку. – А зачем он вам?
Ну неужели теперь придется объяснять этому чересчур бдительному стражу, зачем приехал? Еще, пожалуй, на смех поднимет!
– Понимаете… На Новый год у нас тут корпоративная вечеринка была… – сбивчиво заговорил он.
– Забыли, что ль, чего? – оживился охранник. – Так это у горничных надо спрашивать. Хотя… – он задумчиво поскреб в небритую щеку, – тут пиши пропало. Поздновато спохватились.
– Да нет! Ничего я не забыл. Мне бы Петровича.
– Так нет его.
– Как – нет? – удивился Павел. – Выходной он сегодня?
– Совсем нет. Помер Петрович.
Вот это да! Последняя ниточка, что могла привести его к разгадке тайны, оборвалась. Павел сразу сник, и даже руки бессильно опустились.
– А от чего? Что с ним случилось? – зачем-то спросил он.
– Да черт его знает… – протянул охранник, – что я, доктор, что ли? Старый был, вот и помер.
Павел повернулся к машине. Похоже, вид у него был действительно жалкий, так что даже на лице у охранника мелькнуло что-то вроде сочувствия.
– А что надо-то? – спросил он вслед.
– Да теперь уже ничего.
И вот уже снова мелькает за окном автомобиля привычный однообразный пейзаж. Настроение было – хуже некуда. Павел совсем упал духом. Как будто нарочно все складывается против него!
Теперь стало совершенно очевидно, что вся затея с поездкой в эту тьмутаракань изначально была полной глупостью. Только время зря потерял, а проблема как была, так и осталась. В понедельник придется идти на работу и отчитываться о результатах судебного процесса. Что он скажет? Отложили по независящим от него обстоятельствам?
В принципе это дело обычное, но как быть дальше? Новое разбирательство назначено на пятницу. И если проклятый приступ случится снова… В принципе понятно. Прощай, работа, прощай, карьера, здравствуй, бедность!
Павел даже не сразу сообразил, откуда доносится этот хрипловатый, будто прокуренный голос, вычитывающий рэповый речитатив. Он подозрительно огляделся вокруг… И наконец, понял, что это всего лишь радио!
– Без тебя знаю! – сердито проворчал он, но зачем-то сделал погромче. Тут вступил другой голос – женский, нежный и чистый, но с теми же издевательскими интонациями:
Павел впервые задумался: а в самом деле, ради чего работает он сам, и его коллеги, и миллионы других служащих во всем мире? Все эти менеджеры, секретарши, копирайтеры, консультанты по развитию и прочие… Они каждый день приходят в свои офисы и развивают кипучую деятельность – пишут какие-то бесконечные бумаги, стучат по клавишам компьютеров, с озабоченным видом снуют туда-сюда по коридорам и даже в сортире не расстаются с мобильными телефонами… И все ради того, чтобы в конце месяца получить свою порцию «жабьих шкурок» и потратить их на еду, одежду, машины или развлечения, которые для них произведут другие люди. Те, кого «белые воротнички» от души презирают и считают полными неудачниками, «лузерами». А сами они свято уверены, что выполняют некую важную миссию, недоступную для простых смертных, что без них просто жизнь остановится, и раздуваются от гордости, чтобы потом превратиться в издерганные, нервные существа, живущие лишь для своей работы…
Мысль была такая новая и непривычная, что Павел поспешил выключить приемник. Додумывать ее до конца почему-то было страшно.
А впереди уже показался крутой поворот возле Синь-камня – тот самый… Именно здесь в новогоднюю ночь он почувствовал, что машина больше не слушается руля. Фу ты, черт, даже во рту пересохло! Просто дежавю какое-то. Показалось, что педаль сцепления проваливается под ногой и через несколько секунд не миновать новой аварии. Павел зажмурился, изо всех сил ударил по тормозам…
Но ничего особенного не произошло, и машина покорно остановилась. Только вперед качнуло немного. Павел почувствовал, как по спине потекла холодная струйка пота. Ну нельзя быть таким неврастеником! Даже бомба дважды в одну воронку не падает.
Руки и ноги противно дрожали. Ехать дальше в таком состоянии, наверное, не стоило бы… Павел вышел из машины. Немного размяться, подышать свежим воздухом, и – прочь отсюда! И так целый день потерял зря.
Тем более что и погода заметно испортилась. Небо затянули тяжелые серые тучи, так что солнца уже не было видно. И ветер поднялся… Скоро пойдет снег, засыплет эту чертову дорогу, так что надо выбираться побыстрее, если, конечно, ему не улыбается перспектива застрять тут надолго.
Но почему-то он медлил. Сила, исходящая от Синь-камня, не отпускала его. Казалось, еще совсем немного – и он поймет что-то важное, может быть, самое важное в жизни. То, что знал старик в закопченной избушке и что пока было недоступно ему самому…
Павел постоял немного и вдруг крикнул что есть силы:
– Эй, дед! Где ты есть? Отзовись! Ну, хоть знак какой подай…
Ответом ему было только завывание ветра. И вдруг – как чудо! – сквозь плотную пелену облаков сверкнул ослепительно-яркий солнечный луч. Он осветил Синь-камень, и серая громада засияла таким нестерпимым светом, что даже глазам стало больно. Павел стоял, не в силах пошевелиться. Больше не было ничего – ни времени, ни пространства, ни его самого… Только свет. Он как будто растворился в нем, стал его частью, и это ощущение было таким незабываемо прекрасным! Все, что терзало и мучило, слетело, как ненужная шелуха, и проклятые вопросы больше не требовали ответа – такими мелкими и незначительными они казались по сравнению с этим светом – мудрым, добрым и вечным, как сама Вселенная. Потом, много спустя, только во сне иногда ему случалось пережить нечто подобное, и каждый раз он просыпался счастливым. Никому, даже самым близким и любимым людям, он не мог объяснить – почему. Такого словами не выразить.
Долго ли это продолжалось, он не понял. Может быть – миг, а может – и вечность… Когда Павел снова смог осознавать себя, он стоял возле камня, упершись в него обеими руками, словно пытался сдвинуть с
