пытаясь сориентироваться и понять, в какую сторону идти дальше. Ну кто придумал строить дома в новых районах такими одинаковыми!
– Скажите, пожалуйста, где здесь аптека? – спросила она у толстой тетки, торгующей газетами на пятачке возле выхода из подземки.
Та недовольно покосилась на нее. На лице, красном от холода, ясно читалось «ходют тут всякие… А я вам не справочное бюро!».
– До конца улицы и направо! – буркнула торговка.
– Спасибо!
Кира шла и думала о том, что на обратном пути надо непременно взять такси. Она устала, продрогла, и ноги в тонких сапогах совсем закоченели… Пусть поездка до дому через ужасные московские пробки займет немало времени, зато так будет спокойнее. Спешить все равно некуда! Зато дома можно будет, наконец, расслабиться – выпить горячего чая, принять таблетку, лечь в постель и свернуться калачиком лицом к стене. И тогда, если повезет, до самого утра ее больше ничто не потревожит – разве что Игорь вернется с работы раньше обычного.
Аптека помещалась в цокольном этаже унылой панельной девятиэтажки. Издалека увидев красный крест, Кира немного приободрилась. «Верной дорогой идете, товарищи!» – сказала она себе, и в тот же миг земля вдруг словно ушла куда-то из-под ног.
Кира свернула в узкий проулок, ведущий к аптеке, и тут же поскользнулась на обледенелом тротуаре. Каблук подвернулся, она взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, но устоять на ногах не смогла. Она упала на бок, и последнее, что успела увидеть, – ржавый железный штырь, торчащий прямо из асфальта. Он неотвратимо летел ей прямо в висок, и не было никакой возможности уклониться… «Ну вот, кажется, и все. Само собой случилось…» – успела подумать Кира до того, как почувствовала удар и ее накрыла темнота…
Боли не было – только холод, сковавший и тело и душу. Но и это ощущение скоро исчезло, появилась легкость, и Кира почувствовала, что летит куда-то в пространстве с невероятной скоростью. Казалось, что это продолжается очень долго – дольше, чем вся прошедшая жизнь…
Тела она не чувствовала, но каким-то образом сохранила способность мыслить. Кира понимала, что, скорее всего, умерла, но не испытывала особого сожаления по этому поводу. Лишь на миг она подумала о муже – как он теперь один? Но и эта мысль скоро исчезла. Справится как-нибудь, он крепкий…
Теперь ее больше занимало, что же будет дальше с ней самой. Посмертное существование оказалось совсем не таким, как она представляла себе раньше!
Как и многие ее сверстники, родившиеся в Советском Союзе во времена тотального и обязательного атеизма, Кира выросла неверующей.
Позже, когда многие массово кинулись креститься, она скептически относилась к новому поветрию и не спешила поддаваться общей моде. Ей виделось в этом что-то фальшивое, неискреннее, вроде обязательного присутствия на первомайской демонстрации – хочешь не хочешь, а надо… Лишь в последнее время, после свалившегося на нее несчастья, иногда мелькала смутная надежда – а может быть,
Сейчас Кира чувствовала себя разочарованной. Выходит, врали все про ад и рай, про загробный суд и жизнь после смерти… Оказывается, ничего этого нет! Есть только пустота, и одиночество, и страх неизвестности. Неужели это навсегда? И придется теперь вечно болтаться непонятно где?
Тем временем пространство вокруг стало странным образом сужаться. Теперь Кира ощущала себя летящей с бешеной скоростью по узкому извилистому туннелю. Нечто подобное она испытывала однажды в аквапарке, спускаясь с высоченной горки. Странное чувство – восторг и ужас одновременно… Тогда они впервые поехали в Турцию всей семьей. Пролетая по трубе, Кира с трудом удержалась, чтобы не закричать, неловко плюхнулась в бассейн, подняв целый фонтан брызг, и еле выбралась из него на подкашивающихся ватных ногах. Вид, наверное, был тот еще – даже Игорь испугался и спрашивал, почему она такая бледная. Кира старательно улыбалась, но второй раз на этот аттракцион она не пошла, хоть Настя – ей было лет десять-одиннадцать – все звала и упрашивала прокатиться еще разочек.
Ах, Настя… Даже сейчас думать о ней было мучительно. На мгновение Кира увидела ее такой, как в тот день – улыбка до ушей, смешные хвостики, яркий купальник с бабочкой на груди… Даже смерть не приносит покоя, не ослабляет боль от утраты!
В этот момент Кира увидела впереди тускло мерцающий голубоватый свет. Кажется, наконец-то ее путешествие подходит к концу… И если души бессмертны, может быть, людям дано встретить тех, кого они любили когда-то? И она увидит Настю! Да, да, это непременно должно случиться, только сейчас она это поняла. Надежда росла и крепла, превращаясь в радостное нетерпеливое ожидание. Вот сейчас, еще немного… Кира всем своим существом устремилась навстречу свету.
Лучше бы она этого не делала.
Совершенно неожиданно темнота рассеялась. Свет ослепил ее, но уже в следующее мгновение перед ней предстала яркая, объемная картина. Киру поразила обыденность происходящего – ни тебе неземного сияния, ни облаков, ни ангелов в белых одеждах… Просто кафе, куда, помнится, они с Настей пару раз заходили выпить кофе и отдохнуть после долгого, но приятного шопинга. Как оно называлось-то? Кажется, «Баллантайн». Кто придумал только это дурацкое название?
За окнами стояло лето – жаркое московское лето во всей красе! Пыль летает столбом, люди, проходящие по улице, изнывают от духоты, и даже чахлые деревья, кажется, все бы отдали, чтобы сбежать с загазованных улиц.
Внутри было тихо и прохладно, но посетителей совсем немного. Лишь рыженькая девчонка скучала над стаканом с кока-колой, да за столиком у окна удобно расположился высокий парень, не по погоде одетый во все черное. Почему-то Кире он сразу не понравился, хотя его лицо могло бы показаться даже красивым – высокий лоб, волевой подбородок с ямочкой посередине, большие сине-голубые глаза, горящие огнем искреннего воодушевления… Вдохновенное лицо человека, всецело захваченного высокой идеей – аскета, подвижника, может быть, даже святого.
Или сумасшедшего.
Хлопнула тяжелая дверь. На пороге кафе появилась девушка. Боже, да это же Настя! Дочь выглядела такой красивой и цветущей, что просто сердце защемило. Кира жадно всматривалась в любимое лицо, любовалась каждым ее движением – и не могла насмотреться.
Но к радости видеть дочь живой примешивалась нарастающая тревога и ощущение неотвратимости близкого несчастья. Вот Настя заходит в кафе, останавливается у стойки… Молодой человек сразу обратил на нее внимание, поднялся и шагнул навстречу с обаятельной улыбкой. Только глаза его не улыбались. В светлой, льдистой глубине Кира увидела опасные искорки и вдруг с ужасом поняла, что сейчас наблюдает последний день Настиной жизни. Она пригляделась повнимательнее… Ну да, конечно, все совпадает! Одежда, украшения, маленькая лакированная сумочка… Именно эти вещи – испачканные, разорванные, окровавленные – ей пришлось опознавать в прокурорском кабинете.
Бедная, бедная девочка! Она не подозревает, что ее ждет, и так доверчиво идет навстречу гибели! Чувство собственной беспомощности было настолько мучительно, что Кира пожалела о том, что не может потерять сознание, как тогда, в морге. Хотелось крикнуть: «Нет, не надо! Беги отсюда!»
Ей даже показалось, что Настя услышала ее. По лицу девушки пробежала тень, она повернула голову, словно почувствовала ее присутствие, и на миг остановилась в нерешительности. Мелькнула безумная надежда: вдруг ей удалось докричаться до нее? Вдруг сейчас Настя встанет и уйдет и вся жизнь пойдет совсем по-другому?
Но нет. Девушка тряхнула головой, откинула назад падающий на лоб непослушный локон и кокетливо улыбнулась своему будущему убийце. Кира могла лишь бессильно наблюдать со стороны, как она выходит из кафе рядом с ним и садится в его машину.
Кира почувствовала, как все ее существо пронзила невероятная боль. Нет, не надо, не хочу этого видеть! Лучше уж стать неприкаянной душой. Пусть дальше будет темно и холодно, лишь бы оставалась хоть маленькая надежда обрести забвение и покой.
Темный клубящийся вихрь подхватил ее и снова швырнул в пустоту. Кира ощутила ужас падения в бездонную пропасть, растянутый до бесконечности. Теперь ей было уже все равно.
