фуникулера.
Они медленно поднимались на гору…
— Почему вы решили, что Лена должна выходить замуж, уезжать на Северный полюс! — Тамара раскраснелась, глаза ее горели тем самым огнем, который называют синим пламенем.
— Почему Лена? С какой стати! И не перебивайте меня. Ваш друг преследует ее по пятам: то пойдемте в кино, то приходите топиться! Пусть лучше он уезжает — как можно дальше, или женится на ком угодно — как можно скорей!
— Ах, вон вы как заговорили! — вскипел Витя.
— Говорить мне больше нечего, я все сказала, — Тамара стремительно раскрыла дверцы кабины, и — шагнула.
Ловко приземлившись с четырехметровой высоты, она с трудом выдернула из земли каблуки и пошла к морю. И тут прямо перед ней, тоже спрыгнув из фуникулера, очутился Витя.
— Спасибо за интересный разговор, — вежливо сказал он.
— Пожалуйста, — так же ответила она.
И они с независимым видом разошлись в разные стороны.
Юрка и Лена, взявшись за руки, медленно шли по детской площадке в приморском парке.
За ними следили. Тамара высунулась из-за статуи Геракла, а Витя — из-за статуи Венеры. Друг друга они не заметили. Так сыщики, следуя за кем-то, подчас отключаются от всего постороннего. И он, и она действовали независимо, каждый сам по себе. Но по сути делали общее дело, кстати, с самой благородной целью: спасти подругу и друга. Победа Тамары стала бы победой Вити, и наоборот. В конечном счете победила бы дружба.
Лена с Юркой сели на скамейку, в окружении больших фанерных игрушек. Она положила ему голову на плечо.
— Да… — выдохнула лучшая подруга. — Позволяет он себе много.
— Сегодня утром на этой площадке я разучивала с детьми песенку, — мечтательно, словно сказку, рассказывала Лена. — И, знаешь, нам помогали все они, — показала она на игрушки. — И Буратино, и Стойкий оловянный солдатик, и Карлик Нос, и Петрушка…
Юрка с радостным изумлением смотрел то на нее, то на игрушки. Она тихонько запела… И ему вдруг показалось, что фанерный Чипполино подмигнул ему и тоже тихо запел. А потом песенку подхватили и другие игрушки, ожившие в глазах Юрки.
«Мы любим веселых и счастливых! Мы, игрушки, проходим с человеком всю жизнь, от семи до семидесяти семи лет, и кому, как не нам, знать людей. Самое ценное на свете — это радость, веселый смех. А счастье зависит от самих людей! И каждая пропавшая улыбка — огромная потеря!..» — таков был, кажется, смысл той нехитрой песенки.
Игрушки пустились в пляс. Петрушка лихо дергал струны своей неизменной балалайки.
— Идите к нам! — позвал он.
— Пойдем? — сказала Лена.
— Пойдем! — ответил Юрка.
И, взявшись за руки, все поскакали в шумном хороводе.
— Так… С ума сошли окончательно, — вздохнул Витя, глядя на весело скачущих по тихой детской площадке влюбленных.
Увы, ни лучшая подруга, ни лучший друг не слышали ни звонкой музыки, ни веселой песни, а игрушки были для них обыкновенными неподвижными деревяшками.
Запыхавшиеся, смеющиеся, Лена и Юрка в изнеможении опустились на скамейку, а игрушки вновь стали на свои места по углам площадки.
— А я, знаешь, раздумала в институт поступать, — сказала Лена. — Я теперь не могу своих детей оставить. Они мне верят, во всем подражают и, кажется, любят меня. И я не могу обмануть их любовь.
— Самое страшное, — согласился Юрка. — Вот у моего товарища было… Как-нибудь расскажу.
— Как-нибудь расскажешь, — мягко сказала она.
На площадку с разных сторон, удивленно взглянув друг на друга, решительно вышли Тамара и Витя. Влюблённые вздрогнули.
— Лена! — непринужденно воскликнула лучшая подруга.
— Юра! Как хорошо, что мы встретились! — вторил ей лучший друг.
— Вы уж извините, — обратилась Тамара к Юрке. — Но нам надо с ней обсудить очень важный вопрос.
— Простите, — сказал Лене Витя, — у меня к нему серьезнейшее дело.
И они расстались. Лена оглядывалась на Юрку, а Юрка — на Лену…
Лучшая подруга постаралась увести ее как можно дальше. Они вышли на бульвар. По пути с ними уважительно здоровались родители, гуляющие с малышами.
— Понимаешь, — взволнованно говорила Тамара, — это не мое дело. Я не могу вмешиваться в твою жизнь. Но я твоя лучшая подруга. Он мне не нравится.
— Но почему?
— Много причин. Ну, кто он? Что он? Ты красивая, видная, а он… Даже ростом не вышел.
— Тамара, ты опять за свое? Мне странно слышать! — воскликнула Лена.
— Конечно, это не имеет никакого значения, но наверняка вам вслед хихикают, усмехаются, а кто совсем глуп — еще и пальцем показывает.
— Неправда! — гневно оборвала ее Лена. — Ты все выдумываешь!
— У нас еще, к сожалению, не все сознательные, даже в Верховном Совете. Ты его знаешь без году неделю, а мы с тобой дружим с детского сада до детского сада.
— Но почему ты против него?
— По-моему, он какой-то… такой, — покрутила Тамара пальцами в воздухе. — Я за тебя очень беспокоюсь, и потому выбирай: он или я.
— Он! — И Лена вдруг умоляюще добавила: — И ты…
— Не хитри! Будь принципиальной. Он или я?
— Ты…
Лучшая подруга улыбнулась.
— И он… — сказала Лена.
…А тем временем Витя привел Юрку в его собственную спасательную будку, зажег свет:
— Читай!
Юрка не поверил глазам своим. Оказалось, лучший друг приклеил к стенам листы, на которых большими буквами были написаны специально подобранные пословицы и поговорки: «Высоко берешь!», «Руби сук по себе!», «Не в свои сани не садись!», «Не по Сеньке шапка!»…
— Вот эту наглядную агитацию, — заявил Витя окаменевшему Юрке, — ты должен постоянно иметь перед собой — вот как и твои водоплавающие, — кивнул он за окно на Юркины плакаты, — чтоб избежать беды!
— Я тебя прошу: ни слова о Лене!
— А я еще о ней ничего не сказал.
— Слушать тебя не буду! — вспылил Юрка.
— Нет, ты меня выслушаешь до конца. Пойми, мне со стороны виднее.
Юрка вынул из медицинской аптечки вату и заложил себе уши. Да еще и пальцами их закрыл. Изобразив идиотскую улыбку, он смотрел, как лучший друг бессмысленно раскрывает рот и жестикулирует. Витя попытался отнять его руки от ушей. Но Юрка увертывался и даже брыкался.
Лучший друг со значением взглянул на него и вышел. Юрка мрачно смотрел на листы с поговорками. Вдруг еле слышно откуда-то прорвалось:
— …ону!..ону!
Юрка вытащил из ушей вату. С моря донеслось громогласное:
— Тону!!
Он выскочил прямо в окно. Кто-то тонул у буйка. Юрка разогнался и нырнул, прямо в одежде.
