смог сосредоточиться на том, что нужно делать. Весь март и апрель Кевин по много часов проводил в библиотеке, вычисляя ее новое имя. Но как она достала документы? Где она сейчас? Почему не возвращается домой?
Эти вопросы жгли его огнем. Порой все становилось так запутанно, что он не мог сдержать слез, потому что тосковал по ней и хотел, чтобы она вернулась, потому что органически не мог жить один. Но иногда сознание того, что Эрин его бросила, напоминало ему, какая же она эгоистка, и тогда Кевину хотелось убить ее на месте.
Июль принес обжигающе-влажную, словно дыхание драконов, удушающую жару. Горизонт рябил и переливался вдали, словно мираж. Прошли праздники Четвертого июля, началась новая неделя. Кондиционер в доме сломался, но Кевин из осторожности не вызвал мастера и каждое утро отправлялся на работу с головной болью. Методом проб и ошибок он установил, что водка помогает лучше тайленола, но до конца боль не отпускала, стучала в висках. Он перестал ходить в библиотеку. Коффи и Рамирес снова справлялись о его жене. Кевин ответил, что с ней все в порядке, но больше не прибавил ни слова и сменил тему. Ему дали напарника, Тодда Вэннерти, новоиспеченного офицера полиции. Тодд охотно передоверил Кевину опрос свидетелей и потерпевших, а тому ничего больше и не надо было.
Кевин объяснил новичку, что жертва почти всегда знакома с убийцей, но не всегда эта связь очевидна. В конце первой недели совместной работы они выехали на вызов в квартиру менее чем в трех кварталах от участка на труп десятилетнего мальчика, погибшего от пулевого ранения. Этажом выше иммигрант-грек праздновал победу Греции в футбольном матче, паля в пол. Пистолетная пуля прошила потолок нижней квартиры и вошла лакомившемуся пиццей мальчишке точно в темя. Ребенок так и упал лицом в пиццу, и когда детективы осматривали труп, лоб мальчика был перемазан сыром и томатным соусом. Его мать два часа кричала и плакала и попыталась наброситься на грека, когда того вели по лестнице в наручниках. В конце концов она рухнула без чувств на лестничной площадке, и полицейским пришлось вызывать скорую.
После смены Кевин и Тодд пошли в бар. Тодд делал вид, что выбросил из головы, увиденное в квартире, но выпил три бутылки пива одну за другой. Он рассказал, что только со второго раза сдал экзамен на чин детектива. Кевин пил водку, но из-за Тодда велел бармену плеснуть в бокал клюквенного сока.
Это был полицейский бар. Много блюстителей закона, низкие цены, приглушенный свет и женщины, любившие путаться с копами. В нарушение правил бармен разрешал посетителям курить — ведь большинство из них были полицейскими. Тодд не был женат и часто сюда захаживал. Кевин раньше здесь не бывал. Ему бар не понравился, но идти домой он тоже не хотел.
Тодд ушел в туалет, а вернувшись, сел ближе к Кевину:
— По-моему, вон те две на нас глаз положили.
Кевин обернулся. Сидевшим у края стойки женщинам на вид было лет по тридцати, как и ему. Брюнетка поймала его взгляд и спустя секунду неторопливо отвернулась к рыжеволосой подруге.
— Вот когда пожалеешь, что женат! Правда, красивые?
«Потрепанные они», — подумал Кевин. Не похожи на Эрин с ее чистой кожей и духами с запахом лимона и мяты, которые он купил ей на Рождество.
— Ну, иди познакомься с ними, если хочешь, — предложил он.
— А что, и пойду, — согласился Тодд. Он заказал еще пиво и с улыбкой направился в конец стойки. Наверняка, он сказал какую-нибудь глупость, но женщины рассмеялись. Кевин заказал двойную водку без сока, наблюдая за троицей в большое зеркало за стойкой.
Брюнетка встретилась с ним взглядом в зеркале, и он не отвел глаза. Через десять минут она непринужденно подошла и присела рядом, на место Тодда.
— Что, сегодня плохое настроение? — спросила она.
— Я не специалист по салонной болтовне.
Брюнетка вроде бы задумалась.
— Я Эмбер, — сказала она.
— Кевин, — представился он, не зная, что еще сказать, и отхлебнул водки, которая показалась ему безвкусной, как вода.
Брюнетка подалась поближе. От нее шел запах мускуса, а не лимона с мятой.
— Тодд сказал, вы раскрываете убийства?
— Так и есть.
— А это сложно?
— Иногда, — ответил Кевин, допил водку и поднял бокал. Бармен пододвинул ему другой. — А ты где работаешь?
— Офис-менеджером в булочной у брата. Он делает роллы и выпечку для ресторанов.
— Интересно.
Она цинично улыбнулась:
— Вовсе тебе не интересно. Это скука, зато реальные деньги. — Ее зубы блеснули в полумраке. — Я тебя раньше не видела.
— Меня Тодд привел.
— А, ну этого я знаю. Он западает на все, что в юбке шевелится… и не шевелится. Моя подружка любит сюда ходить, я этот бар терпеть не могу. Это она меня сюда затащила.
Кевин кивнул и заерзал на высоком стуле, подумав, ходят ли сюда Коффи и Рамирес.
— Я тебе надоела? — спросила Эмбер. — Могу уйти, если хочешь.
— Ты мне не надоела.
Она взбила волосы, и Кевин подумал, что она симпатичнее, чем показалась на первый взгляд.
— Угостишь меня коктейлем? — спросила Эмбер.
— Что ты будешь?
— «Космополитен», — ответила она.
Кевин помахал бармену, и на стойке появился «Космополитен».
— Я плохо это умею, — сказал Кевин. — Что?
— А вот это.
— Мы же просто разговариваем, — успокоила она. — И у тебя хорошо получается.
— Я женат.
Она улыбнулась:
— Я заметила кольцо.
— Это тебя не смущает?
— Мы же только разговариваем.
Она провела пальцем по бокалу. Кончик пальца стал влажным.
— А твоя жена знает, что ты здесь? — спросила она.
— Моей жены сейчас нет в городе, — ответил он. — У нее подруга заболела, она поехала за ней ухаживать.
— А ты, значит, сразу по барам и по бабам?
— Я не такой человек, — напряженно сказал Кевин. — Я люблю мою жену.
— Ну, естественно, раз ты на ней женился.
Он хотел еще двойную водку, но не стал заказывать при Эмбер, которая слышала прошлый заказ. Будто прочитав его мысли, она сама помахала бармену, и тот принес ему водку. Кевин отпил большой глоток, снова удивившись, что на вкус она как вода.
— Ничего, что я тебе заказала? — спросила Эмбер.
— Ничего.
Ее глаза стали томными:
— На твоем месте я не стала бы говорить жене, что ходила в этот бар.
— Почему? — спросил Кевин.
— Слишком ты красив для этой дыры. Неизвестно, кто здесь за тобой приударит.
— Ты что, за мной ухаживаешь?
Она ответила спустя несколько секунд:
— Тебе будет неприятно, если я отвечу «да»?
