выдерживают, и она врывается в дом. Там пусто. Только черепки битых глиняных кувшинов на влажном деревянном полу и догорающие язычки зеленого пламени в старом скошенном камине.
Острая боль пронзает левое плечо Гермионы. В ужасе видит она, как змея Черной Метки шевелится под кожей и медленно вскидывает голову, разрывая плоть. Струйки крови быстро бегут по ее руке к локтю и капают на пол.
Кап–кап–кап.
Змея открывает клыкастую пасть.
— Она не хочет тебя простить, — шипит злой, леденящий голос. — Она может прожить и без тебя. Она любит Элен, которую знает так недавно, больше, чем тебя! Она любила призрак Наземникуса Флетчера больше, чем свою мать! Она…
— Замолчи! — кричит Гермиона.
Она хватает змею правой рукой, так, что клыки вонзаются в пальцы. С силой вырывает ее из своей плоти вместе с черепом, который падает на пол и подпрыгивает в кровавой луже.
Всё подергивается пеленой…
Гермиона проснулась резко и внезапно. И первым делом протянула руку к высокому бокалу с водой, стоявшему на тумбочке у кровати. Жажда мучила ее после выпитого на вчерашнем банкете.
Отставив опустевший сосуд, леди Малфой спустила ноги на пол и нашарила ночные тапочки.
Люциуса не было. Часы с заколдованными мерцающими стрелками показывали половину четвертого.
В ванной Гермиона умылась холодной водой и мрачно воззрилась на свое отражение. Полтора часа сна определенно не сделали ее отдохнувшей.
Обрывки ужасного кошмара крутились в голове, а руки, казалось, всё еще саднило.
Гермиона внимательно осмотрела Черную Метку, такую же, как всегда. Она еще раз умылась ледяной водой и вернулась в комнату. Очень хотелось заботы, тепла, общения с живым человеком. Где Люциуса носит в такой час?!
Леди Малфой отворила окно и, устроившись на подоконнике, закурила.
Светил яркий месяц.
Всё это — ужасные глупости больного воображения. Всё это неправда. Этого не могло, не должно было быть. Ее дочь любит ее. Она — всё, что у нее осталось светлого, доброго и хорошего.
Отчаянно хотелось заплакать…
Пришлось выпить снотворное, чтобы провалиться в сон. И чтобы прогнать все сновидения.
* * *
После завтрака и до двух часов во все дни, кроме воскресенья и четверга, маленький Скорпиус занимался с аккуратным и строгим волшебником, мистером Беремью, который за всё время, что Астория с сыном гостили в поместье, ни разу не задержался ни на одну минуту.
Матери не позволили сидеть с рукоделием в углу той комнаты, где проходили их уроки, ее пристрастие к вышиванию вовсе подверглось в этом доме грубому осуждению, и Астории пришлось на время бросить это «ремесло маггловских гризеток».
Таким образом, значительную часть всех дней, кроме воскресенья (ей дозволялось присутствовать во время обучения танцам, тогда как в четверг, пока Скорпиус слушал лекции старого семейного портрета, его мать снова оставалась не у дел) Астория была совершенно свободна и не знала, куда себя деть. Если ей удавалось не попасться в лапы к Люциусу, который быстро утратил к ней интерес, или к куда более воинственно настроенной Амфисбене, молодая женщина читала Генриетте вслух или даже ходила с ней гулять в парк при поместье. В это время суток Етта любила матушку своего ненастоящего племянника, во всяком случае, ее общество — девочке нравилось шокировать юную мадам Малфой разными эксцентричными выходками и шалостями.
Сегодня Етта тоже завладела Асторией, и Гермионе не удалось их отыскать после завтрака, который она благополучно проспала, к молчаливому недовольству Амфисбены.
Раздосадованная леди Малфой с окончательно испорченным настроением попыталась отыскать хотя бы своего супруга — и действительно обнаружила его в кабинете с Элен.
Устроившись на низком диване, они увлеченно рассматривали старую подшивку газетных вырезок времен Первой войны с Волдемортом.
— Еще немного и я начну ревновать, — пошутила Гермиона, неслышно отворившая дверь и заставшая парочку низко склоненной над каким?то снимком.
— Нелл заинтересовалась процессом становления власти твоего отца, — пояснил Люциус, пропуская ее слова мимо ушей, тогда как молодая девушка смущенно потупилась и немного отодвинулась в сторону. — Оказывается, Флорентийский магический лицей уделяет этому очень мало внимания, — продолжал он.
— Не слушай его, — посоветовала Гермиона. — Люциус способен развратить даже самую добродетельную натуру. Под влиянием моего супруга «Скромные предложения [128]» по поеданию грудных младенцев начинают казаться действительно безвредными и весьма рациональными.
— Поедание младенцев? — поднял брови Люциус.
— Не бери в голову. И не вздумай предлагать mon Pere.
Элен неуверенно улыбнулась. Впрочем, Гермиона и сама не была убеждена в том, что шутит.
— Зачем тебе эти ужасы, дорогая? — продолжала она.
— Нужно же знать историю своей семьи…
— И гордиться ею, не так ли? — с сожалением закончила фразу Гермиона, но потом махнула рукой. — Когда выйдешь замуж, Нелли, сразу же берись за воспитание Адама. Чтобы он не позволял себе пропадать целыми ночами, как мой супруг, в то время как его половинку терзают ночные кошмары.
— Думаю, что научусь контролировать своего мужа, — протянула Элен, бросив на Люциуса игривый взгляд.
— Ты дурно спала? — невозмутимо спросил тот.
— Ужасно. Если не помирюсь с Еттой, и вовсе сойду с ума.
— Я поговорю с ней еще раз, — вызвалась Элен. — На самом деле она уже давно не сердится, просто ей нравится быть принципиальной, пока есть чем заниматься на досуге.
— Я понимаю, — вздохнула Гермиона. — Теоретически.
* * *
Разговор, как и следовало ожидать, ни к чему не привел — Етте было по душе разыгрывать перед Элен самостоятельность.
А леди Малфой начала чувствовать, что сходит с ума — ибо внезапно для себя она стала испытывать к молодой гостье настоящую ревность. Вдобавок ко всему Люциус проводил с той слишком много времени — по крайней мере, так казалось его супруге.
Она пыталась смеяться над «своими глупостями» — и не могла.
Прошла неделя, и ревность к дочери отошла на второй план, уступая дорогу супружеской ревности. Гермиона стала замечать (или придумывать) особенные взгляды, которые время от времени бросала на всегда непроницаемого Люциуса юная Нелли. Его бесстрастность не могла обмануть леди Малфой — кому, как не ей, знать о том, как ее супруг умеет сдерживать свои эмоции, кому, как не ей, знать о последствиях таких вот страстных взглядов, брошенных над обеденным столом?
Элен — молода и красива, умна и остроумна, она — чистокровная ведьма, и она — вот, постоянно рядом. Слишком много и слишком часто.
Почему она так холодна с мистером Мелифлуа, который должен стать ее супругом? Быть может, женское кокетство тут вовсе ни при чем?
Гермиона никогда не думала, что способна ревновать Люциуса. Она забыла, что такое ревность с шестого курса Хогвартса. И вот тебе, пожалуйста!
Сейчас, как и тогда, ее терзания были молчаливой мукой. К тому же теперь она не имела никаких доказательств. Только глупые подозрения, отравлявшие ее жизнь.
Невольно и с всё нараставшим рвением Гермиона стала восхвалять мистера Мелифлуа. Она радовалась каждому его визиту. Ее душа пела, когда она видела его вместе с Элен.
Всячески помогая Амфисбене устроить этот брак, леди Малфой немного успокоилась и даже почти
