— Ну?ка, погляди на меня, — решительно сказала она, — ты чем?то испачкался, Рон!
И женщина, одной рукой крепко сжав в кармане волшебную палочку, провела по рыжему лицу обильно смоченной, не отжатой тканью.
Рон отшатнулся и замотал головой, отряхивая воду, потекшею за шиворот. Его лицо изменилось. Под влажным следом «Гибели воров» обозначились несколько крупных прыщей и густая россыпь ярких веснушек, которые на сухой части лица остались бледными и почти невидными.
— Ты зачем заколдовал прыщи и веснушки?! — опешила Гермиона, разинув рот и отступая от него с капающей на пол тряпкой.
Рон побледнел и метнулся к зеркалу.
— Что ты натворила?! — возопил он, ощупывая пальцами кожу. — ЗАЧЕМ?!
— П–п-прости, пожалуйста, — пролепетала ведьма, моргая, и удивленно расширила глаза. — А зачем? Зачем ты это сделал?то?
— Не твоего ума дело! — гаркнул привратник, горестно оценивая нанесенный ущерб. — Совсем одурела?! Чем это ты меня?!
— «Гибелью воров», — прошептала Гермиона.
— То есть как «гибелью»?! Каких еще «воров»?!
— Это просто название такое. Вода смывает магию. Ты зачем прыщи заколдовал?
— Чтобы их не было! — рявкнул злющий, как горный тролль, Рон. — А то не ясно! Ты хоть знаешь, сколько времени я… И веснушки… Утащи тебя тибетский Йети! Какого лешего ты это сделала?!
— Извини. Я думала… Ну, то есть… Ох, Рон… Я подумала, что ты можешь быть заколдованным Гарри.
— ЧЕГО?!
— Это очень д–долгая история. Я… Тут…
Рон бросил взгляд на стенные часы и побагровел.
— Долгая? — свирепо спросил он. — В таком случае расскажешь мне ее в понедельник! Давай, Гермиона, топай отсюда. Отправляйся домой и поливай лучше там всех своей кислотной водицей! Муженька своего полей, может, и с него чё волшебное пооблупится.
* * *
После эксцесса в привратницкой Гермиона решила устроить в расследовании небольшой перерыв и, послушав Рона, провести остаток выходных дома.
До вечера она играла с Генриеттой, которой уделяла в последнее время позорно мало внимания. Девочка пришла от этого в бурный восторг. Она обижалась на мать и очень скучала по ней в последнее время.
Уснула Етта только после полуночи.
— Какие гости! — откомментировал Люциус появление в спальне жены. — Чем обязан такой честью?
— Твоя вавилонская блудница возымела немного совести, — улыбнулась Гермиона, устраиваясь рядом.
— На долго ль? — философским тоном спросил супруг.
— До понедельника, — вздохнула молодая ведьма.
— Мне не стоит и пытаться выяснить, в какую Лету канула моя жена? — хмыкнул Люциус, наклоняясь к ней.
— Всё расскажу, как только выберусь на берег, — пообещала леди Малфой.
— Так ведь памяти не будет[135], — хохотнул он в ответ. — До понедельника? Значит, у меня почти сутки на законное пользование?
— Разделенные с Генриеттой, — засмеялась женщина. — Да.
— Хорошо, что она сейчас спит…
* * *
После обеда в воскресенье, пока Етта занималась с Рут своими уроками, леди Малфой взялась убираться в комодах спальни — пытаясь отыскать заброшенный невесть куда в конце прошлого года волшебный дневник, она обнаружила сущий бедлам в ящиках.
Разгребая растыканные как попало вещи, случайно перевернула шкатулку, полную старых писем и открыток. И, складывая на место цветные квадратики, наткнулась взглядом на многолетней давности поздравление с днем рождения от Фреда Уизли.
«Любезнейшая Кадмина Беллатриса! — было выведено на открытке. — С датой! Желаю цвести и пахнуть в нашем Эдемском саду! — Письмо датировалось девятнадцатым сентября того года, когда Гермиона начала преподавать в гимназии. — Про сад — это так магглы говорят, — гласило дальше послание. — Твоей Светлости, впрочем, это, пожалуй, известно. Поздравляю с двадцатипятилетием и нижайше прошу не доносить на мою природную дерзость Светлейшему Папаше.
Целую чистокровные ручки,
кавалер ордена Почетного преподавателя при его могуществе Лорде Не–Светлом,
Сэр Фредерик У.»
Гермиона улыбнулась, вспоминая Фреда таким, каким ему уже никогда не быть — беспечным, веселым, непомерно смелым в своей задорной дерзости.
Такими всегда на ее памяти были оба близнеца Уизли.
Гермионе вспомнился их магазин в Косом переулке в период, когда она училась на шестом курсе: яркое, вызывающее пятно среди серого нагромождения страха.
Беспечная храбрость шутов. Но ведь шуты, пока они смешны, здравствуют при самых жестоких тиранах и деспотах, позволяя себе при этом то, что поистине находится за любой дозволенной гранью. И ими восхищаются все — их остроумием, дерзостью и храбростью. Их более чем привилегированным положением.
Но только пока они еще смешны.
Близнецы Уизли были способны оставаться бесшабашными и блистательными паяцами только в паре, даже если находились далеко друг от друга. Один мог жениться и завести детей, другой — героически служить в тылу врага под незримыми знаменами Ордена Феникса. Но, зная о существовании друг друга, они оставались самими собою. И плевать на все Темные Революции и жизненные перипетии.
А стоило одному погибнуть, как и второй сдулся, подобно развязанному воздушному шарику. Даже не взорвался с оглушительным треском, а именно жалко и тихо сошел на нет, превратившись в темную, потрепанную, ни на что не годную тряпицу. Задорный и смелый шут обратился в безжизненный черный агат — внутри и снаружи.
Настолько разительная перемена… А ведь они с Джорджем много лет почти не виделись. Какая поистине мистическая связь!
Или…
Гермиона еще раз пробежала глазами шуточное поздравление на старой открытке.
«Любезнейшая Кадмина Беллатриса!»
А ведь Фред, да и Джордж вместе с ним, когда появлялся в гимназии, с самого начала стали называть наследницу Темного Лорда этим именем, используя его в качестве звучного прозвища.
Когда же Фред снова стал звать ее Гермионой?..
А еще леди Малфой, хотя и не была на похоронах Джорджа, чтобы не смущать его близких, всё же совсем не помнила рядом с памятником Джинни, к которой часто приходила, новых могил.
— Ронни, на каком кладбище похоронен Джордж? — спросила она рано утром в понедельник у вновь поборовшего прыщи и веснушки и оттого подобревшего Рона.
— В Эссексе[136], — удивленно ответил на странный вопрос тот, — около предков отца. — И пояснил: — Мы опасались, что мама не перенесет вида этих двух могил, его и Джинни, рядом одновременно. Она и так совсем уж плоха…
Глава XXXII: Жертва Орла
