слоняться по деревенькам магглов и забираться в их дома. Да и времени сколько уходит, — говорила та, с грацией кошки приближаясь к Попеску, который бросил свой пылающий факел, горевший теперь в пыли.
— Ты же не будешь… Ведь ты же не станешь… — залепетала Гермиона.
— Отвернись, Кадмина, если хочешь. Хотя Чарли считает, что это красиво.
Маггл начал отступать, не сводя с глаз вампирши завороженного взгляда, а она приближалась к нему — бесшумно и неотвратимо. Так оба сошли с тропы, и Попеску прижался спиной к широкому стволу огромного дерева. Амаранта голубоватой тенью прильнула к нему — силуэты в быстро наступившей темноте различались только благодаря пылающему в дорожной пыли факелу.
Белоснежные руки с длинными острыми ногтями скользили по телу крестьянского парня, в то время как алые губы прильнули к его шее в несущем смерть поцелуе.
«Хотя, согласно законодательству, вампиры ведь не могут убивать магглов», — подумалось завороженной Гермионе.
Попеску блаженно закрыл глаза и стал оседать — но хрупкие руки Амаранты с неожиданной силой удержали его на весу.
Она отстранилась только минут через десять, но всё это время Гермиона, словно тоже была околдована вампирским гипнозом, не могла отвести взгляда от этой освещаемой языками затухающего пламени пары.
Вот ее подруга прервала свой кровавый поцелуй и с легкостью усадила побелевшего верзилу наземь. Проворно вытащила из карманов плаща какую?то колбу и платок, обильно смочила его и прижала к кровоточащей ране на шее маггла, без чувств откинувшегося на дерево.
Когда она убрала платок, ранки затянулись, и от них на загорелой коже остались только две чуть припухшие отметины, будто след от старого укуса змеи. Чистой стороной тряпицы Амаранта отерла кровь, слегка заляпавшую рубаху парня, и подняла свои огромные прекрасные глаза на Гермиону.
— Извини, — произнесла она, — но я стараюсь не оставаться с Чарли наедине, когда не бываю сыта. А у нас и так сегодня мало времени. Пойдем, путь еще неблизкий.
— Он… Он будет помнить случившееся? — спросила Гермиона, в каком?то оцепенении пробираясь за Амарантой по свернувшей в лес кособокой тропе. Факел Попеску остался далеко позади, и ведьма подсвечивала себе дорогу палочкой.
— Смутно, — ответила полувейла, — как сон или марево. Ничего, через пару дней оклемается. Говорят, магглы иногда даже сами ходят сдавать кровь для своих целителей. Осторожно, Кадмина, тут местность болотистая. И водятся всякие твари.
Они шли опушкой леса, и Гермиона старалась разглядеть вдали огоньки деревни — но всё было мрачным и темным. Сколько же, по мнению Амаранты, миль она способна вот так вот запросто пройти?
— Я попросила бы заколдовать портал прямо в деревню, но ты сама понимаешь: вампиры не любят проявлений магии такого рода. Да и вообще не сильно жалуют волшебников. Во всяком случае, большинство, — говорила тем временем Амаранта. — Да это и понятно — маги ставят себя выше всех других, многие из них пренебрежительны. Но исключения встречаются везде… Эй, куда же ты, Кадмина? Там только старое кладбище, нам налево.
Пораженная Гермиона вскинула палочку выше и вдруг поняла, что они пришли. И стоят у дороги, пролегающей между массы двухэтажных и трехэтажных строений. Совсем невидных в темноте из?за того, что во всем Альмовине, казалось, не горело ни одного огонька.
Зато там мелькали силуэты и тени, и из сумрака, теперь Гермиона это видела, на нее устремилась не одна пара блестящих любопытных глаз.
— Они меня не съедят? — на всякий случай уточнила Гермиона, чувствуя на коже морозец.
— Нет, что ты! — засмеялась ее спутница. — Ты же волшебница. Вампиры не трогают волшебников. — Амаранта взяла подругу за руку и уверенно повела за собой. Гермиона светила под ноги приглушенным светом палочки. — Тут даже когда?то жил коротышка–Уорпл, почти полгода, — говорила полувейла, уверенно продвигаясь в темноте, — и ничего, доволен остался. Вот, мы и на месте.
Гермиона и сама это видела — в мутном матовом стекле небольшого дома плясал отблеск веселого огонька. Амаранта поднялась на ступеньки и распахнула дверь. Леди Малфой обернулась напоследок — безликие и бесшумные тени, казалось, столпились у нее за спиной. Ведьма быстро юркнула в дом и придавила дверь руками.
— Доброй ночи, мадам! — произнес по–румынски неземной, чарующий голос, и Гермиона, вмиг позабыв обо всем, с изумлением воззрилась на его обладательницу.
Доамна[148] Нэсмизидас была укутана в плотную темную чадру, и лишь ткань, скрывающая нижнюю часть ее лица, слегка просвечивала в отблеске горящей в комнате одинокой свечки. Но, невзирая на это, представшая перед Гермионой женщина была самой прекрасной из всех, какие только могут существовать на земле. Завораживающая, чарующая.
Ее кожа, белоснежная и блестящая, сияла едва заметным лунным светом, а золотые локоны под чадрой струились в неосязаемом ветре, колыхавшем и ее одеяние. Обнажающиеся от этого неземные руки вейлы, белоснежные и изящные, едва заметно мерцали миндаликами ноготков.
Глаза Нимрадели Нэсмизидас блестели неясным потусторонним свечением, колышущем что?то глубоко внутри любого, дерзнувшего взирать в них. Ее голос звучал, словно музыка, и разом охватывал и пленял разум и чувства, околдовывал и покорял.
Гермиона никогда раньше не видела чистокровных вейл так близко — только когда?то очень давно с высоты трибун на Чемпионате мира по квиддичу. И вот теперь будто сама красота воплотилась перед ней в образе этой женщины, которая не была, не могла быть просто человеком. Неземная, потусторонняя: всё колдовство красоты, воплотившееся в образ сильфиды.
— Я вижу, матушка произвела на тебя впечатление, — засмеялась тем временем Амаранта, чья краса будто меркла рядом с этим чарующим творением природы и магии.
Гермиона запоздало поздоровалась, стараясь сдерживать трепет восторга.
— А это отец, ты, видно, и не приметила его в тени лучезарной супруги, — мелодично продолжила Амаранта, и, опомнившись, Гермиона второй раз в жизни увидела настоящего чистокровного вампира вблизи.
Высокий и будто истощенный мужчина с темными кругами под глазами и заплетенными в длинную косу тронутыми проседью эбеновыми волосами странно улыбнулся, делая несколько шагов навстречу гостье. Несколько выбившихся темных прядей обрамляли бесплотную бледность его лица, черты казались настолько хрупкими, будто были высечены изо льда; ни признака света или тепла — и всё же этот алебастровый лик, казалось, светился каким?то внутренним пламенем. Вампир протянул Гермионе ладонь, но, вместо того чтобы пожать, поднес ее руку к губам — и кожа его, и его синеватые бескровные уста оказались очень холодными и как будто каменными.
— Мое почтение, мадам, — произнес отец Амаранты звучным и красивым, но весьма необычным голосом. Гермионе было бы сложно сказать, в чем состоит странность — но она была очевидна. — Мое имя Рэжван, — продолжал вампир, пристально следя за ее глазами своим немигающим взглядом.
Глаза домнула[149] Нэсмизидас были похожи на черные омуты, подернутые инеем. Передвигался он бочком, странными отрывистыми и резкими движениями и почему?то напомнил Гермионе величавого богомола.
— Мы напугали твою подругу, дорогая, — пропела, будто перебирая струны арфы, Нимрадель. — Не смущайтесь, мадам. Присаживайтесь. Или вы желаете сразу уединиться с Чарльзом?
Только теперь Гермиона наконец?то заметила Чарли, который беззвучно смеялся, сидя за большим деревянным столом у самой свечи и наблюдая за ней. Амаранта уже стояла рядом, и ее тонкие изящные пальчики играли кончиками его шейного платка.
— Ох матушка–Моргана, Чарли! — ахнула леди Малфой. — Как же это я тебя не заметила? Привет.
— Здорoво! — хохотнул волшебник. — Заметишь тут убогого пасынка эльфа–домовика рядом с моей лучезарной будущей тещей!
Амаранта тяжело вздохнула, а под вуалью Нимрадели проступила, словно вспышка лазури, легкая улыбка осуждения.
— Чарльз как будто и не видит меня, когда дочь рядом, — вздохнула доамна Нэсмизидас и перекинулась
