— Но это же… И что теперь делать?!
— А вот это была моя реплика. Мне нужен совет.
— От меня?!
— А от кого?! Может, прикажешь пойти к мадам Помфри?!
— А ты… Эм… На каком месяце? Ты хоть школу успеешь закончить перед?..
— Попридержи гиппогрифов! — вскинулась Гермиона. — Никто не собирается рожать ребенка. Тем более от Люциуса.
— Но как…
— Слушай, подруга, ты меня убиваешь.
— Нет, это ты меня убиваешь! Наповал.
— Угу, скажи еще: как можно лишить жизни ни в чем не повинное дитя?!
— Скажу, — рассердилась Джинни. — Скажу: как? Как ты собираешься с моей, безусловно, профессиональной и квалифицированной помощью от него избавляться?! Нашла специалиста…
— Веди меня к мадам Помфри! — Гермиона покорно протянула вперед руки, будто предлагая собеседнице надеть на них кандалы.
— А ты не думала обеспокоить этой проблемой новоиспеченного папочку? — не смутилась та.
— Никогда в жизни! Еще идеи?
— Ну, я могла бы поговорить с Ликой…
— Нет! От твоей Вэйс вообще одни проблемы. Она меня и так недолюбливает. Наговорила всяких гадостей Генри, так он меня теперь тренирует от неврастении с завидным упорством!
Джинни умолкла и уставилась в окно. Новость об истинной причине пропажи Лаванды Браун она восприняла, вероятно, хуже всех, посвященных в суть дела. И говорить об этом категорически отказывалась.
— Ну, тогда тебе остается только одно, — после паузы сообщила юная Пожирательница Смерти, наконец озабоченно посмотрев на Гермиону. — Ступай к профессору Саузвильту и проси помочь. Больше ничего тебе посоветовать не могу.
* * *
«Легко говорить! — сердито думала Гермиона, самым медленным своим шагом спускаясь в подземелья. — Как я должна сказать такое Генри? Генри».
Страшно даже подумать, чему после ЭТОГО он начнет ее учить…
— Что?то случилось?
Молодой профессор к счастью или ужасу Гермионы нашелся в кабинете, хотя они и не договаривались о встрече. Теперь он смотрел на нее обеспокоенным взглядом.
— Кадмина?
— Определенно да. Мне нужна твоя помощь.
— Я слушаю.
— Угу.
Гермиона прошла по комнате к заделанному кирпичом окну и оперлась на подоконник, прислонив голову к холодному камню.
— Что случилось?
— Случилось… Оставим прелюдию, — внезапно решилась она. — Я жду ребенка.
* * *
— ЧТО?!
— Ну, дорогой, держи себя в лапках! — неожиданно развеселилась молодая ведьма. — Что ты так волнуешься?
— КАК это могло произойти? — перебил ее мужчина.
— Ты правда хочешь, чтобы я объяснила, откуда…
— Кадмина!
Девушка вздрогнула и отступила на шаг.
— Спокойно. Ты меня пугаешь.
— Тебя кто?то…
— Нет, что ты, — замотала головой Гермиона. — Всё было весьма добровольно. Генри… Я… Я не хотела бы обсуждать с тобой детали. Ты можешь мне помочь?
— В чем? — ледяным тоном спросил он.
— Ты ведь не думаешь, что я собралась быть матерью?
— Кто знает об этом? — после короткой паузы спросил ее профессор.
— Никто… Джинни Уизли. А так — никто. И, прошу тебя, НИКТО и не должен об этом узнать.
— А… Отец знает?
— Мой?
— Твой, я так понимаю, не знает. Отец ребенка.
— Нет.
— Кто он?
— Генри. ТЫ можешь мне помочь? Просто помочь?
* * *
В темных коридорах Хогвартса всё?таки очень страшно. Особенно если ты гуляешь по ним в одиночестве. Особенное если у твоей прогулки есть конкретная цель. И особенно если это такая цель.
«Ты сможешь прийти ко мне ночью в пятницу, так, чтобы никто об этом не знал и чтобы с утра тебя не хватились: будто ты просто рано отошла куда?то? Это возможно?»
Это было возможно. Возможно, только…
Просто выпить какую?то бурду. И ничего не будет. Не будет проблем… Вот только почему тогда, много– много лет назад, величайший ведомый ей зельевар, пусть и еще очень юный, просто не дал её тёте «какую?то бурду», чтобы избавиться от нежелательного ребенка?..
Идею убивать уже рожденного младенца Гермиона отмела сразу. И даже не из?за ужасного опыта Нарциссы. Просто она была еще совсем не готова становиться матерью. Даже немножко. Мысль о том, что это будет расти в ней, вызывала панику.
И — о, как теперь она понимала свою тётушку! К обреченному существу, угнездившемуся внутри, Гермиона не испытывала ничего, даже отдаленно напоминающего жалость. Только тошнотворное отвращение и страх. Зачем оно завелась у нее внутри? Чужое, инородное, тянущее из нее жизненные соки и заставляющее бояться, дрожать; грозящее испортить ее жизнь, если вовремя не вытравить его!
От осознания того, что внутри находится подобное: живое и бездушное, чужеродное, склизкое… Что оно развивается и растет с каждым днем, растет прямо в ней — от этих мыслей бросало в холодный пот, и к горлу неизменно подступала тошнота, а на глаза наворачивались злые слезы. Зачем эта мерзость случилась с ней?! Как можно было позабыть об этой опасности?! И это она — рационалистка и перестраховщица Гермиона Грэйнджер?!
А Люциус?! Почему он не подумал о безопасности, чай не вчера появился на свет?!
Гермиону передергивало от мыслей о своем любовнике так, будто он наградил ее какой?то постыдной болезнью. Всякую страсть убило это брезгливое отвращение, эта мерзкая тварь, засевшая у нее внутри.
Удастся ли избавиться от нее без последствий? Что придется вынести для этого? Зачем, за что это вообще с ней произошло?!
Гермиона шла по темной лестнице в подземелья, в спальню Генри, где им «точно никто не помешает». Шла и чувствовала, как предательски дрожат руки и подкашиваются колени. На нее накатывали то бессильная ярость, то жалость к себе, то тошнотворное отвращение — и тогда хотелось помыться, вытереться от грязи, будто приставшей к ней изнутри. Казалось, это существо следит за ней. О, оно не хочет умирать. Оно хочет и дальше вить гнездо в ее животе, питаться ею и через девять месяцев, разрывая плоть, выкарабкаться наружу: всё в крови и слизи, мерзкое, маленькое, орущее…
Гермиона остановилась и бешено замотала головой, обхватывая себя руками. На лбу выступил пот. Хотелось бежать и кричать — прочь от этого кошмара.
Скорее, скорее покончить со всем. Как бы ни было это страшно — поскорее избавиться, поскорее
