– Буонис был очень стар. Наверное, часто болел. Ты помнишь, как он болел?
– Нет. Он был крепким. Но старым.
– Уважаемый, Тук даст вам мешок еды, если вы вспомните, как болел сэр страж. Неужели он всегда был крепким и здоровым? Вспомните, пожалуйста, это очень важно.
– Он дряхлел. Не так сильно, как я, но дряхлел. А потом это проходило.
– Проходило? Как?! – вскинулся я.
– Я… Я не знаю… Я не могу это знать… – В глазах старика опять показались слезы.
– Вспомни. Пожалуйста, вспомни. Как это происходило? – Я едва за плечи его не ухватил, чтобы потрясти и тем самым запугать окончательно, – успел остановить уже тянущиеся руки. – Ты же видел его? Он что – просто так изменялся? Или что-то делал для этого?
– Никто не видел, как он это делает. Страж уходил от всех.
– Ну хорошо. Уходил. Куда уходил?
Старик, обернувшись, ткнул в сторону лаза:
– Туда он шел. На юг. К Черному озеру. И дальше. По реке. Я уже не помню, как она называется. Никто туда не ходил и не ходит. Проклятые места. Тропа Погани.
– Тропа Погани?
– Да. Старая дорога. К границе. Совсем старая. Говорят, она и на дорогу не похожа. Ущелье узкое и темное. Нечистое место. Тьма рядом. Кирт древний. Всякое случается. Нет там людей. А страж ходил к той реке. Сам ходил. Только лошадь брал. Если за ним кто-нибудь пробовал идти, то гневался сильно. Его провожали до озера, а затем оставляли одного. Потом, спустя время, он выходил к Мальроку и оттуда возвращался домой. Я все рассказал, дайте мне хлеб.
– Нет. Ты не рассказал главного. Вот дряхлость его как пропадала? Уходил он, когда старел, – а дальше? Что с ним потом было?
– Когда он возвращался… Когда я начал дряхлеть, то стал жалеть, что не умею делать так, как он…
– Он становился молодым?
– Нет. Не совсем. Не знаю. Он будто десять лет прожил, но как-то не так. Будто время назад для него текло. Но глаза его оставались старыми. У него был очень усталый взгляд. А после того, когда возвращался, усталости в нем становилось больше. И боли. Я был ребенком. Мне было страшно, но и любопытно. И я отважился его спросить. Он тогда ответил: «Мы – не люди, мы – стражи. Чтобы продолжать жить, мы должны отдавать свою жизнь до последней капли, и только тогда все начинается заново». Я попросил взять меня с собой, чтобы посмотреть, как он это делает, но Буонис отказал. Никто не должен был этого видеть. Свой путь надо пройти в одиночку. Так он сказал. Мне можно взять хлеб?
Я пытался спрашивать по-разному, но старик, похоже, и в самом деле больше ничего не знал.
Картина вырисовывалась простая и непонятная. Страж Буонис прожил на побережье Межгорья немало лет. Мужчиной он был крепким, но возраст брал свое. И когда нехорошие изменения накапливались (почти как у меня сейчас), он поступал одним и тем же способом: брал коня, оружие, небольшой запас продуктов и отправлялся в долину речки, впадающей в самое южное озеро здешнего «водного ромба». Проведя там некоторое время, он возвращался через Мальрок.
Я было заподозрил, что страж ездил еще дальше, в опоганенные земли, но старик заявил, что дозоры на границе никогда его не замечали. Пройти мимо них там затруднительно – через обрывы горной гряды существовало лишь несколько узких проходов. Как ни хитри, но хотя бы след оставишь.
После отлучки страж возвращался обновленным человеком. Полным сил. Здоровым. И в таком состоянии находился несколько лет – до очередного загадочного вояжа.
Что он там делал? Никому не известно, ведь он ходил один.
Боги, как же я хочу это знать!
Но подробностей из старика выдавить не удалось. Чудо, что он хотя бы это вспомнил. Приказав Туку наградить его продовольственной премией, я завалился спать, вместо подушки использовав все тот же кусок колоды, прикрытой дурнопахнущей шкурой. Мне уже плевать на такие мелочи – слишком трудный день для инвалида.
Да и вечер тоже.
Глава 4
Непопулярные решения
Утро не заладилось.
Во-первых, проснувшись, я тут же об этом пожалел. Ведь пока похрапываешь, все так замечательно – ничего плохого не чувствуешь. А стоит глаза продрать – и наваливается… Болело абсолютно все. Суставы крутили десятки невидимых инквизиторов, простуженное горло резали ржавыми ножами, в голове поселился неутомимый садист с электрической дрелью. Похоже, надо было сюда еще раньше выдвигаться – процесс распада резко ускорился.
Во-вторых, еще не поднявшись, я ощутил запах разложения. Его почему-то принято называть сладковатым, но тот, кто это придумал, видимо, ни разу в жизни не видел сахара. Непереносимая мерзость легко перебивала обычную местную вонь, а ее происхождение было загадкой. С перепугу решил было, что от меня нести начало, но, к счастью (или к горю), ошибся. Источник выдал себя податливой мягкостью под головой. Никогда не поверю, что за ночь деревянная колода станет мягкой.
Это оказалась не колода – откинув в сторону грязную шкуру, я обнаружил под ней тело безнадежно исхудавшего мальчика лет десяти-одиннадцати.
На мой крик показался Тук и, уставившись на детское тело, поинтересовался:
– Что-то не так?
– Да ты что! Не видишь сам?! Здесь мертвый мальчишка!
– Да они мрут как мухи. Не обращайте внимания. Голод, сырость, холод. Все подохнут, если не уйдут. Но уперлись – думают, что здесь вольготнее всего. Не достанет ни погань с демами, ни ортарцы. А толку-то от такой жизни?
– Тук… они… Они что – от голода умирают? Дети? Я думал, что здесь только стариков плохо кормят.
– Да нечего им жрать. Даже мыши отсюда улетели. Осталось несколько, но попробуй их еще найди и достань. Ниже идут большие пещеры, там до потолков камнем трудно добросить. Вот в них нетопырей полно. Но с другой стороны, разве ж это еда? Тьфу! А эти туда ходить боятся – нехорошее там что-то водится. Уже совались вниз, да только возвращались не все. Оставшиеся решили, что тамошние мыши не стоят такого риска.
– Я… Я не могу здесь оставаться. Мне нужен свежий воздух.
– Давайте к выходу переберемся, там поменьше воняет. У костерка погреетесь, отвара горячего выпьете, покушаете.
– Хорошо. И старика ко мне приведи. Я тут кое-что надумал, но вопросы к нему остались.
– Так он уже ничего вам не расскажет.
– Почему?
– Так помер он.
– Как?!
– А молча. Накушался, лег – и не встал больше. Зря ему столько хлеба дали. А может, и не зря: хоть сытым помер. Эй! Сэр страж! Что это с вами?!
– Тук! Как можно так жить! Да что вы за люди?!
– А я-то здесь при чем?! Мы на Бакае так не жили. И в норы у нас никто не прятался. Это все местные. Здесь, возле берега, самое межгорское отребье в последние годы жило. Другие ушли, не выдержали. Демы покоя не дают – постоянно шастают. Приличный хозяин везде себе дом справит и занятие найдет, а такие, как эти, нигде не нужны. Они и сами это знают, вот и не рыпаются.
Покосившись на тело мальчика, я покачал головой и непреклонным тоном постановил:
– Ужинаем, потом вяжем всех – и тащим за собой. Оставлять их не будем.
– Так сбегут по дороге.
– Отведем подальше от пещеры – может, хоть дороги не найдут. Да и не все сбегут.
– Ваша правда, не все. Ох и нелегко с такими будет. Бочку вшей в замок притащим – не отмыть и не отстирать здесь.
