Virtuality

какой-то другой, отличной от этой, не столь мне известной, и что меня как будто выдернули из моей реальности. Всё это вновь возвращает меня в ощущение этой непричастности к происходящему, и я снова понимаю, что всё это вызвано не столько моей потерей памяти, сколько конкретно тем, что я забыла.

Время уже не детское, и дороги свободны. Наслаждаясь видами ночной Москвы, через несколько минут я оказываюсь возле дома. Возле своего временного пристанища.

Когда же я вспомню, где я живу?

Поскорее бы. А то надоело уже быть бомжем. Бродягой. С кучей денег.

Дима говорит:

— Приехали. Тебя проводить?

— Нет, спасибо. И спасибо за то, что подвёз.

— Да, пожалуйста. Мне не сложно.

— Да, с такой-то машиной… — протянула я, — это никогда не сложно.

Дима посмеялся.

Я предложила ему обменяться номерами телефонов. На всякий случай.

Ну, вы меня понимаете, на какой случай. Одинокий — возможно, одинокий — симпатичный молодой человек на хорошей машине, определённо питающий ко мне симпатии — это как раз самый подходящий случай.

После того, как мы обменялись номерами, я, крепко обняв Диму, поцеловала его в щёчку, но поцеловала намеренно долго. А что, очень даже хороший намёк: то, что поцеловала в щёчку, означает, что я не сдамся быстро, но то, что обняла и поцеловала нежно и долго, означает, что я готова поиграть. Совсем немного. Ну, если вы девушка, то вы меня понимаете.

Надеюсь, он поймёт намёк.

Во всяком случае, терять такого парня — это просто глупость.

Он говорит:

— Ладно, я поехал. Кстати, — уже на полпути к машине сказал он, — как насчёт того, чтобы встретиться на следующих выходных? Мы с друзьями собираемся к моим предкам на дачу — они сейчас во Франции, — и мне было бы очень лестно видеть тебя в качестве компании. Они возьмут своих девушек, так что, тебе будет, с кем посекретничать.

— Посекретничать? Хм, — изображаю мыслительный процесс, — я подумаю. Позвони мне на днях.

— Хорошо, конечно. Ну, тогда до связи, Вика, — сказал Дима с приятно-флиртующим видом.

Нравится он мне.

— Пока, Дима. До связи.

И он, на прощание как-то весело и позитивно три раза мне посигналив, уезжает.

Да, приятный парень.

И искренний. Именно искренний. Не то, что Паша. Или Женя.

Женя, которого я убила за то, что он обошёлся со мной по-скотски.

Паша, которому я разбила каблуком глаз за то, что он обошёлся со мной по-скотски.

Или школа, которую я взорвала за то, что все её ученики обходились со мной по-скотски.

Надеюсь, если у нас с Димой будет какое-нибудь продолжение, он будет вести себя хорошо.

Ведь я за себя не ручаюсь.

Ладно, шучу.

Захожу в гостиницу, отдаю карту гостя, забираю магнитный ключ и поднимаюсь в номер. Пока я это делала, я обнаружила, что меня шатает — то ли оттого, что я так сильно устала, то ли оттого, что я пьяна в стельку, то ли оттого, что Дима мне так вскружил голову.

Вероятнее, от всего сразу.

Захожу в номер. Первое желание: упасть в кровать и заснуть. Я ложусь, не раздеваясь и даже не разуваясь.

Но не могу заснуть.

Слишком много мыслей.

Так, надо прокрутить.

Включаю телевизор. Да, я его не смотрю, но мне нужен какой-то фон, чтобы не было этого навязчивого звона в ушах, выносящего мозг, какой бывает при абсолютной тишине.

Я тишина-фоб, как сказал бы Чак Паланик.

Так. Надо попробовать сложить кусочки заново. Кусочки головоломки, которой для меня пока — надеюсь, что пока — является для меня моя жизнь.

Так. Детство я вспомнила. Я родилась инвалидом. От нас с мамой ушёл отец, и она меня в этом обвиняла, отчего, очевидно, наши с ней отношения были не очень хороши. Точнее, её отношение ко мне. Из-за того, что мама палец о палец не стукнула для того, чтобы меня отдали в специальную школу для детей с отклонениями, вся школа надо мной издевалась и придумывала мне всякие прозвища. В двенадцать лет, под конец учебного года, я на своей инвалидной коляске приняла участие в забеге, который в итоге выиграла, благодаря чему и получила прозвище Порш. Ага, типа самая быстрая.

Не думаю, что большинству этих детей удастся прокатиться с ветерком на Порше, как это сегодня сделала я.

Но самое главное — это то, что именно в тот день я впервые почувствовала свои ноги. Всё ясно: это первое из самых сильных впечатлений моей жизни.

Кстати, точно! Именно самые сильные впечатления мне и приходят в голову в виде воспоминаний. Только почему мои самые сильные впечатления настолько хреновы?

Ладно, неважно. Сейчас-то всё хорошо.

Бля, как же меня мутит. Опять вертолётики в глазах.

Я явно не алкоголичка. Если кто-то вздумает снова мной воспользоваться, то лучший способ — это меня напоить.

Только пообещайте этим не пользоваться, ладно?

Так. Надо встать и умыться холодной водой.

Что было дальше?

Следующее сильное впечатление — это лишение девственности в тринадцать лет. Опять же в конце учебного года. Что, эти уроды специально сговорились доканывать меня именно в конце года? Или это просто совпадение?

Говорят, случайности не случайны.

Я иду в ванную. Умываюсь. Вроде стало легче.

Намного.

Снимаю обувь и снова ложусь в постель.

Нет, даже не надейтесь, стриптиза не будет. Я не хочу раздеваться.

Следующее переживание, которое я помню, это то, как я в четырнадцать лет взорвала школу, отомстив всем за злобное, предвзятое и не толерантное отношение ко мне.

Затем, уже в пятнадцать лет, я случайно встретила в метро Женю. А потом столкнула его на рельсы. Тем самым я отомстила последнему человеку из всех школьных анти-товарищей.

По телевизору идёт какая-то научно познавательная передача, в ней рассказывают о первой высадке американцев на Луне и о том, что это была всего лишь гениальная провокация, своеобразный ответ Советскому Союзу. Смотрите, мол, мы можем и круче.

Ага, могут. Конечно.

Отличный фон.

Дальше — провал.

И провал длится до того момента, как я трудилась для того, чтобы стать красивой, а потом встретила Пашу, и мы полюбили друг друга. И как потом я узнала, что он едва не продал меня в сексуальное рабство.

За долги.