добраться даже до пяти баллов. Родители было воспряли духом, но уже в следующей ведомости средний балл опустился до 4,6, а затем едва достиг 2,5. Когда подвели итоги, в семье Коэльо разразился страшный скандал. Педро Кейма Коэльо де Соуза рвал и метал, запрещал развлечения, грозил все более страшными наказаниями, но Пауло, казалось, оставался к этому равнодушен. «Я по горло сыт колледжем, — говорил он друзьям, — сбегу оттуда, как только смогу».
Энергия и рвение, которые он не тратил на занятия в школе, полностью отдавались реализации проекта стать писателем. Убежденный в собственном таланте, не желая пребывать в неизвестности, Пауло решил, что помочь ему может только одно: реклама. В начале 1965 года во время долгих прогулок по пляжу Копакабана с Эдуардо Жардином, он вслух размышлял о том, как стать признанным писателем. Решение задачи представлялось ему простым: мир становится все более материалистическим (неважно, по чьей вине — коммунизма или капитализма), поэтому, скорее всего, искусство, в том числе и литература, обречено на исчезновение. И только массовая информация, то есть реклама может спасти мир от культурного Армагеддона. Пауло твердил Жардину, что его особенно беспокоит литература: она не получила такого широкого распространения, как музыка, ею мало интересуется молодежь.
— Если нашему поколению никто не привьет интереса к литературе, — делился он опасениями с Эдуардо, — она очень скоро перестанет существовать. — И Пауло поведал другу свой рецепт спасения литературы: — Моим главным занятием станет массовая коммуникация, пропаганда; она будет тем инструментом, которым я заставлю публику читать и обдумывать то, что пишу. Благодаря ей мои книги станут лучше продаваться, но это — вторичный результат. Главное — таким образом я пробужу всеобщий интерес к моим идеям, к моим теориям. — Друг слушал с недоверием, но Пауло и дальше излагал ему проект, относящийся уже к тому времени, когда публика будет завоевана. — А потом, по примеру Бальзака, я сам буду писать — под псевдонимом, разумеется, — критические и хвалебные статьи о собственном творчестве, но это уже совсем другая история.
Жардин не соглашался:
— Ты очень по-коммерчески рассуждаешь, Пауло. Ты же знаешь, что реклама насквозь лжива, она заставляет людей делать то, чего они не хотят.
Но Пауло был настолько уверен в действенности своего плана, что в январе наклеил на поверхность письменного стола нечто вроде программы того, что собирается сделать в новом году:
Литературная программа на 1965 год.
Покупать все газеты, выходящие в Рио.
Изучить их литературные отделы и выяснить, кто ответственные редакторы и руководители этих газет. Посылать свои сочинения редакторам и объяснительные письма руководителям. Установить с ними телефонные контакты, справляясь о дне, когда мои сочинения будут опубликованы. Информировать руководителей о моих намерениях.
Найти покровителей.
Провести всю эту работу и с журналами.
Выяснить, пожелает ли кто-нибудь систематически получать мои сочинения.
Провести такую же работу с радиостанциями. Попытаться создать собственную программу или поступить на службу в уже существующие. Выяснить по телефону, будет ли передано то, что я им посылаю, и если да, то когда именно.
Достать адреса известных писателей, послать им мои стихи, попросить высказать о них свое мнение и поместить в изданиях, с которыми они сотрудничают. Обращаться к ним снова и снова, если письмо останется без ответа.
Приходить на автограф-сессии, конференции, встречи, премьеры спектаклей, стараться побеседовать со знаменитостями и сделать так, чтобы меня заметили.
Организовать показы моих, театральных пьес. Приглашать на них литераторов старшего поколения, чтобы добиться их покровительства.
Попытаться наладить контакты с писателями нового поколения, угощать их коктейлями, посещать места, где они собираются. Продолжать себя рекламировать, рассказывать в писательских кругах о своих удачах.
Отпечатанный на машинке план казался беспроигрышным, но в реальной жизни Пауло не удавалось выбраться из унизительной и обидной безвестности. Его не печатали, он не сумел познакомиться ни с одним критиком, ни с одним журналистом, ни с кем из тех, кто бы смог отворить ему заветную дверь или протянуть руку помощи на пути к славе. Его угнетало еще и то, что учился он хуже некуда. Пауло с трудом заставлял себя ходить в колледж Эндрюс — и делал это совершенно напрасно, потому что его оценки становились все позорнее. У Пауло всегда был такой вид, будто он витает в каком-то совсем другом мире. И вот в состоянии такой душевной летаргии он познакомился с учеником классического отделения колледжа Эндрюс, которого звали Жоэл Маседо. Юноши были одного возраста, но Жоэл оказался полной противоположностью Пауло: общительный экстраверт, хорошо ориентировавшийся в политике, он был одним из самых молодых представителей так называемого поколения «Пайсанду», к которому принадлежали киноманы и интеллектуалы, собиравшиеся в кинотеатре «Пайсанду» в районе Фламенго. Жоэл руководил школьным театральным кружком и отвечал также за газету «Агора» — печатный орган учеников колледжа Эндрюс. В редколлегию он пригласил и Пауло. Газетка постоянно конфликтовала с консервативно настроенным руководством колледжа, поскольку выступала против репрессий и произвола находившейся у власти военной клики.
Перед Пауло открылся новый мир. Причастность к группе «Пайсанду» обеспечивала ему контакты с интеллектуальной элитой Рио-де-Жанейро, общение со звездами левой оппозиции, противостоявшей военному режиму. Не только деятели кино, но и драматурги, музыканты, журналисты, законодатели культурной моды Рио были постоянными посетителями кинотеатра и его естественного продолжения — расположенных неподалеку баров «Оклахома» и «Синерама». На так называемых «проклятых сеансах», проводимых по пятницам в полночь, — билеты на них разлетались за несколько минут, — показывали последние новинки европейского кино. Пауло мало интересовался политикой и социальными проблемами, но его глухая экзистенциальная тоска позволила ему хорошо вписаться в круг завсегдатаев «Пайсанду», и вскоре он стал там своим человеком. Однажды Жоэл спросил его, почему Пауло никогда не ходит на такие популярные «проклятые сеансы»:
— Во-первых, мне не хватает нескольких месяцев до восемнадцати, а на эти фильмы обычно не пускают несовершеннолетних, — объяснил он, добавив, что есть еще и вторая, столь же непреодолимая причина: — Если я до одиннадцати не вернусь домой, отец не откроет мне дверь.
Жоэл никак не мог согласиться с тем, что семнадцатилетний юноша должен являться домой в строго определенное время:
— Тебе пора завоевать свободу. А с возрастом все очень просто: подделай дату рождения в школьном билете, как это сделал я. — Проблему же позднего возвращения Жоэл предложил решить следующим образом: — После ночных сеансов ты будешь спать в доме моих родителей в Ипанеме.
Подправив школьный билет и получив возможность гарантированной ночевки, Пауло вступил в волшебный мир, где царили Жан-Люк Годар, Глаубер Роша[20], Микеланджело Антониони, Ингмар Бергман и Роберто Росселлини.
Но одна трудность все же оставалась. Билеты, пиво, сигареты и транспорт — за все это надо было платить. Совсем немного, естественно, но у Пауло, лишенного карманных денег, не было буквально ни гроша, и он не представлял себе, как выпутаться из этой ситуации. К немалому удивлению Пауло, проблему решил отец. У инженера Педро был друг Луис Эдуардо Гимараэнс, директор «Диарио де нотисиас» — одной из самых влиятельных в то время газет Рио, а к тому же зять ее владелицы Ондины Дантас. Педро устроил встречу сына с газетчиком, и через несколько дней Пауло начал работать «тюленем» (так на жаргоне бразильских журналистов назывался стажер) в старом здании на улице Риашуэло, в самом центре города. На первых порах — бесплатно, дожидаясь, пока с ним не заключат контракт. Проблема с деньгами оставалась,