что тебе нужно. Вчера я звонила, но тебя не позвали».
Когда через четыре недели Пауло выписали, он был очень слаб, но попытался извлечь хоть какой-то положительный урок из своего пребывания в аду. Вернувшись домой, он собрался с духом и продолжил дневниковые записи:
Во время этого перерыва я находился в клинике доктора Эйраса как помешанный. Я провел там 28 дней, не ходил в школу, потерял работу, а теперь оказалось, что я совершенно здоров и что не было никакой необходимости меня туда помещать. Хороши, однако, мои старики! Погубили мою карьеру, погубили учебный год, истратили столько денег, и все для того, чтобы выяснить, что я совершенно нормален. Теперь придется все начинать сначала, (Хуже всего, что в день поступления в клинику меня должны были принять на постоянную работу в газету.)
Но что ни делается, все к лучшему. Как говорил один мой сосед по этажу, «даже то, что причиняет нам вред, в конечном счете идет на пользу». Да, пользу из всего этого я извлек несомненную. Я стал более зрелым и уверенным в себе. Я лучше разобрался в своих друзьях и оценил некоторые свои идеи, которым раньше не придавал значения. Я стал взрослым.
Пауло вышел из клиники убежденным, что у него «ничего не было», однако доктор Бенжамин Гомес придерживался иного мнения. Подписанная им история болезни, сохранившаяся в архиве больницы доктора Эйраса, содержит довольно мрачный диагноз, похожий на приговор: «Пациент с шизоидным типом личности, не склонный к социальным и эмоциональным контактам. Предпочитает действовать в одиночестве. Неспособен выражать чувства и испытывать радость». Судя по этому листку бумаги, страдания Пауло только начинались.
6
Пауло осыпает отчий дом градом камней и видит во сне, что его снова помещают в психиатрическую больницу. К сожалению, сон оказался вещим
Те немногие друзья, кто за эти двадцать восемь дней навещал Пауло в больнице, очень удивились, когда его выписали. Он был подавлен и казался физически слабее, чем прежде, но даже не пытался скрывать, что лечился в психиатрической клинике. Наоборот, едва появившись на улице Родриго Отавио, собрал друзей и стал хвастать, что пережил такое, чего им и во сне не увидать: прошел курс лечения в «психушке». Пауло красочно описывал невероятные происшествия (часто выдуманные), свидетелем которых якобы стал в лечебнице, и некоторые приятели ему позавидовали — они жалели, что им не довелось побывать в таком интересном месте. Поведение Пауло не на шутку обеспокоило Педро и Лижию. Опасаясь, что пребывание в психиатрической клинике может нанести ущерб репутации Пауло и в школе, и на работе, они об этом никому не говорили. Отец сообщил в колледж Эндрюс и в «Диарио де нотисиас», что отсутствие сына объясняется необходимостью совершить «неожиданную поездку», а узнав, что Пауло всем рассказывает правду, предупредил его:
— Немедленно прекрати болтать! Если станет известно, что ты лечился от душевной болезни, потеряешь право баллотироваться на пост президента Республики.
Не имея ни малейшего желания становиться президентом чего бы то ни было, Пауло вышел из клиники, изголодавшись по тому, что он называл «интеллектуальной жизнью». Теперь, помимо любительского театра колледжа Эндрюс и кинотеатра «Пайсанду», у него появилось новое место для развития творческой активности. Барбара Элиодора, возглавлявшая организацию, в чьем ведении находились бразильские театры, добилась от правительства разрешения преобразовать помещение бывшего Национального союза студентов (разграбленное и сожженное бандой крайне правых молодчиков в день военного переворота) в новую Национальную театральную консерваторию. Не ремонтируя здание Народного центра культуры, знаменитого НЦК, где располагался Национальный союз студентов, и даже не закрасив следы вандализма, Барбара Элиодора создала в нем театр «Палкан». Зал на сто пятьдесят мест стал потом центром культурного просветительства — правда, не такого свободного, как прежде. Здесь проводились репетиции и ставились спектакли, а позднее возник не имевший постоянной труппы Национальный университетский театр (НУТ), в котором работали только студенты. Весь театральный опыт Пауло сводился к пьесе «Урод», уничтоженной в тот же день, когда он ее дописал, и двум-трем другим пьесам, тоже не дошедшим до сцены. Но Пауло был уверен, что обладает необходимыми способностями, и с головой погрузился в деятельность только что созданной Национальной театральной консерватории.
Вернувшись в «Диарио де нотисиас», Пауло понял, что его почти месячное отсутствие похоронило или по крайней мере отодвинуло на неопределенный срок возможность влиться в ее штат репортером, но он продолжал сотрудничать в газете, ничего не зарабатывая и ничего не требуя. Работать в таком месте, где он каждый день мог писать, пусть даже о тех ничтожных событиях, что обычно оставляли для него, было просто замечательно, и он делал это с радостью и совершенно бесплатно. В конце июля 1965 года ему поручили подготовить репортаж об истории Конгрегации марианитов[21] в Бразилии. Используя уже имевшиеся навыки репортерской работы, Пауло без особого труда справился с заданием, пошел в штаб-квартиру конгрегации, побеседовал со священнослужителями, собрал необходимые данные и написал небольшую статью о деятельности этого ордена, начиная с того дня, когда первые миссионеры-марианиты прибыли в Бразилию вместе с португальскими иезуитами. На следующее утро по дороге в колледж он купил в киоске газету и с гордостью улыбнулся, увидев свой материал. В статью была внесена небольшая правка, но в основе своей это был им созданный текст, и его читали тысячи людей.
Придя после обеда в редакцию, Пауло узнал, что за его голову назначена награда. Руководство Конгрегации марианитов, взбешенное опубликованным репортажем, явилось с рекламацией прямо к владелице газеты. Автора статьи обвиняли в том, что он сам выдумал содержащуюся в статье информацию. Услышав это, юный «тюлень» возмутился: эпизод с рекомендательным письмом на всю жизнь отбил у него охоту заниматься фальсификацией. Коллеги советовали ему лечь на дно и затаиться, пока не улягутся страсти, но Пауло, вспомнив о прыжках в реку в крепости Сан-Жуан, решил, что не стоит безропотно ожидать незаслуженного наказания, лучше сразу пойти к начальству и объясниться. Он уселся перед стеклянным директорским кабинетом-«аквариумом» и дождался хозяйки, которая появилась часа через два. Получив приглашение войти, Пауло остановился перед столом, за которым сидела владелица:
— Дона Ондина, я написал репортаж о Конгрегации марианитов и хочу вам объяснить…
Ему даже не дали закончить фразу:
— Вы уволены.
Пауло попытался возразить:
— Но, дона Ондина, меня же собирались принять на постоянную работу…
Не поднимая глаз от бумаг, хозяйка повторила:
— Вы уволены. Прошу вас удалиться…
Пауло вышел из кабинета, ругая себя за опрометчивость. Если бы он подождал пару дней, как советовали коллеги, об этом инциденте никто бы и не вспомнил. А теперь все кончено. Он поплелся домой как побитая собака. Но несмотря на пережитое потрясение, его способность фантазировать оставалась воистину беспредельной. Рассказывая в дневнике о глупости, которую он совершил, некстати проявив инициативу, Пауло попытался придать своему увольнению политическую окраску:
Ах! У меня было столько возможностей избежать того, что со мной произошло! Я бы мог уступить и заявить, что симпатизирую правым, чтобы остаться работать в газете. Но нет. Я предпочел стать мучеником, распятым за свои идеи, и меня пригвоздили к кресту прежде, чем я успел что-то сказать человечеству. Я даже не мог сказать, что невиновен, что боролся за всеобщее благо. Но нет! Умри же,
