здоровье, им было ровным счетом ничего не известно: несколькими месяцами раньше, в одну из мучительных бессонных ночей Пауло решил покончить с собой. Пошел на кухню, заткнул все щели кухонными тряпками, закрепил клейкой лентой. Оставалось пустить газ, но в последний момент Пауло испугался. Внезапно — словно снизошло спасительное озарение — он понял, что ему совсем не хочется умирать, он лишь жаждет привлечь внимание родителей к своему отчаянному положению. Но когда он сорвал с двери последний кусок ленты и уже собирался вернуться к себе в комнату, ему вдруг показалось, что он в кухне не один: к своему ужасу Пауло понял, что рядом с ним — Ангел Смерти. Панический страх юноши объяснялся тем, что он где-то вычитал, будто сей Ангел, если уж слетел с небес на чей-то зов, никогда не возвращается с пустыми руками. Эта зловещая встреча не могла, разумеется, не удостоиться упоминания в дневнике:
Я чувствовал, как меня обволакивает исходящий от Ангела запах, я ощущал дыхание Ангела и ощущал его желание кого-нибудь унести с собой. Я молчал. Мысленно я спросил его, чего он хочет. Он ответил, что его призвали и он должен кого-то забрать, ибо ему надо отчитаться о своих действиях. И тогда я взял кухонный нож, перелез через стену на пустырь, где пасутся соседские козы, поймал одну и одним махом перерезал ей горло. Струя крови взметнулась высоким фонтанам, залила ограду, перелетела через нее, так что брызги попали даже на стену нашего дома. Но Ангел получил желаемое и исчез. Теперь я знаю, что больше никогда в жизни не сделаю попытки покончить с собой.
Если предположить, что родители Пауло совершили бестактность и прочли его дневник — в чем через какое-то время он стал их подозревать, — даже то, что он принес в жертву козу (это происшествие тогда приписали неведомому маньяку), не могло служить достаточным основанием для госпитализации сына.
Когда санитар отвел его в приготовленную палату, Пауло все еще находился в состоянии шока. Подойдя к зарешеченному окну, юноша был потрясен красотой вида, открывавшегося из этого мрачного места. Из окна можно было любоваться белым песком пляжа Ботафого, садами на недавно возведенной дамбе Фламенго и чудесными очертаниями холмов Урка и Корковадо вдали. Вторая кровать была пуста — значит, Пауло предстояло страдать одному. Вечером кто-то из родителей передал привратнику чемодан с одеждой, личными вещами и книгами нового пациента. Больше в тот день не произошло никаких важных событий. Лежа на койке, Пауло думал о выборе жизненного пути. Больше всего ему хотелось, естественно, осуществить свою мечту и стать писателем. А если не получится, было бы неплохо сделаться настоящим сумасшедшим. Тогда его будет содержать государство, ему не придется работать и брать на себя какую бы то ни было ответственность. Правда, в таком случае он будет проводить много времени в психиатрических больницах, к тому же позднее, бродя по коридорам клиники доктора Эйраса, он быстро поймет, что ее пациенты ведут себя совсем не так, «как те безумцы, которых показывают в голливудских фильмах».
За исключением некоторых особо тяжелых случаев кататонии или шизофрении, остальные пациенты вполне способны здраво рассуждать о жизни и иметь собственное мнение по разным вопросам. Иногда у них случаются приступы панического страха, депрессии или буйства, но, как правило, они непродолжительны.
Первые несколько дней Пауло пытался освоиться в этом месте, куда его заточили родители. Из бесед с санитарами и служителями, которые неспешным шагом передвигались по бесконечным коридорам, он узнал, что в клинике содержат восемьсот душевнобольных. Они поделены на несколько категорий — в зависимости от тяжести заболевания и классовой принадлежности. Этаж, на котором жил Пауло, был территорией так называемых «тихих психов» — пациентов, поступивших в клинику по рекомендации частных врачей, а остальные, «беспокойные» и попавшие в лечебницу по направлению государственной службы здравоохранения, размещались в другом корпусе. Пациенты первой категории лежали в двухместных палатах с отдельным туалетом Днем они могли свободно перемещаться по всему этажу. А вот пользоваться лифтами, которые запирались на ключ, разрешалось только в сопровождении санитара и только при наличии подписанного врачом пропуска. Все окна, балконы и лоджии были ограждены решетками или бетонными блоками. Больных, принятых в клинику по государственной страховке, помещали в общие палаты на десять, двадцать и даже тридцать коек, а так называемые «беспокойные» содержались в отдельных запираемых боксах.
Больница доктора Эйраса была не просто психиатрической лечебницей, как вначале подумал Пауло: она представляла собой целый комплекс клиник — неврологической, кардиологической, а также наркологии, где лечили от алкоголизма и наркомании. Оба ее руководителя — доктор Авраам Акерман и доктор Пауло Нимейро — входили в число самых уважаемых нейрохирургов Бразилии. У дверей, ожидая приема, обычно стояли в очереди сотни обычных людей, пользовавшихся государственной страховкой, но приходили сюда со своими проблемами и сильные мира сего. За пять лег до Пауло здесь провел четыре месяца в отдельном шале магнат Ассиз Шатобриан, глава империи телекоммуникаций, лечившийся от мозгового тромбоза. Впоследствии в больнице доктора Эйраса окончили свои дни две популярнейшие личности, два бразильских кумира: гениальный футболист Гарринша в 1983 году умер здесь от алкоголизма, а певица Дирсинья Батиста попала сюда в состоянии глубокой депрессии и скончалась в 1999 году от остановки сердца.
Лижия каждую неделю навещала Пауло в лечебнице. Однажды она привела с собой дочь — Соня Мария, которой исполнилось пятнадцать, упросила родителей дать ей возможность повидаться с братом. Посещение клиники стало для девочки настоящим потрясением.
— Это такой ужас, по коридорам ходят люди и разговаривают сами с собой! — вспоминала она с возмущением через много лет. — И в этом аду затерялся Пауло, мальчик, которому было там совершенно нечего делать.
Соня хотела высказать все это родителям, воззвать к их милосердию, умолить, чтобы брата забрали из клиники, но у нее не хватило смелости. Она никогда не отстаивала даже собственные интересы, что уж говорить о брате? В отличие от Пауло, Соня всю жизнь была в подчинении у родителей — до такой степени, что, уже выйдя замуж и став матерью, никогда не позволяла себе курить при отце и скрывала от него, что носит бикини.
Что же касается Пауло, то, по словам доктора Бенжамина, навещавшего его каждое утро, юноше удавалось смягчать свои страдания «какими-то магическими движениями поясницы, которые он производил, даже когда упрашивал отпустить его из больницы». По мнению психиатра, он был в лучшем положении еще и потому, что умел «красиво говорить». Именно из-за этого Пауло избежал жестокой процедуры, которой часто подвергали душевнобольных в клинике — электрошоковой терапии. Доктор Бенжамин Гомес, хоть и был прекрасным знатоком душевных болезней и переводил книги по психиатрии, являлся убежденным сторонником этого варварского метода лечения, давно отвергнутого и осужденного в большинстве стран мира.
— В некоторых случаях, например, при тяжелых, затяжных депрессиях, иного выхода просто нет, авторитетно заявлял доктор Бенжамин. — При такой патологии любая другая терапия — самообман, надувательство, паллиатив, опасное продление страданий.
В клинике Пауло давали такие огромные дозы психотропных средств, что он целые дни проводил в оглушенном состоянии, бесцельно бродя по коридорам. Хотя он никогда в жизни не пробовал наркотиков — даже марихуаны — ему четыре недели кряду скармливали препараты, предназначенные для дезинтоксикации. Неудивительно, что он был заторможен.
Поскольку мало кто знал, что Пауло поместили в лечебницу, он почти не получал весточек от друзей. Однако неожиданно Пауло посетил невольный виновник его заточения в клинике — тот приятель, что попросил у дона Педро рекомендательное письмо. Ему пришла в голову безумная идея, оставшаяся неосуществленной: организовать боевой отряд из юношей, входивших в теперь уже распавшуюся группу «Рота 15», и силой вырвать Пауло из этого страшного места. Исстрадавшейся душе Пауло становилось немного легче лишь когда в клинике появлялась его последняя пассия — Рената Сошакзевски, красивая девушка, с которой он познакомился в любительском театре. Впоследствии она стала одной из лучших бразильских актрис и прославилась под сценическим именем Рената Сорра. Пауло ласково называл ее «Ренни», «Уточка». Когда им не удавалось встретиться, Рената потихоньку пересылала ему любовные записки: «Выгляни в окно, я тут стою, хочу с тобой попрощаться», или «Передай мне в пятницу список того,