протестантские хоралы, доносившиеся с площади Машадо, на каждом углу которой стояло по лютеранской церкви. Сперва слушала, а потом и сама стала петь в хоре. Раз или два в неделю вместе с другими певчими — как правило, людьми «из низов» — она встречалась в условленном заранее месте и исполняла для прохожих гимны и псалмы. При этом умудрялась не сделаться ни ханжой, ни святошей. Была вполне современной девушкой из Рио-де-Жанейро: смотрела в «Пайсанду» последние фильмы, одевалась в «Биббе», моднейшем бутике на Ипанеме, в «промышленных количествах» потребляла виски в баре «Ламаз». Кристина посещала это заведение каждый вечер, возвращаясь домой под утро не вполне уверенной походкой. «Моим наркотиком было спиртное, — признается она много лег спустя. — Я просто обожала пить».
…Когда на рождественском ужине в доме Ойтисика допивали последний кофе, за окнами было уже темно. Пауло, весь вечер не сводивший глаз с Кристины, сумел с помощью двоюродного брата Сержио Вегелина вызнать, что на вечер у нее не назначено никаких встреч. И когда расходились, закинул удочку — но не впрямую, а опять же с помощью кузена: попросил, чтобы тот пригласил их обоих в «Пайсанду»: там с огромным успехом шел тогда «Манхэттен» — новый фильм Вуди Аллена. Кристина, растерявшись, не знала, что ответить, а когда пришла в себя, уже сидела в кинотеатре — и не в «Пайсанду», где все билеты оказались распроданы, а в «Кондоре» — и смотрела «Аэропорт», старый фильм, выпущенный больше десяти лет назад. Пауло в течение тех двух с лишним часов, что длился сеанс, вел себя как истинный джентльмен, не сделав даже попытки хотя бы взять Кристину за руку. Когда они вышли из темного кинозала на улицу, их ослепила и оглушила феерическая вечерняя Машадо, больше напоминавшая улицу где-нибудь в Бомбее: жонглеры, акробаты, хироманты, гадальщики по картам Таро, предсказатели судьбы, глотатели огня и, разумеется, сразу несколько религиозных хоров, которые стоя под деревьями, одновременно пели псалмы. Пауло и Кристина остановились перед лже-факиром, чье туловище — явно выкрашенное анилином — было несколько раз обвито жуткого вида отвратительной рептилией метров шести в длину. Это была исполинская сукури — разновидность удава, неядовитая змея, способная, однако, задушить теленка или человека, целиком, не жуя, заглотнуть добычу и несколько недель переваривать ее. Преодолевая страх и омерзение, они приблизились, и Пауло так непринужденно, словно справлялся, который час, спросил Кристину:
— Я сейчас поцелую эту гадину, а ты за это поцелуешь меня. В губы.
— Собираешься целовать такое чудище?! Ты с ума сошел! — не поверила своим ушам Кристина, но, поняв, что он не шутит, приняла вызов, — Ладно. Если так сделаешь, я тоже тебя поцелую.
И к ужасу не только своей спутницы, но и всех окружающих, и самого факира-заклинателя, он сделал два шага вперед, обеими руками обхватил голову змеи и поцеловал. Потом на глазах — вытаращенных от изумления — десятков зевак повернулся, обнял Кристину и прильнул к ее губам затяжным голливудским поцелуем, который был встречен настоящей овацией присутствующих. Пауло сорвал не только поцелуй. Эту ночь они с Кристиной провели вместе — в его квартире на улице Сенадор-Эузебио.
В последний день года он (предварительно заглянув в «Книгу перемен») предпринял еще одну атаку, предложив Кристине встретить Новый год в своем маленьком и очень симпатичном загородном доме (шестом в списке объектов его недвижимости), который недавно приобрел в курортном городке Кабо-Фрио, находившемся в получасе езды от Араруамы, где так часто бывал в детстве. Пятидесятиметровое белое шале с красными окнами и черепичной крышей было точь-в-точь таким, как остальные 74 дома, которые входили в закрытый кондоминиум «Кабана-Клуб», выстроенный архитектором Ренато Менескалом, братом Роберто. Перед отъездом Пауло рассказал Кристине, что прошлой ночью ему приснилось, будто кто-то несколько раз повторил одну и ту же фразу: «Не проводи новогоднюю ночь на кладбище». Поскольку тайный смысл предупреждения никто из них разгадать не смог, а ночевать среди надгробий местного кладбища они не собирались, сон был предан забвению. Но едва Пауло и Кристина появились в Кабо-Фрио, оба почувствовали нечто странное, разлитое, казалось, в воздухе, но что именно это было, определить не смогли. Это был не дурной запах и не что-то вещественное, скорее то, что Пауло называл «отрицательной энергией». К ночи послышались неясные шорохи — тоже непонятного происхождения: создавалось впечатление, будто какое-то существо — человек или животное — ходит по комнатам, хотя, кроме них, в доме никого не было. Сбитые с толку и слегка напуганные, они отправились ужинать. А когда в ресторане рассказали об этом феномене мэтру, услышали объяснение, от которого у обоих волосы стали дыбом:
— Вы из «Кабана-клуб»? Ничего удивительного, ведь ваш кондоминиум стоит на месте индейского кладбища! Когда рыли котлованы под фундамент, обнаружили скелеты сотен индейцев, но работ не прекратили и построили дома буквально на костях. У нас в Кабо-Фрио все знают: место нехорошее.
Вот это да! Теперь понятно, о чем так настойчиво предупреждал его во сне неведомый голос, твердя, чтоб не оставался в новогоднюю ночь на кладбище! Пауло и Кристина переночевали в отеле, а в дом зашли лишь белым днем, да и то на минутку — забрать вещи. Уже через несколько недель шале было продано за те же 4 тысячи долларов. Время показало, что призраки не смогли омрачить отношения Пауло и Кристины. Порвав с прежним возлюбленным, она перевезла из родительского дома в квартиру на Сенадор-Эузебио свои наряды, кое-что из мебели и личных вещей, и среди прочего — орудие производства, чертежную доску, с помощью которой зарабатывала на жизнь. Так начался их супружеский союз: он хоть и не был освящен церковью и зарегистрирован в префектуре, оказался на диво прочен и, перевалив за грань веков, продолжает оставаться незыблемым и в третьем тысячелетии.
Впрочем, поначалу совместная жизнь была нелегка. Кристине, столь же чуткой к интерпретациям знамений и примет, ежедневно расставляемых жизнью, не понравилось, что, едва переступив порог квартиры, она наткнулась на жизнеописание графа Дракулы, лежавшее на аналое, куда во время мессы возлагают Священное Писание. Нет, у нее не было предубеждения против вампиров или вампирологии — она любила «ужастики», — но подобное кощунство возмутило ее до глубины души: как можно использовать для забавы элемент церковной утвари?! Тем более что это наверняка заполняет дом негативной энергией. Она была так потрясена, что сейчас же вышла на улицу, из первого автомата позвонила баптистскому пастору, с которым привыкла советоваться, и рассказала ему обо всем. Они вместе помолились — по телефону же — и Кристина, прежде чем вернуться домой, сочла нужным зайти в церковь. Она успокоилась лишь когда Пауло наставительно разъяснил ей, что его интерес к вампирологии не имеет ничего общего с сатанизмом, О.Т.О. и идеями Алистера Кроули.
— Миф о вампире возник лет за сто до появления Христа. А с поклонниками тьмы я давным-давно не поддерживаю никаких связей.
На самом деле он и вправду еще в 1974 году порвал с сатанистами Марсело Мотты, но по-прежнему продолжал во всеуслышание объявлять себя знатоком творчества Алистера Кроули. Позднее он даже написал для журнала «Планета» пространную статью об английском колдуне — а Кристина проиллюстрировала статью своими рисунками. Подобное сходство вкусов — или родство душ — не спасло от бурь и штормов, неизбежных в начале брака. Пауло, хоть и обнаружил способность быть удивительно галантным — он, например, провел с нею уикенд в президентских апартаментах «Копакабана Палас Отеля», самого дорогого и фешенебельного в Рио — однако по-прежнему терзался сомнениями: Кристина — это и есть та «чудесная спутница», которую он ждал столько лет? Даже убедившись в том, что она и впрямь, по выражению доны Лижии, «золото, а не девочка», он все же опасался, что они оказались вместе по одной и той же тщательно скрываемой причине, и имя ей — «параноидальное желание убежать от одиночества». Но хотя Пауло и твердил, что боится увлечься и потерять голову, его пробивал холодный пот при одной мысли, что он может лишиться Кристины.
Наша первая серьезная размолвка произошла несколько дней назад, когда Крис отказалась ехать со мной в Араруаму. И я вдруг с ужасом подумал, что ей ничего не стоит ускользнуть от меня. Я сделал все, чтобы удержать ее, и пока мне это удается — она рядом. Я люблю ее: она вселяет в мою душу покой и мир, и я чувствую, что мы можем попытаться что-то сделать вместе.
Все эти метания, неизбежные при начале совместной жизни, не помешали им 22 июня 1980 года, в пасмурный воскресный день, освятить свой союз званым обедом для родителей, родственников и немногочисленных друзей, устроенным в квартире на улице Сенадор-Эузебио. Кристина позаботилась о том, чтобы создать антураж в стиле хиппи, и на каждом пригласительном билете написала строчку из псалма или изречение из Писания, украшенное собственным рисунком. Единственный, кто не откликнулся на приглашение, был баптистский священник, которому она звонила в тот день, когда обнаружила на аналое
