признания. «Ты ведешь тебя отвратительно...» — вот что он услышал в ответ. «Провинциальные замашки» — так говорят нашкодившему мальчишке.
Недавняя радость сменилась тяжелой угрюмостью. Может быть, и права Нюся Бобкова: поиграет в нежные чувства, а потом холодно уйдет, как ушла от Карзанова?.. Не любит... И полюбит ли когда?.. Карзанов рассказывал, как нелегко ему было завоевать расположение Киры. Мог бы не стараться...
Алтунин бесцельно бродил по опустевшим скверам. Аллея с круглыми низкими фонарями вывела его к уснувшей реке. Пахнуло свежестью. Дрожали отражения огней в воде. Ночь была темная, глухая. Алтунина бил озноб — и от сырости и, очевидно, от одиночества. Каким затерянным чувствовал он себя! Будто мир, в котором он жил все свои двадцать шесть лет, вдруг утратил прочность. Тебе однажды показалось, что ты ей нужен. А ты ей вовсе и не нужен. Все просто так... Она тебя не отталкивает, но держит на дистанции... Может быть, не так Киру нужно завоевывать?..
Он печально улыбнулся в темноте. Всякая искусственность в отношениях людей претила ему. Другие парни вели себя с девушками, словно опереточные рыцари, — всеми способами демонстрируя свою нежность, удаль, ловкость. У Сергея все это вызывало только улыбку. Он не верил, что таким примитивным способом можно завоевать чьи-то симпатии. А уж Кирину-то благосклонность и подавно. Вон Карзанову даже его великая эрудиция не помогла...
...И дома ему было не по себе. Не мог заснуть. Все представлял Скатерщикова возле пульта, за прозрачным экраном, и рядом с ним Киру. По сути, соавтора Скатерщикова.
Завтра испытания их проекта. А что-то там все-таки не нравится Алтунину. Что тревожит его? Да, конечно же, опять эти проклятые контакты.
Молоты требуют весьма тщательного обслуживания. Можно ли контроль за их работой доверить, по сути, грубому командному устройству на контактных реле?
Беспокойство росло и росло. Наконец возникло единственное властное желание: остановить надвигающуюся беду. Пусть это нелепо, но он должен предупредить Киру, Скатерщикова, их всех... Они в своей увлеченности не ведают, что творят...
Алтунин вскочил, стал нервно ходить по комнате. Била кровь в виски, будто там, в голове, стучал паровой молот. Сергей зажмурился, но все равно видел серый грибообразный пульт управления.
Теперь он наконец понял, чего все время смутно опасался. Даже при обыкновенном ручном управлении машинист всегда боится неожиданного падения бабы молота при ковке. Такое случалось иногда — и всегда с неприятными последствиями. Непроизвольный, сильный удар бабы может привести к вылету поковки и подкладного инструмента. А если подгорят контакты?.. Рано или поздно — подгорят... И тогда все разлетится к черту!.. И людей покалечит!..
Он еле дождался утра. Удалось поймать такси. Гони! Гони!.. Только бы поспеть к началу...
Когда он вбежал в экспериментальный цех, испытания уже шли полным ходом. Здесь были все: Кира, Шугаев, Самарин, Букреев, Пчеляков, другие рабочие. Скатерщиков бледный, но внешне спокойный стоял у пульта и наблюдал за показаниями приборов.
Кира, увидев Сергея, радостно заулыбалась. Остальные были сосредоточенно-деловиты. Страхи, терзавшие Сергея всего несколько минут назад, сейчас показались ему смешными.
Гордый, ироничный, непреклонный, там, за прозрачным экраном, Скатерщиков был сейчас по другую сторону непреодолимой стены, отделявшей его от всех ребят кузнечного цеха. Большой, слегка выпуклый лоб матово сиял, глаза светились, Кира поглядывала на него с нескрываемым восхищением.
Агрегат, объединивший манипулятор и молот, трудился без вмешательства человека. Коммутаторная панель закрывалась стекловидной дверкой с замком. «Блок ввода программы молота для свободной ковки системы Скатерщикова» — вот как теперь называлось это. И будет называться во веки веков!.. Имя Скатерщикова войдет в историю кузнечного дела так же, как вошли в нее имена обыкновенных кузнецов — Рябова, Александрова, Потехина. С помощью коммутаторного блока Скатерщикова оказалось возможным построить цифровую систему программного управления свободной ковкой!
Алтунин глядел на серый грибообразный пульт и понимал, что все здесь прочно, проверено много раз. Да, это была победа, и завтра газеты разнесут весть о ней.
Не стоило приходить сюда. Он здесь лишний. Обошлись без его помощи. Да и кто он, собственно, такой?
Вспомнились слова Скатерщикова:
— Наконец-то я освободился из-под твоей эгиды...
Сергей повернул к выходу, тихо покинул цех, неся в себе непонятную печаль.
Нет, он не завидовал Скатерщикову. Он радовался за него и за Киру. Вырос Петя, вырос... Большого тебе плавания. Когда-нибудь поймешь, что проектировал в тебе Алтунин... Чувство благодарности приходит потом, когда цель достигнута. Ну, а если оно и не придет, чувство благодарности за науку, что ж... Разве в этом дело?..
Предвестники и непременные спутники большой славы — газеты, радио, телевидение — объявили об успешных испытаниях кузнечного агрегата с программным управлением. До конца испытаний, правда, было еще далеко, но уже то, что приспособление, напоминающее телефонный коммутатор, исправно подает агрегату команды и команды эти четко выполняются, производило впечатление. В особенности на кузнецов.
Алтунин со всеми его сомнениями был посрамлен окончательно: перестраховщик! Таким же посрамленным чувствовал себя и мастер цеха Клёников, сухонький, ехидный мужичок в сером картузике.
Кузнечный агрегат работал день за днем бесперебойно. И, казалось, больше всех радовался этому Шугаев. Расставив свои длинные, обтянутые джинсами ноги, он весь сиял, наблюдая за ходом ковки. Преисполненный великодушия от сознания достигнутой победы, сочувственно говорил Алтунину:
— Не журись, Сергей Павлович. Смена смене идет. Ну, а за сомнения твои спасибо: они заставили нас кое-что скорректировать...
Все радовались. Только Самарин почему-то хмурился. Вроде бы недоволен был тем, что о дочери его в газетах пишут. Будь его воля, он, наверное, грудью бы заслонил экспериментальный цех от газетчиков и прочих там корреспондентов.
— Не люблю, когда раньше времени раздувают кадило, — заявил он на одном из производственных совещаний. — Вот и кузнеца Алтунина с толку сбили: он тут предложил присвоить ребятам с большого пресса звание бригады коммунистического труда. А не рановато ли? С дисциплиной у них не все благополучно. Не исключаю, что скоро придется к административным мерам прибегнуть...
Но эти слова начальника цеха воспринимались как чистая профилактика. А один темпераментный юноша, представлявший молодежную газету, усмотрел в них даже выпад против средств массовой информации. Интервьюируя затем Скатерщикова, Носикова, Пчелякова, Букреева и других, он восторженно внушал им:
— Вы приговорены к мировой славе! И никакие Самарины отменить этого приговора не смогут. Вы уже не принадлежите только себе или только своему цеху. Вы — золотой фонд общества.
Он восхищался напористостью Скатерщикова, который в шутку сказал однажды: «Я кувалдой пробью себе дорогу в светлое будущее».
А Сергей Алтунин трудился на своем арочном молоте, сдавал зачеты, и, казалось, все утратили к нему интерес. Даже Кира стала как бы отдаляться от него. Они встречались все реже, и встречи эти были овеяны непонятной грустью. Иногда Сергею казалось, что она встречается с ним только по привычке или из вежливости. Потому, очевидно, и торопится уйти домой или в цех, каждый раз повторяя одни и те же слбва, словно бы оправдываясь:
— Если бы ты знал, как я устала! Держусь на нервах. И все-таки я счастлива. Понимаешь? Эксперимент-то наш удался!..
С Алтуниным творилось что-то странное: он начинал ревновать ее к экспериментальному цеху. Глупо, но так. Газетные заметки, в которых упоминалось ее имя, раздражали Сергея. Ему казалось, что весь этот шум, поднятый вокруг изобретения, оглушил не только Скатерщикова, не и Киру. Очень уж она возбуждена. Вот идут они вместе по улице, разговаривают о чем-нибудь, и вдруг речь ее прерывается на середине фразы.
