удивился Горан. Было приятно, что народ собрался встретить советского летчика.
Анатолий вышел из машины первым, за ним — шофер.
— Советский офицер! У-р-р-а-а! Русские люди! — пронеслось по площади.
Все бросились к Анатолию и солдату, каждый старался обнять их, пожать руку. Горан радовался как ребенок.
К нему подошли трое мужчин, один из них — вновь избранный староста. Горан с улыбкой протянул им руку. Но вместо приветствия двое взяли его за руки, встав по бокам, и повели к зданию общины. Он даже не сопротивлялся — настолько все это ошеломило его. Староста распорядился связать его и только тогда вышел на площадь к народу.
Все это произошло так быстро, что Анатолий даже не успел заметить, как арестовали Горана. Анатолия пригласили на дощатую эстраду перед зданием общины, откуда сельский староста должен был представить его на обозрение всей публике. Женщины плакали от радости — над площадью не умолкали крики «ура». Мальчишки незаметно овладели положением: теперь они плотным кольцом окружили советского офицера и солдата. Они рассматривали их погоны, пуговицы на гимнастерках. Больше всего их привлекал автомат на груди шофера.
— Где Горан? — спросил Анатолий водителя. Водитель недоуменно поднял плечи. В этот момент староста предоставил слово Анатолию.
— Совсем еще мальчик, — удивленно произнесла какая-то женщина.
— А дома, в России-то, мать ждет… — вытирая слезы, добавила другая.
Но вот Анатолий начал говорить, и все замолкли. А когда кончил речь, над площадью раздались возгласы «Вечная дружба!», «Ура!».
— Где же Горан? — спросил Анатолий старосту.
— Его арестовали. Он враг.
Анатолий сурово посмотрел на старосту — на шутку это не походило.
— Приведите его сюда!
— Мы будем судить его, — сердито ответил староста.
— Слушайте, — с непоколебимой твердостью продолжал летчик, — кем бы он ни был, приведите его сюда! Я с ним приехал, с ним и уеду.
Анатолий на минуту задумался — он ничего не знал о прошлом Горана. А что, если подозрения обоснованны? Война научила Анатолия многому, преподносила порой такие неожиданности… «Но такой парень — и вдруг враг…»
Староста забеспокоился, но не тронулся с места. Слова Анатолия смутили его, но он решил не уступать. Старики, стоявшие рядом с трибуной, вмешались в разговор.
— Приведи его, — сказал один из них. — Что тебе, жалко? Русский тебя просит!
Вывели арестованного. Анатолий попросил развязать его.
Толпа разделилась, образовав узкий проход. С противоположного конца площади к зданию общины шла мать Горана, низко повязанная черным платком. Она смотрела прямо перед собой.
— Здравствуй, сынок, — произнесла она тихо. — Ну-ка посмотри мне в глаза. Помнишь ли ты свою клятву.
— Помню, мама. Я ее не нарушил.
— А это что такое? — Она подала ему лист бумаги.
Все настороженно замерли в ожидании ответа. В памяти Горана возник тот день, когда по городу разнеслась весть о его «подвиге», припомнилась фотография в газете, и то, как генерал Брадов приехал, чтобы вручить ему награду, и допрос у полковника Никола. Он прочитал телеграмму и пришел в ужас.
— Я не писал этого! Это не мои слова, мама!
Она смотрела на него глазами, светившимися любовью и надеждой.
— Может, и это писал не ты? — Она показала ему другую телеграмму, которую принесла ей мать Славки.
— Это подлость, ложь!
Анатолий с волнением наблюдал за этой сценой. Он не перестал верить Горану, он чувствовал, что тот попал в какую-то ловушку.
— Спокойно, Горан. Не волнуйся. Все выяснится, — уверял он товарища.
Рядом с матерью Горана в скорбном молчании стояла мать Славки. Он только сейчас увидел ее. Неужели Славка и Сашо погибли с мыслью о том, что он предатель? Ему стало невыносимо больно. Что-то надломилось в нем, он закрыл руками лицо, чтобы не показать людям своих слез.
— Плачет парень… — перешептывались крестьяне. — Что-то тут не так!..
Чем больше смотрела мать на сына, тем больше верила ему. «Нет, мама, Горан не может быть предателем!»- вспомнила она слова Славки. Она приблизилась к сыну, встала, словно защищая его собой, и громко крикнула:
— Люди! Он говорит правду! Он не мог поднять руку на русского!
Она ждала, что скажет народ. Все молчали. Но она не видела враждебности в глазах односельчан.
Послышался шум приближающегося грузовика. Все повернулись. Что будет дальше?
Иван и Тома направились к Анатолию — снова объятия. Потом Иван подошел к старосте:
— Почему нас не подождал, открыл митинг?
Староста пытался что-то сказать, но Иван не захотел его слушать.
— Ну, Горан, — решительно обратился к нему Иван, — наступил час расплаты. Если уж так случилось, что советский человек здесь, — он посмотрел на Анатолия, — так скажи ему, как ты против русских воевал. Как советский самолет сбил.
Народ заволновался, по площади пронесся гул.
— Говори, Горан! Правду говори!
На трибуну поднялся высокий бородатый человек в новой военной форме, без погон.
— Товарищи! — призвал Апостолов, и все успокоились. — Товарищи, я замполит полка, где служит Горан Златанов. Он не враг, не чужой нам человек! Он солдат новой власти!
Люди ответили на его слова радостными возгласами. Апостолов поднял руку, призывая всех успокоиться.
— Вас ввели в заблуждение газеты. Все, что написано там, — выдумка немецкого командования.
И он рассказал людям о том, как все было на самом деле. «Говори, говори!» — просили его крестьяне.
— И телеграмму матери послали ложную — это сделал один предатель, который сбежал к немцам.
Крестьяне с благодарностью смотрели на Апостолова.
«Значит, текст в телеграмме заменил Владимиров!» — подумал Горан, слушая оратора. Кто-то положил ему на плечо руку. Горан оглянулся — рядом с ним стоял Тома.
Он чувствовал себя виноватым и укорял себя за то, что поддался общему настроению.
— Прости меня, брат, — тихо проговорил он.
Тетя Драга слушала все это и с трудом сдерживала рыдания. Она подошла к Апостолову, поцеловала его. Потом обняла Анатолия и прижала его к своей груди.
Женщины плакали, глядя на нее.
— Ну а теперь пойдем в гости к Горану. Как, примешь нас, мать? — спросил Апостолов.
Люди радовались счастливому исходу дела. А к трибуне между тем через толпу пробирался старик. Он весь взмок, высокая баранья шапка сбилась на затылок. Отстранив старосту и расправив седые усы, он начал говорить:
— Люди! Да кто же из вас не знает ребят Златаницы? Они же на наших глазах выросли. Один хлеб с нами ели, одно горе мыкали. Тома не один год в горах воевал с фашистами. Теперь, говорят, его в Софию начальником зовут. — Дед крякнул, вспомнив, что не Тому, а Петра, сына Марии, приглашают в Софию, но решил не поправляться. — Меньшой, Симеон, ему, поди, и шестнадцати еще нет, а по поведению — настоящий мужчина, с твердым характером.
Апостолов слушал внимательно старика и удивлялся, почему Горан никогда не рассказывал о своих
