Статьи 1988-1991

поведение — все это мы наблюдаем. Но надо вспомнить, как тяжело переносили урбанизацию первые поколения английских пролетариев.

Экспроприация английских крестьян и превращение их в пролетариат продолжались более 300 лет — последние огораживания отмечены в 1833 г. И все же адаптация шла очень болезненно. Так что если учесть невыносимо сжатые сроки, за которые советским людям пришлось вытерпеть смену образа жизни, то можно лишь поразиться пластичности их психики и силе нравственных устоев. Но можно ли сказать, что мы уже освоили свойственные индустриальной культуре нормы, ценности, тип мышления и стереотипы поведения? Ни в коем случае. С точки зрения бездушной фабрики наш рабочий и инженер — совершенно иной ресурс, чем рабочий и инженер США и ФРГ. И никакая аренда предприятий это различие не устранит. Есть пределы сжатия во времени процессов социокультурной эволюции человека. Вероятно, мы могли бы ускорить нашу эволюцию, но сомневаюсь, что намного.

Наконец, третий важнейший ресурс — знание. Доступные нам и освоенные нами запасы научно-технического знания (технологий, «умения делать вещи») несравнимо меньше совокупных запасов капиталистического мира. Бюрократическая система подрубала корни нашей науки, научная политика полна ошибок. Но факт остается фактом: советские ученые, даже совершив трудовой подвиг, смогли обеспечить достаточным знанием лишь ключевые системы ключевых отраслей. Экономические потери от нехватки знания колоссальны, но ведь эта нехватка — реальный фактор. Вероятно, что при более благоприятной истории нашего развития, мы могли бы уменьшить этот фактор в несколько раз. А речь идет о большем разрыве! И включиться в кровеносную систему своей прикладной науки Запад нам никогда не предлагал и вряд ли предложит.

Думаю, что при наличии трех указанных ресурсных ограничений наша страна, пригласи она варягов — капиталистов с их порядками, — добилась бы гораздо меньшего. Эти ограничения были наложены на нас не революцией. А если даже и ею — говорить об этом поздно. Надо исходить из нынешней реальности.

Эта реальность, если не зажмуриваться, показывает трудное будущее. Брать для нас за образец стандарты потребления Запада бессмысленно и безнравственно. Их можно достичь лишь для небольшой части нашего населения за счет резкого социального расслоения, поддержать которое можно будет лишь с помощью жестокого репрессивного режима. Мы можем обеспечить в нашей стране удовлетворение фундаментальных потребностей, человека и постепенный рост благосостояния, дав в то же время ощущение надежности и солидарности, но не создавая анклавов общества потребления. Ту небольшую часть населения, для которой такая перспектива покажется невыносимо горькой, лучше отпустить с богом. Есть люди, готовые, по своему складу характера, попытать счастья в джунглях — там можно стать добычей, но можно и наесться доотвала. Но нельзя впускать джунгли к нам в дом, он не готов к этому, он строился без расчета на совместное проживание с хищниками.

Все явные и неявные дискуссии последних лет говорят о том, что именно перед таким выбором и стоит наше общество. И делать выбор надо сознательно, не давая себя очаровать звукам прогрессивных дудочек. Сейчас речь идет не о защите социалистических идеалов (тем более догм). Сейчас это — роскошь. Мы должны говорить на языке здравого смысла. Внедряемая в общественное сознание нашими новыми идеологами мысль о том, что наш народ-недоумок все семьдесят лет занимался бесполезным делом — ложь. И, похоже, сознательная.

Какие же конструктивные выводы можно сделать из сказанного выше? Первый обращен к руководству КПСС. Оно просто обязано совершенно определенно высказаться по основополагающим принципам того общества, к которому мы идем. Недопустимо, на мой взгляд, публиковать без комментариев в органе ЦК КПСС программные заявления политических деятелей, целиком отвергающие основные постулаты той идеологии, на которой строится партия — она в таком случае просто распадается как политическая сила.

Обществу необходим плюрализм — пусть действуют, но в рамках закона, и кришнаиты, и монархисты. Но в партии диапазон плюрализма не может быть слишком широким — это добровольное объединение людей, разделяющих некоторый набор идеалов и принципов, некоторые общие представления о добре и зле. Если от каких-то постулатов мы отказываемся, надо сказать об этом совершенно четко, дав возможность высказаться несогласным и затем определить мнение большинства. Народный депутат может призывать к безработице, денационализации промышленности и т.д. — оценку ему дают избиратели. Но КПСС должна иметь по этим вопросам четкую позицию. За какой же «социализм» она призывает бороться своих членов?

С.С.Алексеев заканчивает свою статью, призывая вспомнить «справедливые слова» Анджея Вайды: «… чем люди живут беднее, тем они более алчны». Жесткий классовый подход опять характерен для части нашей прессы — но теперь она проникнута ненавистью к беднякам. Что ж, к этому не привыкать. Странно только, что это печатается под девизом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Второй вывод обращен к нам самим. Надо найти способ принуждать государственное руководство выносить на широкое обсуждение альтернативные проекты реформ, давать возможность оппонентам гласно задавать действительно существенные вопросы. До сих пор публикуемые интервью в большинстве своем представляют явный сговор собеседников. Только слишком доверчивые люди (а пока их большинство) удивляются: как это журналист не догадался спросить о главном?

Пропагандисты безальтернативного плана перестройки выстроили вокруг него жесткий защитный пояс: любой критик записывается в число скрытых сталинистов, борющихся за свои привилегии. Термин «плакальщики по социализму» из моды вышел — его вообще пустили в ход неосторожно, почти пророчески. Но пусть бы называли как хотели — если бы действительно давали высказаться, и не только в ошельмованных «реакционных» изданиях.

Намекают также, что позитивная программа есть только у «денационализаторов». Это неправда. Но есть ли смысл скороговоркой излагать, например, в этой статье, какие-то альтернативные подходы, если сама мысль о гласной дискуссии отвергается? Сейчас самая срочная конструктивная задача — добиться обсуждения фундаментальных основ нашего будущего общества. Самое главное — четко, на ясном для всех языке установить ограничения — те пределы, которые мы ни в коем случае не должны перейти. Нельзя допустить, чтобы энтузиасты-экспериментаторы тайком отключили все блокирующие механизмы нашего социального Чернобыля.

1989

Наука и кризис цивилизации

10

Европейская наука (наука Нового времени) стала ключевой частью современной культуры. На ней основана методология мышления (менталитет, система образования, взгляды на мир, на человека и на общество). На ней основана технология и определяемый ею стиль жизни, который предлагается всему миру как образец (как его антипод представляется и высмеивается «мизерабилизм» большевизма и уравнительной психологии).

Одновременно с наукой возникли и на научном менталитете основаны ключевые категории идеологии индустриального общества (в том числе социал-демократии и марксизма). Для нашей темы особенно важны категории свободы и прогресса. Они представляются идеологией как вечные категории, имманентно присущие человеку (вспомним полемику вокруг книг Гроссмана и его обвинение в адрес русского народа, «утратившего» категорию свободы).

Однако идея свободы в ее нынешнем понимании возникла недавно, лишь в буржуазном обществе. Представление европейца Средневековья о человеке и обществе базировалось, прежде всего на категориях справедливости, веры, чести, верности. Филогенетически присущая человеку потребность свободы («свободолюбие Разина») имеет совершенно иную природу, чем идея свободы якобинцев или Джефферсона. Кстати, вся история России показывает, что «свободолюбие Разина» всегда имело здесь глубокие корни, о чем говорит, например, такое специфическое и крупномасштабное явление, как казачество. С другой стороны, категория свободы, порожденная промышленной цивилизацией, не только не отрицает, но даже