которое было пролито хотя и не ради этого, но в связи с этим. Но отказаться от этого качества сейчас — значит ничем не искупить эту кровь. Нам необходимо вернуться к рынку как к испытанному регулятору экономики? Но ведь это можно делать по-разному!

От нашего нынешнего состояния мы могли бы двинуться вперед, не имитируя опыт Бразилии, не создавая анклавов общества потребления и не подстегивая большинство населения страхом безработицы. Мы могли бы достичь довольно высокого качества жизни, удовлетворив фундаментальные потребности человека и дав ему в то же время ощущение надежности и солидарности. Нам необязательно приходить к этим ценностям через пресыщение потреблением и его отрицание.

Можно избрать и другой путь — через создание на первых порах дикого и коррумпированного советского капитализма, с легализацией владеющей капиталами мафии. Поток публикаций и выступлений, утверждающих необходимость и благотворность безработицы и заранее создающих образ ее потенциальных жертв как новую вариацию деклассированных рабочих, готовит общественное мнение к тому, чтобы избрать именно этот путь.

Но даже если этот путь считают неизбежным — не может не удивлять та радость, с которой многие публицисты пишут о якобы неизбежном при господстве рынка социальном расслоении нашего общества, априорная неприязнь к той части населения, которая опять не сумеет приспособиться к «экономическим методам хозяйствования». И.Клямкин уверен, что сталинизм порожден массами новобранцев рабочего класса, «устремившимися в индустриализирующийся город из нэповской деревни, к которой они не могли приспособиться, где были обречены на жалкое и зависимое существование». Но если так, то, призывая сейчас наше общество повторить тот же опыт с быстрым расслоением, «говорящие правду» обязаны указать, куда смогут устремиться массы новых обездоленных. Этого не говорится, как не говорится о необходимости заблаговременно создавать механизмы, хотя бы смягчающие страдания «неудачливых» — те механизмы, с помощью которых сегодня «семья цивилизованных народов» обходится без кровавых социальных бурь (или с бурями, которые можно подавить с небольшим расходом боеприпасов).

В этой нечуткости есть бесшабашность, которая не раз оборачивалась трагической ошибкой «удачливой» части России. Не дай бог повторить такую ошибку.

Март 1989 г.

Устранение догм или смена модели общества?

Есть какая-то ирония судьбы в том, что нынешний период нарастающего дефицита жизненно важной информации своим девизом имеет гласность.

Есть ли измерение для этого понятия? Думаем, что да. Гласность измеряется не количеством информации о катастрофах или преступлениях и проступках давно почивших правителей (это — ее элементарный уровень). Главное — степень информированности людей о ключевых, определяющих их позицию и поведение событиях современности, а также о тех готовящихся изменениях в обществе, которые повлияют на жизнь людей. Эта величина может уменьшиться даже если количество информации возрастает — в том случае, если еще быстрее возрастает число событий и назревающих перемен. Именно это и происходит сейчас. В период застоя общественные процессы были заморожены, мы сползали к кризису медленно и плавно. Огрубляя, можно сказать, что и сообщать-то людям было не о чем. Сейчас процессы приобрели бурный, взрывной характер. Количество сообщаемой информации, конечно, резко возросло — но этот рост был несопоставим с интенсивностью важных событий. В результате степень удовлетворения потребности в информации резко снизилась по сравнению с временами застоя.

В разных частях страны происходят политические забастовки. Перебрасываются войска, дело порой доходит до эрозии власти, когда «порядок в городе охраняют дружины официально не зарегистрированных организаций». Но из путанных, противоречивых, бестактных уже из-за своей краткости сообщений трех- четырех «пожарных» корреспондентов понять ничего не возможно. О перипетиях конфликта сингалезцев с «тиграми освобождения Тамил Илама» мы знаем несравненно больше. И это — общая норма, а не исключение. Объем, качество и ответственность информации, даваемой о важнейших событиях, никак не соответствуют их значению. И причина этого — отнюдь не в нехватке газетных полос или телевизионного времени.

Не лучше обстоит дело и в обыденной бытовой сфере (хотя и здесь, впрочем, ситуация приобрела политическую окраску). На фоне успокаивающих заверений о том, что повышения цен не произойдет без всенародного обсуждения, это повышение происходит постоянно. И возникает вопрос: а контролирует ли правительство экономическую ситуацию? Или административная система негласно демонтирована задолго до создания альтернативных регулирующих механизмов? И почему общество не предупредили о такой акции?

Все население крайне взволновано ситуацией с мылом. Взволновано даже не его нехваткой (хотя и это важно), а тем, что за целый год правительство не дало этому вразумительного объяснения. По сути, нет информации и о самом положении. То говорится, что производство не сокращалось. Назавтра читаем, что для производства мыла нет кальцинированной соды. Еще через месяц Политбюро ЦК КПСС выносит партийные взыскания за «халатное отношение» и поручает открыть новые мощности. Налицо неспособность не только контролировать положения с производством и распределением простейшего продукта, но и сообщить населению достоверную информацию.

И все-таки все это несравнимо с тем, как преподносятся обществу готовящиеся кардинальные изменения самих его оснований, всего нашего будущего бытия. Та легкость, с которой то с одной, то с другой трибуны мельком говорится о таких сдвигах, которые чреваты разрушительными социальными взрывами, не может не пугать. И отсутствие гласности только усугубляет нарастающее ощущение, что причина нашей драматической ситуации не в том, что перестройка идет слишком медленно, а в том, что она идет во многом не туда, но направление нам не сообщается. Похоже, такая постановка вопроса вообще считается недопустимой. Перестройка представляется одновариантным процессом («иного не дано!»). И разница между консерваторами и теми, кто критикует «из левацкого угла», якобы лишь в том, что первые требуют притормозить, а вторые — двигаться слишком быстро. А направление, мол, у них одно и то же. Вряд ли в это можно поверить.

Вот некоторые изменения, о которых говорится вскользь, но которые по сути дела означают переход к совершенно новой модели общества.

В краткой, мало кем замеченной заметке в «Литературной газете» (В.Соколов. «Горячий август». «Литературная газета», 7.09.1989 г.) говорится, что в сентябре депутатам будут представлены проекты, содержащие «непривычные нам дотоле понятия — рынок труда, банкротство убыточных предприятий…». Что же означают эти понятия, о которых говорится как о сущих безделицах?

Говорят — рынок труда. Можно догадаться, что имеют в виду нечто, имеющееся в развитых капиталистических странах — ведь их нам предлагает за образец «настоящего социализма», никто не прельщает нас благами Заира. Но применять слово рынок к ситуации развитых стран надо очень осторожно. Без разъяснения оно просто искажает реальность. Там, где есть сильные профсоюзы, действует коллективный договор с жестким «внерыночным» контролем. В других случаях, когда удается не допустить возникновения действенного профсоюза, фирма устанавливает патерналистские отношения с рабочими, а это тоже далеко не просто рынок. В том виде, как мы его привыкли понимать, он остался, наверное, именно в теневой экономике капиталистических стран (тайный найм без социальных гарантий) — но она преследуется и государством, и профсоюзами.

Нормальный рынок труда существует именно в слаборазвитых странах, где в условиях огромной безработицы действуют «законы джунглей» периода первоначального накопления капитала. Учитывая реальное состояние нашей экономики, уровень коррупции и темперамент истосковавшихся по «живому прибыльному делу» будущих предпринимателей, можно с большой долей вероятности предположить, что у нас рынок труда будет, скорее, воспроизводить модель слаборазвитых стран.

Переход к «непривычным нам дотоле понятиям» — шаг принципиальный. Используемые категории и

Вы читаете Статьи 1988-1991
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату