Статьи 1988-1991

Под странным эпиграфом из Ницше и жившего в XIV веке Улугбека начал Н.В. Карлов полемические заметки о европейской науке в момент нынешнего кризиса индустриальной цивилизации.22 Вызваны они публикацией моей статьи «с ее явно выраженным антисциентистским подходом».23

Для начала защитник науки Н.В.Карлов дает оппоненту даже не идеологическую, а сугубо политическую квалификацию: «Начиная с противопоставления основанных на современном научном менталитете категорий свободы и прогресса тому, что, по мнению автора, действительно нужно человеку, он приходит в заключение к идее корпоративного общества дуче-фюрерского плана». Тем, что заместитель председателя Комитета по науке Верховного Совета бывшего СССР не назвал меня просто фашистом, а употребил туманное понятие «общества дуче-фюрерского плана», я обязан, видимо, тому, что журнал уже называется не «Коммунист», а «Свободная мысль». Все-таки в демократии есть свои прелести.

Пригвоздив фашиста-антисциентиста к позорному столбу, Н.В.Карлов тут же делает потрясающее по своему простодушию признание. По его мнению, моя статья «хорошо передает ощущение дискомфорта (говоря более чем мягко), которое испытывает каждый мало-мальски мыслящий индивид перед лицом социально-политических крутых перемен, очевидно, ожидающих человечество».

Поскольку член-корр. АН СССР Н.В.Карлов нигде не отмежевывается от своей принадлежности к числу «мало-мальски мыслящих индивидов», приходится спросить его, почему же он испытывает, говоря более чем мягко, дискомфорт? Ведь крутые социально-политические перемены, ожидающие человечество, очевидно сводятся к повсеместному поражению коммунизма и установлению нового мирового порядка — “свободного прогрессивного общества”. И покоится оно на трех китах — либеральной рыночной капиталистической экономике, парламентской демократии западного типа и автономной от моральных ценностей науке. Противостояние с социализмом, а вместе с ним и история, закончились. Коммунисты, ясное дело, удручены, но почему так огорчен мыслящий демократ Н.В.Карлов?

И если бы это была оговорка! Но дело-то в том, что, переходя к своей «апологии науки», Николай Васильевич сразу же обнаруживает, что сам он — плоть от плоти русской науки, самобытно развивавшейся в нашем традиционном, а не либерально-демократическом обществе. И науку он возводит к глаголу ведать в его славянском и индийском смысле, соединяющем «соборный характер ведического, то есть научного, и совестного, то есть нравственного, в сознании народа». Потому-то Н.В.Карлову в терминах наука и ученый «отчетливо слышится нечто вынужденное, привнесенное извне, воспринятое чуть ли не из-под палки». Хороша апология!

Что же понимает под наукой Н.В.Карлов? Это становится ясно из двух главных постулатов: 1) «Наука (то есть Веды), понимаемая как совокупность знаний об объективно существующем, внешнем по отношению к человеку мире и знаний о внутреннем мире человека…». 2) «С достаточно общих позиций можно утверждать, что в глубине народного подсознания знание и совесть тесно связаны между собой».

Дорогой Николай Васильевич! Это и есть тот холизм, то «отрицание Ньютона ради Гёте», которое стало философской опорой фашистской идеологии. Именно дуче и фюрер обращались к глубинам народного подсознания. И говорю это не в укор Вам, ибо здесь фашисты поступили как умные идеологи, привлекая к себе людей, измученных «шизофренией европейского сознания», порожденной научной рациональностью. Уже Уайтхед писал о «pазpушительном pазделении тела и духа, внедpенном в евpопейское мышление Декаpтом». О каких же Ведах, о каком соединении внешнего и внутреннего мира Вы говорите? Вся наука Нового времени на том и зиждется, что эти миры разъединены, а наука стала полностью автономной от моральных ценностей.

Даже в той самой статье И.Пригожина, на которую Вы ссылаетесь, говорится:

«В 1986 г. сэр Джеймс Лайтхил, ставший позже президентом Международного союза чистой и прикладной математики, сделал удивительное заявление: он извинился от имени своих коллег за то, что «в течение трех веков образованная публика вводилась в заблуждение апологией детерминизма, основанного на системе Ньютона, тогда как можно считать доказанным, по крайней мере с 1960 года, что этот детерминизм является ошибочной позицией».

Не правда ли, крайне неожиданное заявление? Мы все совершаем ошибки и каемся в них, но есть нечто экстраординарное в том, что кто-то просит извинения от имени целого научного сообщества за распространение последним ошибочных идей в течение трех веков. Хотя, конечно, нельзя не признать, что данные идеи, пусть ошибочные, играли основополагающую роль во всех науках — чистых, социальных, экономических, и даже в философии (учитывая, что в рамках последней сложилась кантовская проблематика). Более того, эти идеи задали тон практически всему западному мышлению, разрывающемуся между двумя образами: детерминистический внешний мир и индетерминистический внутренний».

Тот факт, что огромные массы людей через школы, средства массовой информации и «апологии» академиков продолжают обрабатываться идеологиями, проникнутыми идеей детерминизма и классической научной рациональностью, в условиях нынешнего кризиса накладывает на все научное сообщество большую моральную ответственность — ведь в самой науке эти основания подвергаются пересмотру. Таким образом, авторитетом науки фактически освящается идеология, уже противоречащая тому, что знают сами ученые.

Вернемся к утверждению о якобы «объективно существующей связи естественнонаучного и нравственно-этического». Это и есть радикальное, крайнее отрицание науки Нового времени! До этого не дошел бы и такой оголтелый антисциентист, как я. «Так создают для науки объект по существу вненаучный и сверхнаучный, а ценности исследуют методом, которому они неподсудны. Научно ценность не только нельзя исследовать, но нельзя и уловить», — писал Н.Бердяев в 1914 г. А уж о западной философии науки и говорить нечего: с Бэкона, через Канта, Вебера и Поппера вплоть до наших дней лейтмотивом звучит утверждение, что наука отделена от морально-этических ценностей. Она изучает «то, что есть» и не может ничего сказать о том, «как должно быть». Разделение между знанием и совестью, между «Есть» и «Должно быть» и означало возникновение объективной, ориентированной на истину Науки (в противоположность и народному подсознанию, и Ведам).

Но ведь это все — банальные вещи! И в статье своей я говорил лишь о трагедии науки, которая купила аналитическую и технологическую мощь ценой отхода от совести и породила «цивилизацию, которая знает цену всего и не знает ценности ничего». И я ставил тот же вопрос, что и И.Пригожин: может ли наука вновь соединить тело и душу, Природу и человека, знание и совесть без того, чтобы породить «общество дуче- фюрерского типа»? Попперианцы и либералы говорят: нет, не может! Пригожин говорит: да, может! Я в своей статье ответа не дал — я не знаю. А для Н.В.Карлова, оказывается, и проблемы такой не существует. Он различия между картезианской наукой и Ведами просто не признает.

Из всего этого становится можно понять, почему Н.В.Карлов опирается на Улугбека и с тоской ждет «крутых социально-политических перемен» в человечестве. На мой взгляд, это естественная реакция человека, не оторванного от народного подсознания и переживающего, пока еще подсознательно, трагедию традиционного общества, которое железной рукой и за 500 дней стараются вогнать в «мировую цивилизацию». И случай с наукой — лишь частность. А общее в том, что наши идеологи создали для нас искаженный образ этой цивилизации, умолчали о ее тяжелом культурном кризисе (как, впрочем, и обо всех прочих проявлениях общего кризиса индустриализма). Ведь даже рыночную экономику — сложнейшее порождение специфической западноевропейской культуры, основанное на глубоком иррациональном, религиозно-этическом фундаменте, — нам представили как тривиальную технологию распределения, которую одинаково легко могут освоить и православные, и мусульманские народы.

Моя статья в «Вопросах философии» — не более чем ликбез. Это одна из цикла лекций, которые в Испании меня попросили почитать «на общественных началах» учителям провинциальных средних школ. И тот факт, что в Москве эту статью деятели ранга Н.В.Карлова посчитали манифестом чего-то (неважно, чего), вызывает тяжелое, удручающее впечатление. В какое же болото вы ведете свой доверчивый народ, господа духовные пастыри? Ведь нельзя же черпать гуманитарные знания лишь из журнала «Огонек».

Теперь я сделаю реплику по поводу другой рецензии — Н.Ф.Реймерса и В.А.Шупера — на ту же мою статью.24 Думаю, полезно увидеть здесь критику моего антисциентизма «с другого конца».