– Давай, – с радостью согласилась я.
– Там ничего нет – ни улиц, ни городов… Только одна высокая-превысокая башня. Зелёная трава – и вода… А в воде – оранжевые водоросли…
– Идём, идём, я очень хочу туда!
Мы дошли до нашей бухты, засыпанной снегом, постояли на её берегу – где кончаются все города…
Потом повернули обратно к дому. Весь обратный путь Антон рассказывал мне про это чудесное место, где только вода и трава…
– Шли дожди – и образовалась огромная бухта. Все дома утонули. И люди стали теперь – как рыбы… И в воде растут такие водоросли – цветок элэмбас…
Строит что-то из кубиков.
– Это – город. Подземельск. Тут живут люди подземёльцы, они разговаривают на подземёльском языке. А ещё есть Нанебный город. Там живут нанебцы и разговаривают на нанебном языке. Но этот город уже сломался. И нанебцы строят себе новый город. Но уже не на небе. На небе – плохо, с неба все дома падают…
– Милый мой фантазёр! Что бы я делала, если бы тебя у меня не было?
– Искала бы! Во всех городах, во всех улицах…
Гуляли в сквере за «Невой». Вспомнили нашу осеннюю игру, когда Антошка прятался – и мы его искали за каждым деревом, за каждым кустом.
Антон объявил:
– Начинаем передачу: «Где Антоша?»
А снег глубокий и рыхлый, Антон тут же потерял калошу. Хохочет:
– Теперь уже передача не «Где Антоша?», а «Где калоша?»
Эти калоши нас совершенно замучили – без конца их теряем.
Вечер. Переходим улицу. Я оглядываюсь по сторонам.
– Ты что смотришь? – спрашивает Антон.
– Смотрю, нет ли машины?
– Ты лучше смотри: нет ли калошины? – смеётся Антон. – Калошу-то опять потеряли!
Разломал очередной барабан, снял с него обруч и катает по комнате. Говорит:
– Это колесо – жевуземчик! К кому оно прикатится – тот кого-то любит.
Колесо прикатилось ко мне. Антон ликует:
– Значит, ты меня любишь! Всё правильно.
Очень ласковый. Всё время лезет целоваться и без конца говорит о своей любви, порой – не по-детски сложно:
– Мама, я – твой отдых любви. Во мне – вся твоя любвя. А в моём отдыхе – вся твоя любвя.
Со смехом накидывается на меня:
– Дай я тебя так расцелую, что тебе сразу будет девяносто лет!
– Хочешь, я подарю тебе своё обнимание?
И – накидывается на меня с объятиями. Кричит и хохочет:
– Раздавление мамы! Вторая серия!…
Несколько дней назад написал мне на разных языках объяснения в любви – на русском, французском, украинском, самболюнском, амперском, испанском и английском (с моей помощью), дерефанском и ещё на каких-то, мне неведомых языках…
И положил все эти записки мне под подушку.
– Чтобы сны тебе хорошие снились!
А сегодня устроил ревизию. Поднял подушку. И с самым деловым видом:
– А где мои любишки?
И принялся пересчитывать…
В пятницу вечером. Задумчиво глядя в тёмное окно:
– Пятница испятнилась…
На улице, глядя вслед бродячей собаке, со вздохом:
– Собака иссобачилась…
– Что это значит?
– Это значит: привыкла быть собакой.
И тут же выдал целую дюжину аналогичных примеров:
– Мама измамилась – привыкла быть мамой. Верёвка изверёвилась – привыкла быть верёвкой. Кастрюля искастрюлилась, часы исчасились…
– Антошка, не болтай, а пей молоко.
– А то оно зашкуреется и замикробится, – добавляет он, хихикая.
