Возле глухой, безоконной стены громоздилась удивительная свалка: колесо трактора, железяки, ведра без дна, гнутые рамы велосипедов, каски…
Федя так и ахнул:
— Настоящие?!
— Этого добра хватает, сойдет снег, сам найдешь в лесу. И немецкие есть, и наши.
— Тут разве шли бои? — с надеждой и страхом спросил Федя.
— Не-е! Разведка ихняя была. Переловили.
— Откуда же каски?
— Значит, было откуда взяться.
Федя уже так привык к ругательной песне Кузьмы, что, не слыша ее, удивился.
— А где же Кузьма?
— Вон пошел!
За деревьями мелькал серый зипунок широкого, согнутого старостью человека.
Квартира у Страшновых удобнее прежней. Две отдельные комнаты и темная, маленькая.
Темную взяла себе бабка Вера. Большую — отцу и матери, поменьше — Феликсу и Феде. Прежние хозяева бросили кровать, и теперь — вообще красота.
— Под кроватью у нас будет царство гномов! — планирует Федя, но Феликс упрямо мотает головой:
— Под кроватью будет жить жук.
— Какой жук?
— Настоящий жук. Я его поймаю, и он будет жить.
— Цапнет за пятку, тогда узнаешь!
— Это будет мой жук! Он тебя цапнет.
Федя отступает. Феликса не переспоришь, пусть сам забудет про дурацкого жука.
— Хорошо! — Федя, заложив руки за спину, озирает комнату. — В темном углу у меня будет Северный полюс, возле окна Африка, а на печке — Гималаи.
Феликс не возражает.
Скучно.
Утром отец идет проводить Федю через лес. Тропинка проскальзывает мимо дома деда Кузьмы. У деда Кузьмы в окошках свет, и слышится приглушенная затяжная ругательная песнь.
— Странный человек! — говорит отец.
На другой стороне опушки растут дубы.
— Видишь вон! — показывает отец на непривычно стройный высокий дуб. — Это дерево под охраной государства. Ему триста лет.
Они выходят на простор. Белое-белое поле. Слева дымок голых осин, справа, во впадине, деревня.
— Красенькое, — говорит отец. — А твоя школа на краю. Видишь каменный дом? Беги! Я постою, посмотрю.
Федя бежит по тропинке. Тропинка крепкая, широкая. Федя оборачивается, отец машет ему рукой.
Федя отворил дверь. Коридор. Два окна с одной стороны, две двери с другой. Федя снял шапку, встал в проем между окнами. Хлопнула наружная дверь. Влетели три девочки. Увидали Федю, шушукнулись, засмеялись. Кинулись к первой двери. Дверь затворили за собой аккуратно, но уже через минуту она подалась, и к щели прильнули сразу несколько человек. Кто-то даже или согнулся, или на колени встал. Федя покраснел и отвернулся к стене. Опять хлопнула входная дверь. Влетела стайка первоклашек и — в ту же дверь.
Значит, школа самая раздеревенская. В такой Федя уже учился. В первом. Сдвоенные классы. Первый учится с третьим, второй — с четвертым.
Открылась вторая дверь. Вышла бабушка в платке, с колокольчиком. Позвонила, поглядела на Федю.
— Новенький?
— Новенький.
— Погоди тут.
Бабушка ушла к себе и тотчас опять появилась. С журналом, в очках, платок уже не на голове, а на плечах.
— Я твоя учительница. Анастасия Михайловна. Назови себя.
— Федя.
— Что значит Федя?
— Ну, Федор Страшнов!
— Не ну Федор, а Федор… Пошли.
Учительница отворила дверь. Класс загрохотал крышками парт.
— У нас новый ученик, — сказала Анастасия Михайловна. — Федя Страшнов.
— Страшный! — хмыкнул какой-то первоклашка.
Федя поискал обидчика глазами, нашел, но тот не сник.
— Федя, садись на вторую парту. К Морозовой. Ваш класс в первом ряду от двери.
Федя глянул и обомлел. В первом ряду от двери сидели одни девочки. Посчитал — восемь. «Восемь девок — один я, куда девки, туда я».
Не видя, не слыша, сел на вторую парту, сунул ранец в ящик.
— Страшнов, раздеться надо!
Федя вскочил.
— Вешалка у доски.
Пошел снял шубу. Сел, покосился на соседку. Беленькая, голова в кудряшках, как ангел на немецких открытках.
Учительница задала первоклассникам задачу и перешла к третьему классу.
— Сегодня мы начинаем изучать историю.
«Ой!» — хотелось воскликнуть Феде, потому что он никак не мог дождаться этого прекрасного дня — настоящей учебы. Что это за учение, когда у тебя два предмета — письмо да арифметика, чтение не в счет.
И еще одна радость: конец чистописанию. Этому вечному: «Пиши лучше, пиши чище».
— Первая тема, которую мы будем проходить: «Первобытное общество. Первобытный человек». Что вы знаете, что слышали, что читали о первобытных людях?
Федя поднял руку. Оглянулся — девочки глаза опустили, не дышат: ничего не читали, ничего не слыхали. Федя руку под парту, а уже поздно.
— Что нам скажет Страшнов? — поднимает его учительница.
«Клавдия Алексеевна была другая, — думает Федя. — Она бы так не спросила. Нет, такой больше не будет, как Клавдия Алексеевна». Когда уезжали из Старожилова, Федя и не думал, что увидит своих ребят всех вместе — каникулы были. А ребята вышли за околицу, стояли на дороге. Все, вместе с Клавдией Алексеевной. Подарили ему изумрудное перо селезня, чтоб прилетал к друзьям, и четыре тетради — драгоценный подарок (писали кто на чем).
— Так что же ты хотел нам сказать, Страшнов?
Федя покрутил головой, его соседка хмыкнула.
— Я читал «Приключения доисторического мальчика» и «Борьба за огонь».
