— А что обо всем этом думает твой парень? — спросила вдруг Лара. — Ты ему вообще рассказывала о своем пробуждении кундалини?
Должна признаться: нет, не рассказывала.
— Я только сказала, что на занятии случилось нечто неожиданное и странное, но не знаю, как это ему объяснить.
Лара с Джейсоном переглянулись, отчего мне стало еще хуже. Ведь наверняка они сегодня с Индрой и Лу радовались, как здорово, когда у пары существует духовная связь, а я не могу даже поделиться с Джоной тем, что со мной происходит, потому что не уверена, поймет ли он. Но вслух я этого не сказала. Нет, я ответила:
— Ну, родителям я точно ничего говорить не буду, а то они заставят меня сделать сканирование мозга.
Перед уходом Джейсон сказал, чтобы я не волновалась.
— Ты любимица Индры. Наверняка у нее просто выдался плохой день, и надо было на ком-то выместить неважное настроение.
Не волноваться, да?
Еще прикажите солнцу, чтобы не всходило.
На улице такой сильный дождь, что я подумываю, не построить ли ковчег. Но взять с собой решила только Джессику, Джейсона, Лару и Барбель. Ну и, пожалуй, Лу. И Су с ее родными. Да, и цыплят.
Сегодня занималась ходячей медитацией в Кампухане — и вдруг увидела Лу, который стоял в павильоне близ главной улицы. Я медленно прошла мимо, сосредоточив взгляд на дришти. Дришти — это то же, что и точка концентрации взгляда. Но «дришти» звучит более йогически. Я продолжила концентрироваться на пятках, передней части стопы, пальцах ног. Лу тем временем стоял в павильоне и наблюдал за тем, как мужчина на верхней ступеньке лестницы приделывает громадную проволочную голову поверх громадного проволочного туловища. Су сказала, что фигуры, изготовлением которых все заняты, — это монстры-великаны, которых на Бали называют «уга-уга». В балинезийский Новый год, который будет через пару недель, их возят по улицам во время праздничного шествия.
У меня все было прекрасно, пока я вдруг не почувствовала, что у меня шея горит. Я обернулась и увидела, что Лу мне улыбается. На нем были желтый саронг и мятая льняная рубашка. Я улыбнулась в ответ и мысленно отправила ему сообщение. Привет, сказала я. Телепатически приветствую тебя. Я уверена, что он меня услышал, потому что в ответ закрыл и открыл глаза, словно кивая.
Тут у меня в животе что-то подпрыгнуло. В последнее время я опять нервничаю в присутствии Лу, не знаю почему. Мне-то казалось, это уже позади.
Знаете, чем меня больше всего расстраивает внезапная холодность Индры? Я из-за нее не могу сосредоточиться на медитации. Мне очень хочется доказать ей, что я хорошо медитирую, что я хорошая ученица и хорошая йогиня, лучше, чем она думает обо мне. Но чем больше я стараюсь показать, как здорово у меня выходит, тем хуже получается.
Очень боюсь, что пробуждение кундалини было всего лишь единократным кайфом и оно никогда не повторится.
Несколько недель стояла засуха, но в последние дни дождь льет, почти не прекращая. Каждый уголок на территории гостиницы от нашего дома до бассейна пропитался резким землистым запахом навоза. Он доносится со стороны дома семьи Су — там почти каждый день затопляет свинарник.
Я радуюсь дождям и молю Бога, чтобы они продолжались, потому что до тех пор, пока идет дождь, пахнет дождем. Ну, может, еще грязью. Дождь и грязь — это я могу вынести. Но как только выходит солнце и мир снова высыхает, покрывшись коркой, вонь от свиного помета, мусора и бензиновых испарений преследует нас всю дорогу до вантилана или поселка. Она окутывает нас, когда мы сидим на веранде. Это обонятельный кошмар. Пытаюсь абстрагироваться от него, как птица на верхней ветке.
А вантилан теперь стоит в центре навозных полей. Крестьяне с Явы закончили сбор риса, и пустые поля служат пристанищем для миллиона крошечных коричневых уток. Поля ощетинились сухими колосками и стали похожи на большую чесалку для спины. Но когда идет дождь, они заполняются водой, и уточки приходят в восторг; они крякают и плавают, рассекая по определенной траектории, как чайки в небе. Очень скоро в вантилане начинает пахнуть, как в утином туалете.
Ах, природа. У нас в Сиэтле такое разве увидишь? Там идет себе дождь и идет.
В последнее время Лу очень пристально следит за мной в классе. Иногда из-за этого я нервничаю до тошноты. Может, дело в том, что мне хочется произвести на него впечатление? А еще мне тут один сон начал сниться. Во сне я стою у своей кровати, а рядом Лу, загорелый, без рубашки. Он берет мое лицо в ладони, затем проводит пальцами по шее и срывает с меня майку вместе с лифчиком. Потом падает на колени, медленно стягивает с меня облегающие штанишки для йоги и срывает их тоже, как матадор, резко взмахивающий плащом. После этого он валит меня на кровать и говорит: «Я вижу себя… в тебе».
Индра вышла на тропу войны. Заявила, что я пытаюсь перещеголять других йогов и не концентрируюсь на внутренних ощущениях
Да ну ее, эту Индру. Стараюсь не думать о ней, потому что очень живот болит, да и вообще я несчастна. Как будто и не было этого дурацкого пробуждения кундалини — не чувствую себя ни капельки просветленной. Никакого намека на то, чтобы выйти за пределы физического тела — напротив, я в своем физическом теле, как в ловушке. В желудке словно поселился соленый слизень. Скоро пойдем ужинать — надеюсь, хоть рис с зелеными водорослями пойдет мне на пользу.
О черт! Кажется, слизняк, поселившийся в моем животе, двигает мебель. Я… я сейчас…
Похоже, я… черт!
Попытаюсь записать все как можно быстрее, пока опять… О черт, черт, черт! Скоро буду.
Ммм… кажется, у меня проблема. Я только что проглотила четыреста килограммов листьев нима и таблетку активированного угля, что, надеюсь, подарит мне пару минут, чтобы написать эти строки.
О, как же мне плохо!
Мы с Джессикой и Ларой сегодня пошли ужинать в кафе «Балийский Будда», и примерно на полдороге я вдруг ощутила очень мощную и тревожную бучу в животе, как будто небольшое семейство слонов переживало там поднятие кундалини. Мы шли гуськом, пытаясь медитировать на ходу и не замечать таксистов, лавочников и парикмахеров, зазывающих нас плести косички. Впереди шла Джессика, затем Лара. Я замыкала цепочку, но не медитировала, а пела мантры. Дыши, повторяла я про себя, дыши! Смилуйся, Боже, смилуйся, Христос, смилуйся, баньян, смилуйся хоть кто-нибудь!
— Долго еще? — спросила я.
— Еще пару кварталов, — пропела она.
Я попыталась приосаниться, как Джессика, и так же плавно качать головой, как она, но шевеление в животе было невозможно игнорировать. По моей спине стекал пот — обычное дело на такой жаре, вот только этот пот был холодным. И тут я поняла, в чем дело. Внимание со стороны Лу и неодобрение Индры тут были ни при чем. Мое состояние вообще никак не было связано с йогой.
— Джессика, ну скоро?
— Да почти на следующей улице!
— Нет, — выпалила я и, сделав несколько быстрых шагов, нагнала ее. — Где твой «Балийский
