вот-вот появится. Как же так-с?
— Господин Михельсон-Лунин временно недоступен, как видите. Он уже чуть ли не месяц временно недоступен. Господина Михельсона-Лунина я придушу собственноручно, как только он изволит появиться.
— Нет уж, протестую-с, — заверещал Марат Адольфович. — Сначала пусть изволит засвидетельствовать бумаги, а уж потом душите-с. Душите, и я помогу. Это ж сколько трудов псу под хвост, если он не явится в течение получаса!
— Оксана! — подал голос Сеня Шульман. — А что бы тебе не позвонить Луниным? Мало ли…
— Ах, да звонила я уже! Никто не отвечает! — Оксанины испарения собирались под потолком в облака и грозовые тучки и готовы были пролиться дождиком, орошая россыпь бумаг на столе.
— Господа, — подал голос нотариус, — мой рабочий день давно окончился. Я спрашиваю вас: что я здесь делаю, господа? Меня ждет семья, накрытый стол. Всего хорошего. С наилучшими пожеланиями. Четвертого января я к вашим услугам, а сейчас позвольте откланяться.
— О, боже! — воззвала Оксана к плафону на потолке, плафон заискрил грозовым разрядом, и дождик, кажется, все-таки брызнул. — Но весь пакет должен быть подписан этим годом, Алексей Иванович, господин нотариус. В противном случае мы потеряем… Страшно сказать, сколько мы потеряем!
— Алексей Иванович, — зашустрил Шульман, — до Нового года осталось еще некоторое время, не могли бы вы… — И он выдернул из бумажника несколько купюр существенной значимости. — Вот. Мы очень просим.
— Хорошо, господа. Я не откажусь от сверхурочных, но поймите, если все напрасно и ваш Михельсон-Лунин не появится, то… что я могу? Я серьезный человек. Я не клонирую Михельсонов- Луниных.
— Он появится! — объявила Оксана, потрясая телефоном. — Он, как только что сообщила мне бывшая свекровь, обещал быть там, праздновать с родителями. Но самого Вадьку найти невозможно, телефон отключен. Поэтому едем на Васильевский и отлавливаем его там.
— Все равно не успеем подписать до полуночи, — сокрушался нотариус и подпирал ланиту десницей. А в глазках его катались-перекатыва-лись хитрые колобки, которых и приметил ушлый Марат Адольфович.
— Алексей Иванович! Я вас сто лет знаю-с! И даже больше, — шепнул он в ухо нотариусу. — Сколько? Сколько за ваш бесценный совет и за ваше бесценное новогоднее время?
— Да сумеете ли вы воспользоваться моим советом, господа? Там уж сочтемся, — вздохнул нотариус.
— Не томите-с, Алексей Иванович!
— Что ж. Есть такие люди, которые больше чем нужно, на мой взгляд, понимают в компьютерах. Тем не менее они бывают полезны. Когда, скажем, нужно отослать факс задним числом. Понятно, не через три дня отослать, а, скажем, в пределах часа после полуночи. У меня таких знакомых нет. Уже нет, — горько вздохнул нотариус Алексей Иванович. — Ищите, господа, сами.
— Беда-с, — убито произнес Марат Адольфович, взглянул на растерянных клиентов, тряхнул бородкой, пожевал губами и от безнадежности позвонил Платону Марковичу.
…Что же касается Вадима Михайловича, он блаженствовал в купчинской квартирке, качаясь на переломе сна и яви. Он то проваливался в пуховый сон, то возносился в умиротворяющую явь. То и другое виделось ему никогда не испытанным доселе счастьем. Рядом спала донья Инес, вытянувшись всем загорелым телом, раскинув тонкие руки. Спутанные волосы ее молодо поблескивали в свете крошки- ночника, а на розовых губах отдыхала в сквознячке свежего дыхания притомившаяся за долгий вечер любовь.
Вадима что-то толкнуло в сердце — должно быть, время. Он подхватился, отыскивая взглядом часы, и принялся ласково тормошить Инну.
— Половина одиннадцатого, Инка. Мы проспали. Давай-давай, выныривай — и бегом к метро. Счастье, если поймаем машину.
— Я так вот и поеду, по-твоему, в натуральном виде? А подкраситься, причесаться?
— Отменяется, любимая. Ты и без того произведешь фурор…
— В этом и не сомневаюсь, — перебила Инна. — Кое-что все-таки вспоминается, знаешь ли.
— …Фурор своей красотой, — педантично закончил Вадим. — Все остальное сгинуло, все остальное — морок. А мы с тобою здесь и сейчас. Остального знать не желаю.
— А если здесь и сейчас тоже морок, Вадик?
— Это ты мне брось, — погрозил пальцем Вадим. — А то ущипну. Узнаешь, какой я морок.
Только они успели тесной вереницей войти в квартиру, только успели разнести слякоть по прихожей и сбросить шапки и капюшоны, как раздался телефонный звонок. Аврора Францевна, в распахнутом пальто, ответила на звонок и недовольно начала соглашаться в микрофон.
— Это была мать Яши, — прокомментировала Аврора Францевна свое недовольство и положила трубку. — Ей зачем-то срочно понадобился Вадик, и она сейчас появится.
— Ну и что такого, Аврорушка, — махнул рукой Михаил Александрович. — Такая уж сегодня ночь. Будем всем радоваться. Только вот, Аврорушка… Анюта… Анюта, помнишь, как в детстве: незаметно сосчитай гостей. Всех нас сосчитай.
— Дедушка с бабушкой, — смеясь, начала Аня, — мама и Олег Михайлович, Настя и Геннадий Николаевич, мы с Яшей и…
— И еще Вадик с кем-то, — добавила Аврора Францевна, — и еще Оксана с кем-то… Сосчитать я не могу, и стульев у нас не хватит. Шампанского всего одна бутылка и есть почти нечего. Картошки, правда, спасибо Насте, много.
— Ерунда, — сказал Олег Михайлович, полной грудью вдыхавший запах забытого дома, и взялся за мобильный, чтобы звонить к «Палкину», — сейчас все будет. И еда, и вино, и водка.
— Не надо водки, Олег. У нас водки целый шкаф, — остановил его Михаил Александрович. — Стоит с талонных времен. Те талоны, что мы не продали, поменяли на продуктовые, отоварили. Но не пить же ее, в самом деле. Составили в шкаф в дворницкой, где раньше держали рукописи Франца Оттовича. Рукописи-то у нас изъяли, когда кто-то опомнился. Рукописи-то могли быть секретными. Ну вот полки и освободились. А мы их — под водку и под всякую ерунду. Аврорушка, а не?.. За встречу.
— Конечно, Мишенька, сейчас принесу. Доставайте-ка рюмки, — велела Аврора Францевна и отправилась в дворницкую за бутылкой, все оглядываясь на Олега, узнавая и не узнавая его, тоскуя от изменений и радуясь встрече.
В дворницкой сидел Кот и пристально смотрел на шкаф. Подрагивал хвостом, сверкал зелеными глазами, ворожил, паршивец.
— Брысь, — сказала Аврора Францевна, чтобы Кот не попал под размах дверцы. Дворницкая-то была крошечная и узкая, а внушительный шкаф занимал всю торцевую стенку. Кот пересел, и Аврора Францевна распахнула шкаф. «Просто безобразие», — подумала она. Водка исчезла.
Но что самое удивительное, исчезли и полки, и задняя стенка шкафа. Вместо нее тепло светилась матово-стеклянная дверь.
— Ах! — очень громко вскрикнула Аврора Францевна. — Ах! — И прибежала вся толпа, набилась в дворницкую и застыла в изумлении.
— Ну и ну! — поверх всех голов сказал Вадим и подтащил поближе Инну. — Что это тут происходит? И дверь с лестницы нараспашку… Чудеса под Новый год? Или ограбление?
— Чудеса, вот именно, Вадька, — отозвался Олег, и таинственная дверь медленно начала открываться и наконец распахнулась приглашающе.
За дверью сиял новизной просторный зал, гирлянды еловых веток с золотыми шишками и в блестящей канители обрамляли его, и накрыт был стол, длинный-длинный, уходящий в бесконечную даль, — не стол, а символ вечного изобилия. Шампанское остывало в серебряных ведерках, витали аппетитные запахи, потрескивали высокие свечи, множественно отражаясь в зеркалах.
Откуда-то сбоку вышла миниатюрная женщина в вечернем изумрудно-зеленом наряде, который совершенно не подходил к нынешнему цвету ее волос, а также мальчик лет двенадцати в маске кота.
