Это я заставила ее отправиться в Рим. Это я подталкивала ее вперед. Я отдала все силы Софии. И я вознаграждена. Это мне присужден «Оскар!»
Все, о чем мечтала? На сей раз Ромильда проявила великодушие. А как же замуж?
Восемь лет София Лорен, разрушительница брака, и Карло Понти, многоженец, вели добродетельную, но тайную супружескую жизнь. Адвокаты беспомощно разводили руками. Пока способ помочь влюбленным не нашла… Джулиана Фиастри – официальная жена Карло.
Схема была простой и гениальной: всем получить французское гражданство, а потом развестись- пожениться там. Так и сделали. Французское правительство удовлетворило просьбу синьора Понти и синьоры Лорен и пожаловало им французское гражданство за заслуги в области кино (к тому времени к списку наград Лорен добавился «Золотой глобус» за фильм «Брак по-итальянски», снятый в 1965 году, как раз на злобу дня!). Французское гражданство Понти распространилось и на его жену. Затем француз Понти развелся с француженкой Джулианой Фиастри, чтобы жениться на француженке Софии Лорен.
Брак Понти и Лорен был зарегистрирован в считаные минуты в мэрии парижского пригорода Севр. Баста! София позвонила в Рим: «Видишь, маммина, то, во что ты уже не верила, произошло. Я вышла замуж!»
– Да-да, конечно. Но не в белом и не в церкви, – ответила маммина.
«…Карло Понти, который провел в клинике всю ночь, плакал… София Лорен еще не пришла в себя после наркоза… Телеграммы сочувствия поступили от принцессы Монако Грейс, Марлона Брандо, Жан-Поля Бельмондо, Одри Хепберн, Чарли Чаплина…» Так писали газеты.
Выкидыши следовали один за другим, уменьшая и без того ничтожную вероятность счастливого материнства. Ей было уже тридцать три, она была законной мадам Понти и… готовой пациенткой для отделения депрессий любой психиатрической клиники. К счастью, они нашли специалиста другого профиля. Доктора Хуберта де Ваттевилля из Женевы. И чудо случилось.
Чтобы помочь чуду, восемь полных месяцев она провела в постели. Почти 24 часа в сутки она лежала на спине. Ни разу никому не позвонила, ни разу не пожаловалась. Только Карло Понти и Базилио Франчино, их общий с Карло друг, сценарист и писатель, с которым она потом напишет свои кулинарные книги, навещали ее. И то, что казалось невероятным, произошло. «Мадам Понти, у вас прекрасный здоровый мальчик». Карло Хуберт (в честь доктора) Леоне Понти. Сын.
Больница была взята журналистами в осадное кольцо. В учебной аудитории, где студенты наблюдают показательные операции, решено было устроить пресс-конференцию. На следующий день после родов в этот зал набилось 450 журналистов. Софии казалось, что это кошмарная сцена из очередного фильма. Первые часы ее вожделенного материнства были разрушены всей этой суетой, щелчками фотозатворов, блицами, шумом… Она была слаба, чтобы говорить. За нее говорил Карло, разумеется, старший.
Когда шумиха улеглась, силы и здравый смысл окончательно покинули ее. Она отказалась покинуть клинику. День и ночь не спускала глаз с ребенка, беспрестанно его качала, приходила в ужас от его крика, пыталась все время его кормить, несмотря на почти полное отсутствие молока. Велела законопатить все щели в окнах. Не разрешала медсестрам приближаться без марлевой маски. Ребенок был тут же записан в Итон. Они провели в клинике лишних полтора месяца.
А четыре года спустя, когда тут же родился Эдуардо (названный в честь Эдуардо де Филиппо и тоже ставший драматургом, но почти никому не известным), она считала секунды, чтобы покинуть больничную кровать, на которой ей тоже пришлось вылежать на спине полных восемь месяцев.
– Когда я родила своих детей, я поняла, что и без работы могу вести счастливую и до краев наполненную жизнь, – сказала она, став матерью.
«Палаццо в Риме, вилла в Марино, шале в Гштаде, пентхаус в Париже, ранчо в Калифорнии!» «София заелась! София завралась!..» Новая кампания разразилась в связи с так называемыми налоговыми махинациями знаменитой четы. «Она забальзамировала себя спреями, она покрыла себя мехами и драгоценностями, она закрылась среди чеков и орхидей в парижском пентхаусе, где прислуга непрерывно мелет одно и то же на французском: «Мадам еще не вернулась», – газеты захлебывались от красноречия.
«Я мечтаю, чтобы возникли наконец Соединенные Штаты Европы!» – отвечал Карло Понти. Он был едва ли не единственным европейцем, который еще тогда – в восьмидесятых – об этом действительно мечтал. Его замучили чиновники стран – участниц совместных кинопроизводств: итало-французских, итало- американских и т. п. Каждое национальное ведомство требовало свою долю по максимуму, иначе чиновники считать не умели. Данный конкретный скандал возник в связи с фильмом Cassandra Crossing, который вообще не имел к Италии отношения, а был немецко-американским производством, продюсер же Карло Понти был, между прочим, француз!
Но итальянское государство решило продемонстрировать силу, и неудача с «Кассандрой» лишь подхлестнула рвение! В архивах десятилетней давности откопали неувязку с налогами Лорен. Ее приговорили к тюремному заключению. Собрание картин семейства Понти (Пикассо, Модильяни, Магритт, Ренуар, Матисс) стоимостью пять миллиардов лир было конфисковано, объявлено государственной собственностью и передано в музеи. На Понти наложили колоссальный штраф за вывоз капиталов из Италии.
Карло перевел свою фирму в Канаду, но его карьера закончилась. Оставшиеся годы он посвятил сыновьям – дирижеру Карло-младшему и режиссеру Эдуардо. Именно в титрах короткометражки Эдуардо Понти «Лив» (1998) последний раз появились слова: «Продюсер – Карло Понти».
Супругам вроде бы ничего не оставалось, как забыть Италию навсегда. Но Ромильда в свои семьдесят с лишним стала слабеть и не могла уже навещать дочь так часто, как им обеим того хотелось. А ужасная перспектива не быть рядом с мамой, не помочь, не успеть сделала Софию Лорен отчаянно решительной.
Она прилетела в Рим из Женевы 21 мая 1982 года. И эскорт полицейских сопроводил ее в тюрьму Caserta. Сойдя с трапа, София сказала только: «Я вернулась, потому что люблю Италию». Чистая правда. Кем была ее маммина, кем была бабушка Нонна Луиза и кем она сама, как не Италией, не частью ее?
Она провела в тюрьме 19 дней, пока адвокаты улаживали вопрос. «В камере она носит джинсы, желто- голубую блузу и туфли на низком каблуке. Ежедневный макияж – обязательная процедура. Она много читает», – газеты публиковали отчеты о каждом ее тюремном дне, пресса опять захлебнулась, но теперь от любви. Все снова превратилось в итальянское кино. Толпы людей осаждали тюрьму, засыпали ее цветами, выкрикивали имя Софии. А она плакала и не прятала слез. Плакали все. Возможно, оттого, что Италии, той Италии, вечно голодной, нищей и по-детски мечтающей разбогатеть, Италии, которую они и София Лорен знали и частью которой были, больше не существовало. Наступали другие времена. Сытые и трезвые, пожалуй. Но не лучшие. И чудо по имени «итальянское кино» тоже кончилось. Итальянский кинематограф потерял миллионы зрителей, производство сократилось вдвое за 20 лет, сдавшись на милость Голливуда. И прежняя Италия, и ее великое кино ушли навсегда, оставшись лишь в фильмах с Софией Лорен.
«…Я берусь за работу, как прилежная домохозяйка. Я вытираю пыль, глажу, мою полы и окна. Я не даю себе роздыха. Это хорошо для тела и души, и это – лучшее лекарство… Покой и довольство человека приходят не снаружи, а создаются изнутри». Так записано в ее дневнике.
Она выглядит прекрасно. Она живет в окружении дорогих ей людей. Они смотрят с фотографий и разговаривают с ней. Например, Витторио, Витторио де Сика, все повторяет: «Кто мы, София, я и ты? Мы – два неаполитанских голодранца, которые по случайности добрались-таки до денег. София, если меня чему- нибудь научила жизнь, так это знанию: никогда не оплакивай потерю того, кто по тебе не будет плакать».
Риккардо, отец, умер в 1978-м в возрасте 69 лет. Маммина Ромильда умерла в 1990 году в возрасте 82. Витторио де Сика умер в 1974-м. Марчелло – в 1996-м. Карло Понти – в 2007-м.
Она никого не оплакивает. Брижит Бардо, ровесница Лорен с точностью до нескольких дней, превратилась в страшилище и ксенофобку, что уравновешивает только ее безумная борьба за права животных. София Лорен не стыдится появляться в натуральных шубах и вообще не страдает «издержками гуманизма», в основном направляя его на себя, свою жизнь и своих близких. У нее хватает мудрости, чтобы выжать из жизни максимум того, что возможно, не делая никому подлостей. Недаром ее зовут Софией – матерью Веры, Надежды и Любови.
