посрамлен даже после смерти своим заклятым врагом Шейбани. Бабур безрадостно оценивал свое положение. Самозваный падишах, зависящий от вероломных монголов, нуждающийся в советах более мудрых людей, обладающий властью лишь над одним городом во всей долине, вынужденный грабить афганские племена и отнимать у них зерно, все глубже погрязающий в грехе винопития, – разве может такой человек именоваться султаном ислама и тем более – падишахом?
Бабур свирепо расправился с неожиданно вспыхнувшим мятежом своих монголов, затем неистово обрушился на горные крепости исконных афганских племен.
Новый, зрелый Бабур был лишен всяческих предрассудков; он больше не искал себе союзников; после смерти старого Касима он никому не позволял влиять на свои решения. Он полагался только на себя и больше не разрешал себе предаваться пустым мечтам о победах.
На этот раз он реально оценивал то, что открывалось ему на горизонте. Его наследство было безвозвратно поделено между узбеками и персами.
Однако у него оставалась укрытая в горах долина Бадахшана. Бабур упрямо держал открытыми обрывистые перевалы, ведущие через Гиндукуш в эту крепость. Он держал их под наблюдением, возложив эту задачу на единственного оставшегося у него родственника мужского пола – Мирзу-хана. Некоторые комментаторы утверждают, что он прилагал такие усилия, чтобы удержать этот плацдарм, рассчитывая вновь попытаться осуществить захват Самарканда. Однако он мог удерживать его лишь для того, чтобы иметь безопасный путь отступления на тот случай, если ему придется покинуть Кабул. Когда-то, в крайне напряженный момент они с Касимом решили, что могут рассчитывать лишь на два убежища– Бадахшан или равнины Индии.
В эти сумрачные годы Тигр снова вспомнил о богатой равнине, лежащей за рекой Инд. Набеги туда приносили скот, ткани и украшения. Еще ребенком, в Самарканде, он изучал картины, повествующие о великом индийском походе Тимура; он читал об особенностях этой страны, такой же роскошной, как слог Али Йезди. Было куда выгоднее и разумнее повести оставшуюся у него армию через Хайбер, чтобы наполнить казну богатствами Индии, чем продолжать разорять своих непокорных подданных – афганцев.
Во время одиноких молитв Бабур просил у Бога знамения: следует ли ему предпринять поход на Индию?
Но и Хайбер, и величественную долину Суат, и перевал Куррам охраняли племена патанов. Земли этих племен простирались между Кабулом и Индом. Бабур знал, что Иса Хайл, Юсуфзаи и племя афридиев могут сделать с побежденной армией или проявившим неосторожность полководцем. И все же, если он собирался дойти до городов Инда, ему следовало победить этих стражей горных троп или примириться с ними.
Он даже в мыслях не допускал, что сможет когда-нибудь победить всех афганцев.
Глава 6 Дорога в Индию
Вмешательство афганской царевны
У древних китайцев говорили: «Дороги меняются, а горы никогда». Это верно не только по отношению к дорогам, – люди, живущие рядом с ними, также меняются в результате перемещений и вторжения новых культур. Империи на равнинах возникают и распадаются; однако обитатели высокогорий остаются прежними, – во всяком случае, любые перемены совершаются настолько медленно, что мы их не замечаем, а лишь сознаем, что они происходят. С незапамятных времен и до наших дней баски пограничных районов Испании живут так же изолированно, как грузины Кавказа или народы Тибета.
Не может не удивлять тот факт, что сегодня, как и при жизни Бабура, горные племена Афганистана во многом остались такими же, какими были во времена Александра Македонского. Более того, вопреки своей оторванности от внешнего мира, они стали очевидцами многих исторических перемен, которые не стерлись из памяти благодаря народным преданиям. Горцы слагают о них свои сказки, столь же близкие им, как гробницы их предков, у нас же они вызывают удивление – не меньшее, чем усыпальницы неведомых святых, вырубленные в скалах возле горных троп. Курдские племена, обитающие у границы вечных снегов хребта Сафедкох, сложили и даже записали собственную версию истории Александра. В их «Искандер-наме» знаменитый македонский завоеватель совершает замечательные подвиги – то спускаясь в глубины морей, то устремляясь в небеса вместе с ангелом Азраилом, чтобы воздвигнуть крепостную стену и заточить за ней демонов Гога и Магога, – иными словами, орды Чингисхана.
Что касается Бабура, то у афганцев племени юсуфзаи существует предание о его вторжении на их земли. Они украсили сказание любовным сюжетом и расцветили притчами, которые заставили бы содрогнуться дотошного историка, однако именно благодаря этой легенде образ Бабура сохранился в памяти горцев.
И вот перед вами сказка об афганской принцессе.
Сделавшись правителем Кабула, Бабур сначала был дружен с племенем юсуфзаи, но затем его настроили против них дилазаки (заклятые враги юсуфзаи). Поэтому Бабур, согласно легенде, решил предать смерти их предводителя Малик Ахмада, воспользовавшись его приездом в Кабул. Дилазаки предупредили Бабура, чтобы он не откладывал казнь Малик Ахмада, поскольку тот был так умен, что, едва заговорив, тут же сумел бы выманить у падишаха пощаду.
Когда Малик Ахмад явился, Бабур созвал большой совет и занял свое место на троне. Войдя и поклонившись, Малик Ахмад тотчас же расстегнул свой халат. Дважды Бабур спрашивал его, зачем он так поступил. На третий раз Малик ответил, что до его слуха дошло, будто бы Бабур намеревается собственноручно застрелить его из лука. Он побоялся, пояснил Малик, что его стеганый халат чересчур плотен и выстрел может оказаться неудачным; для того чтобы этого не случилось на глазах такого великого собрания, он и решил снять халат, который мог остановить полет стрелы.
Такой ответ польстил Бабуру, и он начал расспрашивать Малик Ахмада.
«Что за человек был Александр?» – спросил он.
«Податель халатов и подарков», – отвечал Малик.
«А что за человек Бабур?»
«Податель жизни. Ведь он не откажется отпустить меня живым».
«Конечно не откажется», – подтвердил Бабур.
После этого падишах проявил истинное дружелюбие. Взяв Малик Ахмада за руку, он повел его в другую комнату, где трижды выпил вместе с ним, – Бабур отпивал из кубка первым, затем передавал его Малик Ахмаду. Когда вино ударило Бабуру в голову, он развеселился и пустился в пляс. Музыкант Малик Ахмада играл, а Малик, хорошо знавший персидский язык, сопровождал музыку красивыми песнями. Наконец Бабур устал от танцев и со словами «Я – твой фигляр» протянул руку за бакшишем. Трижды он проделывал это, и трижды Малик Ахмад клал ему на ладонь золотую монету.
Так Малик Ахмад вернулся к своему племени целым и невредимым.
Тем не менее Бабур вторгся на землю юсуфзаи и привел с собой большое войско, которое разорило страну, но так и не сумело захватить главную крепость. Тогда Бабур отправился на разведку, переодевшись, – в соответствии со своими склонностями, – каландаром (нищим дервишем). Выбрав ночь потемнее, он вышел из своего лагеря в Диаруне и, неузнаваемый, направился к холму Махур, на котором располагалась крепость.
Это было в праздник Рамазан-курбан, и в доме шаха Мансура, младшего брата Малика, построенного на противоположном склоне холма Махур, собралось множество народу. Теперь это место известно под названием «трон шаха Мансура». Бабур в своем неприглядном одеянии подошел к дому и затесался в толпу, собравшуюся во дворе. Затем он спросил у сновавших по двору слуг, есть ли семья у шаха Мансура и нет ли в этой семье дочери. Ему ответили чистую правду.
В это самое время Биби Мубарика, дочь шаха Мансура, сидела под балдахином вместе с другими женщинами. Ее взгляд упал на каландара, и она послала служанку принести Бабуру кусок жареного мяса, завернутый в лепешку. Он спросил, кто послал ему угощение. Служанка ответила, что это Биби Мубарика, дочь шаха Мансура.
«Где она?»– спросил Бабур.
«Вон там, напротив тебя сидит под балдахином».
Ее красота привела падишаха в восхищение, и он начал расспрашивать служанку о возрасте и наклонностях девушки, а также о том, обещана ли она кому-нибудь в жены. Служанка с жаром заверила его, что добродетель девушки под стать ее красоте; что она исполнена высокой нравственности и благочестия и к тому же обладает кротким нравом. Тогда Бабур ушел со двора, но по дороге спрятал
