Ходжа-и-Калан привык общаться со мною не стесняясь; ты тоже держи себя с Ходжа-и-Каланом так же, как я держал себя с ним. Если, по милости божьей, в ваших краях станет меньше дел и нужды в Камране не будет, то пусть Камран оставит в Балхе крепких людей, а сам едет ко мне.
Будучи в Кабуле, я достиг стольких побед и завоеваний, что счел Кабул счастливым и сделал его моим личным владением. Пусть никто из вас не зарится на Кабул.
Пусть твои войска будут в сборе и в хорошем порядке.
Биан Шейх многое узнал от меня устно и осведомит тебя об этом. С тоскою по тебе шлю привет. Писано в четверг тринадцатого числа месяца раби первого».
Судя по всему, на это письмо Хумаюн не ответил. Верный своим привычкам, он, очевидно, дожидался, когда звезды пошлют ему счастливое знамение. Принц Хайдар, достигший в те годы зрелого возраста, незадолго до этого прибывший из Кашгара, сообщает, что Хумаюн в то время испытывал дурное влияние некоего мауляны и пристрастился к опиуму. Однако он подчинился желанию отца и принял участие в «большом деле».
Речь шла о том, что Хумаюну следовало возглавить армию Бадахшана и Кабула и выступить в поход против узбеков, которые непрестанно тревожили его границы. Очередной поворот судьбы отразился на судьбе городов, расположенных на северо-западе. Персидский шах Тахмасп свергнул и убил правившего Хорасаном Убейд-хана – преемника Шейбани и прославленного узбекского полководца. Бабур, отмечавший, что Убейд-хана одурманили колдовством, увидел в этом возможность вернуть самаркандский престол для своего сына. Сам он не мог покинуть Хиндустан.
Однако ни Хумаюн, ни его брат не могли сравниться с узбекскими султанами в опыте и сообразительности. Хумаюн продемонстрировал известную сноровку, захватив пограничную крепость Хисар, но ближе к Самарканду подойти не смог и отступил, чувствуя себя побежденным. Должно быть, письмо матери, которая просила его прибыть ко двору в Агру, вызвало у него серьезные размышления. После типичных для него колебаний, продлившихся несколько месяцев, Хумаюн оставил свой пост в Бадахшане, поручив его совсем еще юному Хиндалу (без ведома Бабура, который немедленно отменил это назначение, как только узнал о нем). Рассказывали, что наследник империи совершил беспримерный подвиг и домчался до Кабула всего за один день. Оттуда он отправился в Агру.
За 1529 год во внешнем мире произошло немало событий, которые, однако, никак не отразились на жизни Моголов. Великий турок, султан Сулейман, сжег свой обоз и отвел артиллерию от стен осажденной Вены, переключив свои интересы на лежащие к востоку моря. Их бороздили португальские эскадры, успешно прокладывавшие себе путь к берегам Дань-него Востока. Они уже превратили остров Гоа в свою цитадель и закрепились в устье Ганга, Читтагонге и вдоль побережья Сиама. Но европейские купцы наладили связь с южной империей Виджьянагар, – если говорить о собственно Индии, – а также королевством Бенгалия. Европейские негоцианты и посланники, часто совмещавшие обе эти должности в одном лице, стремились ко двору просвещенного Сефевида, шаха Тахмаспа, правившего в Тебризе, прославленном своей Голубой Мечетью, и в Исфага-не. В Тебризе жил тогда уже престарелый Бехзад, создатель миниатюр, по стилю сходных с произведениями Фра Анжелико, распоряжавшийся знаменитой библиотекой. В богатстве и энергии пробуждающейся Персии посланники-негоцианты видели залог расцвета будущей империи. Государство Шейбани, представлявшее собой рудимент средневековой эпохи кочевников, продолжало держаться обособленно и поддерживало связь лишь с отдаленными варварскими землями и теми редкими купцами из Москвы, которые осмеливались забраться в такую даль. Довольно примечательно, что первым европейцем, попавшим ко двору Великих Моголов, стал турецкий адмирал, потерпевший кораблекрушение во время попытки выбить с Гоа португальский флот. Однако это случилось уже в следующем поколении, в конце царствования Хумаюна.
«Все султаны, ханы, вельможи и эмиры преподнесли дары…»
Тем временем новоявленный падишах устроил при дворе свой первый прием.
В эти насыщенные недели записи в дневнике становятся разрозненными. Бабур не сообщает, с какой целью он задумал этот «тамаша» – общий праздник на тюрко-монгольский лад – и как приглашал во дворец гостей. Очевидно, известие о его победах передавалось из уст в уста, так же как и его призыв, обращенный ко всем родственникам, потомкам Чингисхана и Тимура. Он вызвал к себе Аскари, своего третьего сына, и одарил мальчика всеми атрибутами воина – от перевязи с мечом и почетных одежд до штандарта с конским хвостом и конюшней чистокровных лошадей. Бабуру еще предстояло оповестить приближенных о рождении внука.
Каковы бы ни были его побуждения, то был первый праздник, который он устраивал в качестве императора и, судя по всему, до сих пор ничего подобного его двор не видел. При виде этого варварства настоящий индийский распорядитель церемоний мог бы только содрогнуться, однако Бабур от души радовался празднику и отметил, что это было настоящее веселье.
Как император и хозяин дома, он занимал почетное место под восьмиугольным балдахином, воздвигнутым в знаменитом саду Агры и покрытым на случай дождя ароматными травами.
«В субботу, шестого числа того же месяца, состоялся пир. Я сидел на северной стороне недавно воздвигнутого восьмиугольного помоста, покрытого травою. Слева от меня сидели Тухта Буга- султан, Аскари и потомки святейшего ходжи, Халифа, а также прибывшие из Самарканда приближенные к ходжам муллы и чтецы Корана. Послы кызылбашей, узбеков и хиндустанцев присутствовали на этом пиршестве, их посадили с правой стороны. На левой стороне таким же образом сидели узбекские послы.
Перед угощением султаны и ханы, вельможи и эмиры преподнесли мне в подарок золотые, серебряные и медные деньги, материи и товары. Я приказал положить перед собой коврик, на коврик насыпали золото и медь, а куски материи и холста и кошельки положили в кучу рядом с серебром и золотом. До угощения во время подношения подарков на острове перед сидящими устроили бои пьяных верблюдов и слонов, стравили также и нескольких баранов. После этого боролись борцы.
После великолепной трапезы ходжу Абд-аш-Шахида и Ходжу-и-Калана облачили в расшитые поверху собольи шубы и подобающие почетные одежды; послу Кучум-хана и брату Хасана Челеби были пожалованы собольи шубы с пуговицами и башлыком, а также достойные их одежды. Послам Абу Саид-султана, а также послу Шах-Хусейна мы подарили чекмени с пуговицами и шелковые халаты. Двое ходжей и два великих посла получили в подарок золото на вес серебряной гири и серебро на вес золотой гири. Золотая гиря – это пятьсот мискалей, то есть половина кабульского сира… Нукеры моей дочери Масумы и моего сына Хиндала получили чекмени с пуговицами и суконные халаты.
Мир Мухаммеду, плотовщику, уже досталась подобающая награда за то, что он хорошо построил мост через реку Ганг. Этому Мир Мухаммеду, а также стрельцам пехлевану Хаджи-Мухаммеду, пехлевану Бахлулу и Вали Парсчи было пожаловано по кинжалу. Сын устада Али Кули тоже получил кинжал.
Людям, которые пришли со мной из Андижана и скитались без крова и без земли, а также выходцам из Суха и Хушьяра, я подарил чекмени с пуговицами, суконные халаты, золото, серебро и ткани.
После того как убрали кушанье, индусским фиглярам приказали явиться и показать свои штуки, фокусники также пришли и показывали фокусы. Хиндустанские фокусники показывают некоторые фокусы, которых не показывают фокусники в наших землях. Например, они берут семь колец, укрепляют одно из них на лбу и два – на пальцах ног и быстро и безостановочно крутят эти кольца. Другой фокус таков: фокусник опирается одной рукой о землю, а другую руку и обе ноги поднимает вверх и расставляет, как павлиний хвост, быстро и безостановочно вращая на них три кольца. Вот еще один фокус: фигляры нашей страны привязывают к ногам две палки и ходят по земле на ходулях, индусские же фигляры ходят на одной деревянной ходуле и даже не привязывают ее к ноге. Другой фокус: в нашей стране фигляры кувыркаются сцепившись по двое, а хиндустанские фигляры, кувыркаясь, сцепляются по трое, по четверо.
Еще фокус: один фигляр ставит себе на живот шест высотой шесть или семь кари и держит его отвесно, а другой фигляр взбирается на шест и проделывает на шесте всякие штуки. Другой фокус: низенький фигляр становится на голову высокому фигляру и стоит во весь рост; нижний фигляр быстро ходит в разные стороны и показывает свои штуки; в это время низенький фигляр прямо и не качаясь стоит у него на голове, тоже проделывая штуки. После фокусников явилось и плясало множество танцовщиц.
Незадолго до вечерней молитвы было разбросано много золота, серебра и меди; поднялся страшный шум и началась давка. Между молитвой перед сном и ночной молитвой я посадил около себя пять или шесть приближенных, и мы сели в лодку и отправились в Хашт-Бихишт.
