В понедельник Аскари, который, выступая в поход, вышел из города, простился со мной в бане и отправился на восток».
Обращает на себя внимание одна нетипичная черта этого приема. В то время как все еще колеблющимся иностранным послам были оказаны весьма сдержанные почести, на испытанных ветеранов подарки сыпались дождем. Бабур не забыл даже вождя племени, поддержавшего его во время первого путешествия в Кабул. Кроме того, из раджей и прочих первых лиц Хиндустана ни один не был приглашен на ковер для оказания почестей, их место заняли плотогон, смотритель за охотничьими гепардами, канонир и мушкетеры. Бабур никогда не забывал, что самой своей жизнью и завоеваниями обязан лишь небольшой горстке преданных ему людей.
Не мог он стереть из своей памяти и дни своей юности, когда его друзьями были таджики, населявшие хижины Ферганской долины, и горцы, чьими владениями были верхние пастбища, а злейшими тайными врагами – знатнейшие из беков. Как часто в своих воспоминаниях, это выражение переняла у него и Гульбадан, он отмечал, что его народом были высокие и низкие, знатные и простые. Едва ли в других мемуарах давно минувшего шестнадцатого века можно встретить подобное утверждение.
Группа высокомудрых праведников ходжей казалась на этом приеме выходцами с того света. Как часто в свой самаркандский период Бабур прибегал к их поддержке! Среди них был и Ходжа Калан, отозванный из Кабула, где он служил советником двум сыновьям Бабура. Будут ли и его сыновья и его новый двор в Агре так же прислушиваться к мнению служителей религии?
В Хиндустане между знатными и простыми людьми пролегала настоящая пропасть. Султаны Дели разделяли взгляды хиндустанских раджей, однако тюркам и всем остальным последователям ислама была чужда их кастовая система. По всей видимости, Бабур воспринимал ее как курьезный принцип распределения профессий среди ремесленников.
Свойственные Бабуру терпимость и гуманность представляли собой разительный контраст с заносчивостью султана Ибрахима, фанатизмом султана Сикандера и гордыней Рана Санги. Однако царь- дервиш, спустившийся с горных вершин, собирался распространить свое влияние дальше расстеленного перед его престолом ковра. А время шло.
Тигр пробует себя у власти
Особое внимание привлекает отсутствие на празднике целой группы полководцев. Чин Тимур, Кукулдаш, Дженг-Дженг и другие ветераны не явились за своими наградами, что объяснялось их участием в походе в загадочные области Синда, где берега Инда становились песчаными, а свирепые и непокорные афганские племена отбивались от тянущихся к их владениям с целью развязать войну диких белуджей. Заслуженные полководцы успели познакомиться с этими местами, когда, пять лет назад, пытались удержать для падишаха Лахор.
У отягощенного заботами падишаха был лишь один механизм государственной власти, и в неспокойные области он направил военачальников, чтобы положить конец распрям и одновременно выступить в роли джагирдаров[53] и попытаться собрать с населения налоги. Армия все еще находилась на военном положении, и все гражданские чиновники имели одновременно и военные чины. Казначей Вали командовал дивизионом, стареющий библиотекарь Абдулла нес службу в Канвахи.
Как только у Бабура выдалось время для размышлений, он пришел к выводу, что необходимо взять под наблюдение дорогу, связывавшую Агру с Лахором и Кабулом. Тот путь, который привел его в Хиндустан, по-прежнему оставался единственной дорогой жизни среди захваченных им земель, хотя никаких попыток усовершенствовать дорожное полотно до сих пор не предпринималось. Во-первых, следовало обезопасить дорогу сторожевыми башнями, расставив их через определенные промежутки, а также предусмотреть перекладные станции на шесть лошадей. Был издан указ, поручивший их строительство и содержание местным джагирдарам.
Одно нововведение неизбежно влекло за собой другие. В процессе вычисления расстояний между башнями и их высоты могольские военачальники получили на руки результаты измерений, единицы которых отличались от принятых в Кабуле. В пояснениях непонятные меры длины переводились в количество шагов, размахов рук, ширину ладони и даже размер шести пшеничных зерен.
Индийские числительные, служившие для обозначения величин, превосходящих лакх и крор, поначалу откровенно сбивали с толку моголов, привыкших у себя на родине вести счет на сотни и тысячи. До сих пор их ювелирные украшения состояли по большей части из обломков бирюзы или граната, иногда нескольких рубинов, оправленных в серебро. В Хиндустане и Раджастхане они столкнулись с менее яркими драгоценными камнями, способными излучать свет после огранки, – то были алмазы, изумруды и крупный жемчуг, которые не вызывали у них поначалу никаких чувств, кроме легкого любопытства. Подобные сокровища не возбуждали их алчности. Тонкие индийские ткани, муслины и шитая золотом парча казались моголам более подходящими для того, чтобы просто любоваться ими, и им не приходило в голову использовать их для изготовления одежды. Однако их женщины придерживались другого мнения.
Вероятно, одной из самых острых стала проблема связи, и в этом вопросе моголы прибегли к местному опыту. Быстроходные курьеры с помощью системы перекладных станций поддерживали непрерывное сообщение между подвижным двором Бабура и его военачальниками. Он учредил должность
Со всех сторон раздираемый противоречиями, падишах отбирал энергичных людей для решения наиболее насущных проблем. Поскольку до сих пор в его стране не сложились структуры власти, он создал структуры ответственности. Так же как мастер Али Кули отвечал за исправность своих орудий, другой мастер отвечал за наемных рабочих, занятых строительными работами в Агре.
В области сбора налогов его доверенные военачальники взяли на себя роль джагирдаров, перехватив в свою пользу исконно существовавшую подать, которую земледельцы выплачивали своим феодалам. Купцы также платили положенную пошлину, а немусульманское население – еще и подушную подать. Во всяком случае, такой порядок предполагался по плану, учитывавшему, однако, особенности каждого района. Реальная сумма, которую удавалось собрать джагирдарам, как, например, Махди-ходже из Итаваха, зависела от количества дождей, величины урожая, потребностей населения и энергичности исполнителей. Крупные землевладельцы – заминдары – выплачивали в казну десятину, размер которой, как правило, уменьшался по мере удаления от Агры. Живущие на границах князья и вожди присылали ежегодную дань, часто исчислявшуюся откровенно символической суммой, – так поступали и неисправимые любители набегов юсуфзаи и афридии, сами еще не забывшие набегов Тигра. Пенджаб по-прежнему страдал от непрекращающихся войн, и ничего не поступало из областей Синда, расположенных на западе, а также с берегов Ганга, расположенного на востоке.
Бабур был вынужден управлять страной сидя в седле, поскольку непрерывно находился в пути, объезжая горные крепости и селения речных долин и, по его собственному выражению, «воодушевляя» недоверчивых и внушая им надежды на будущее. Вероятно, оставив местную экономику в ее первозданном виде, он выбрал меньшее из двух зол. В первую очередь Бабур свернул ко все еще беззащитным южным границам и знаменитой крепости Рантхамбхор, находившейся в руках сына Рана Санги. Бабур избавился от этого раджи Бикрамаджита, сослав его в один из самых отдаленных уделов.
В Гвалияре, поднимаясь в горы с плодородной долины, он лицом к лицу столкнулся с высеченными в скале изваяниями великих богов Хиндустана.
«Выехав из сада Рахимдада, мы осмотрели кумирни Гвалияра. Некоторые кумирни построены в два или в три яруса, но ярусы низкие, древней кладки; нижняя часть стен украшена изображениями, вытесанными из камня. Осмотрев эти здания, я выехал из западных ворот Гвалияра и осмотрел местность. Потом я прибыл в сад Рахимдада, перед Хати-Пулом, и расположился там. Рахимдад устроил в этом саду праздничное
