психоонкологических техник релаксации и воображения я хотела бы привести следующий.
Фрау В., 50 лет, замужем, имеет двух взрослых дочерей. После операции по поводу маммакарциномы, диагностированной через два года после того, как ее дочь заболела анорексией, в нашей так называемой группе релаксации она освоила технику глубокой релаксации и визуализации по Саймонтону, и теперь приходит на индивидуальные беседы с желанием улучшить очень низкие после химиотерапии показатели лейкоцитов. В начале работы с генограммой выясняется, что у пациентки была тетя, по неизвестным причинам покончившая с собой в возрасте 20 лет. Так как фрау В. появилась на свет вскоре после этого события, это означало, что с ее рождением в родительский дом снова вернулась жизнь. Затем говорить об этой тете вообще перестали. При крещении на фрау В. была крестильная рубашка именно этой тети, которую в следующем поколении она в свою очередь передала дочери, заболевшей потом анорексией. Поскольку получить какую-либо информацию об этой тете уже не было возможности, мы работали с фотографиями и гипнотическим трансом. Фрау В. вошла с ней в контакт, отдала ей должное и попросила ее благословить себя и дочь. Из спонтанно возникшего после этого образа, где она между фазами релаксации и символическими образами увеличивающегося числа лейкоцитов смогла увидеть всех своих предков и снова вошла в тесный контакт с тетей, мы разработали и записали на пленку руководство по визуализации, которое она с тех пор использует в качестве ежедневной медитации.
Пример 4
Когда фрау Г., 50 лет, одинокая и после операции по поводу рака груди временно получающая пенсию, приблизительно через год индивидуальной терапии, по ее собственной оценке, все еще не ощущала удовлетворительного стойкого изменения своих депрессивных состояний, по-прежнему воспринимала свою связь с дочерью как мучительно тесную и зависимую, я переистолковала это как любящую верность ее рано умершей сестре. После этого она впервые позволила себе задать вопрос, стоит ли ей вообще продолжать жить, и возможным ответом на вопрос «Хочу я жить или нет?» был в том числе и «нет». Обе, и пациентка, и терапевт, воспринимали этот момент как облегчающее прояснение терапевтического контракта.
Это были примеры, на основании которых я попыталась показать, как в психотерапевтической работе с тяжелобольными я с пользой для клиентов и себя самой использую открытия и находки Берта Хеллингера.
Расстановки при симптоматике страхов и панических атаках.
Кристине Эссен
Как раз когда я и мои коллеги Маргарет Фелингер и Гуни Бакса создали рабочую группу для обсуждения вопросов терапевтической работы с симптомами страхов и паники, к нам вдруг стало приходить больше людей, страдающих именно такими состояниями.
При этом мы обратили свое внимание на то, что:
• наши клиенты предпочитали индивидуально-терапевтическое лечение. От приглашений на сессии с семьями или на терапевтические группы они сначала наотрез отказывались; если мы слишком рано начинали заниматься родительскими семьями наших клиентов, даже если (а может быть, и поскольку) взаимосвязь была очевидной, симптоматика часто ухудшалась; работа с нынешними системами открывала для наших клиентов новое и неожиданное понимание взаимосвязи их проблем с их жизненным контекстом, благодаря чему они в большинстве случаев переживали некоторое ослабление симптомов.
Расстановка внутренних частей
Однако достойные упоминания улучшения наступали скорее тогда, когда мы обращались в терапии к последовательно ориентированному на решение образу действий (de Shazer, 1996), и внутреннему, то есть психическому процессу клиентов; когда мы инсценировали с ними систему «внутренних частей», или даже «внутренних членов команды», или «внутренних существ» (Schmidt, 1993) и в этом «ансамбле» исследовали решения. То есть сначала мы разрабатывали в беседе внутренние «части» или «голоса», играющие свою роль в том, что феномен страха вообще может возникать и сохраняться. [
Далее следовала расстановка этих частей (образ действий, зарекомендовавший себя также в работе с другими проблемами и недугами).
При этом почти всегда выкристаллизовываются некоторые «идеально-типические» члены, как они метафорически встречаются в истории о Робин Гуде. [
...эта история повествует о короле Ричарде, в груди которого бьется сердце льва. Только отдает он его, к сожалению, не своему народу и стране, а безоглядно бросается во внешнюю политику. Он отправляется в Крестовый поход и берет с собой самых лучших и самых мужественных из своих людей. А все дела по управлению страной передает своему брату Джону. Это настоящий «заправила», он умеет обделывать дела, и вскоре он начинает незаконно присваивать власть Для этого ему, конечно, нужно сильное войско, и, повышая налоги, он при поддержке шерифа обирает народ, выжимает из него все соки, и народ нищает.
Тут появляется Робин Гуд со своими товарищами и в интересах бедствующего народа повергает сильных и богатых в страх и ужас. А еще он с помощью своей возлюбленной пытается подвигнуть короля Ричарда вернуться в свою страну. Но никакие его послания и письма до того не доходят.
Но, в конце концов, благодаря его мужеству и любви к королю, стране и народу все заканчивается хорошо. Король возвращается, посвящает Робина в рыцари, снова занимает свое место и впредь вершит судьбами своей страны энергично, но мудро и осмотрительно.
«Постоянная труппа» расстановок
Далее я покажу, как эти «члены команды» могут выглядеть во внутренней системе. Разумеется, в зависимости от ситуации и собственных пристрастий для каждой из таких инстанций клиенты находят самые разные обозначения.
Главным персонажем здесь является так называемое «Я», которое может также получать такие наименования, как «середина», «фокус внимания», «президент парламента», «хореограф» или «король» (как в истории).
«Внутренний ребенок» стоит за связанного с родительской семьей «малыша», но также за «голос тела» или витальные потребности организма, такие, как безопасность, защищенность, покой, живость, удовольствие и креативность. В нашей истории это народ.
Надсмотрщика часто еще называют «перфекционистом», в аналитической традиции — Сверх-Я. Один клиент окрестил его однажды «погонщиком с кнутом». Он репрезентирует такие принципы, как дисциплина, ответственность, достижениям готовность действовать. В пьесе-инсценировке страха он обычно получает преувеличенную силовую позицию, как в истории шериф и брат короля. Но, как мы еще увидим, виноват в этом не он один. В расстановке в процессе разработки решения он часто превращается в силу, заслуживающую называться «мотором», «генератором импульсов», «защитником автономии» или даже «энергией».
Страх или паника иногда получают название по таким сильным сопутствующим физическим явлениям, как учащенное сердцебиение, понос, ощущение удушья и т. д. В истории это Робин Гуд. В процессе работы он часто превращается в стража интересов ребенка или организма, то есть защитника таких свойственных живым существам потребностей, как принадлежность, привязанность, участие в большем целом. Определенным образом он стоит за внутреннюю сущность.
