– А я не шучу. Корнилин, Алена и Богдан погибли не случайно.
– Богдан?.. Ты знаешь Богдана?
При упоминании о Богдане Сергею сразу вспомнилась драма, разыгравшаяся в лесном доме…
Сиур рассказал ему о человеке, который предположительно убил Алену, о гибели ее поклонника, о более ранних событиях в Москве, обо всем, что знал сам. Они теперь близкие друг другу люди, и речь идет о жизни и смерти…
К ночи опять пошел снег. Таисия Матвеевна и Элина не заметили, как пролетел день.
Элина слушала историю своей жизни, как чужую повесть, в которой неизвестные герои встречались, любили, мечтали и расставались… Эта жизнь уже не имела к ней отношения. И не потому, что Элина все забыла. Прошлое осталось в прошлом. Безрассудные порывы юности, надежды, запах яблок в садах, Алеша, его поцелуи… Она оплакала первую любовь, непонятную и робкую, желая освободиться от невыносимых воспоминаний. Прикидываясь немой, она спасла себя от неизбежных вопросов, на которые не было ответов…
Теперь у нее новая судьба, и она ничего из прежнего не хочет брать с собой. Так она решила. Единственное, что ее волновало – браслет. Как он попал к ней?
Таисия Матвеевна недоумевала: после ее бесконечного рассказа Элина задала вопрос о браслете! И это все, что ее интересует?
– Браслет всегда был с тобой, с самого рождения. В детском доме, когда я брала тебя, мне сказали, что эта вещица твоя. Браслетик был то ли надет на тебя, то ли завернут в пеленки. Точно не помню… Много времени прошло, а я не считала это важным.
– Браслет помог бы мне понять, кто я такая, – с тоской произнесла Элина. – А теперь он пропал. Его у меня украли… когда я лежала мертвая на берегу…
– Ты…
– Да, – подтвердила девушка, поймав на лету мысль приемной матери. – Я лежала там мертвая. Захлебнулась в водяной пене. И тогда кто-то черный вышел из леса и снял с моей руки браслет.
Пожилая женщина не нашлась что сказать. Элина так необычно смотрит на нее, так странно говорит…
– Пойдемте к бабе Наде. Я хочу поговорить с гостями.
Таисия Матвеевна не осмелилась перечить. Она вдруг почувствовала, что побаивается своей дочери…
В доме бабы Нади еще никто не спал.
Сиур колол дрова в сарае – физическая нагрузка отвлекала его от назойливых мыслей.
Иван беседовал с дедом Ильей, курил, и деду дал папироску, несмотря на шумный протест хозяйки.
Баба Надя накрывала на стол. Все засиделись допоздна и не откажутся от чая с печеньем.
Лида и Сергей закрылись в комнате девушки… им было, что обсудить.
Таисия Матвеевна и Элина пришли как раз, когда поспел самовар и все собрались на кухне. На столе стояло блюдо, полное ванильного печенья. На другом блюде остывали пирожки. Лида выбирала между медом и вишневым вареньем. Горский был необычайно галантен и старался ей угодить. Лида капризничала, требовала то сливок, то салфетку…
Сиур про себя посмеивался. Баба Надя не могла надивиться. А Горский был откровенно, до неприличия счастлив. Если бы Лида потребовала луну с неба, он, казалось, кинулся бы, не раздумывая, выполнять ее приказание. Его бросало в жар от близости Лиды. Он хотел провести эту ночь с ней и боялся думать об этом…
Становилось все жарче. Он расстегнул рубашку… в свете лампы ярко блеснул медальон. Элина вскрикнула…
Глава 22
В комнате горела свеча. Она стояла на подоконнике, и было видно, как с обратной стороны к стеклу прилипают снежинки. Снег летел и летел с черного неба подобно серебристой пыли.
– Это осыпается Млечный Путь, когда по нему скачут Белые Рыцари… – мечтательно произнесла Лида.
– Я люблю тебя…
Горскому казалось, что время остановилось или пошло вспять. Он снова говорил те же слова, что и
– Как давно я обнимала тебя…
– Знаешь, я видел, как ты купалась в лесном озере, и принял тебя за русалку…
– А я и есть русалка, – тихо засмеялась Лида. – Слово «русалка» – от русых волос, которые длинны, густы и волнисты. Бывают русалки с зелеными волосами – это царевны.
– Ты лучше… – прошептал Сергей, снова испытывая желание.
Он был так нежен, словно Лида была не девушкой из плоти и крови, а хрупким цветком, который мог рассыпаться при легчайшем прикосновении. Ласки были томительными и жаркими, как медленный огонь…
– Любовь, душа и жизнь есть одно и то же… зеленый омут, над которым клубится туман.
– Почему туман? – не понял Сергей.
– Чтобы не была видна глубина… которой нет конца…
В окно смотрела темно-синяя ночь, пьянея от любви человеческой, неисчерпаемой, как само бытие… И ночь эта приняла их в свое звездное лоно, соединившись с ними, и они плыли и кружились в блаженной тьме, которая была сном…
В электричке на Харьков Сиур и Горский ехали вместе.
– Думаешь, получится выманить зверя из норы?
– Если в твоей квартире кто-то побывал за время твоего отсутствия, значит, их интересует именно медальон, – сказал Сиур. – На этом и можно сыграть.
– А если нет?
Подробного плана у них не было. Уж очень все зыбко и неопределенно. Никаких конкретных зацепок, кроме внешности предполагаемого убийцы. Да и того видел только Вадим.
На вокзале они расстались. Сиур поехал на квартиру Богдана, а Горский отправился к себе домой. Он вошел в подъезд с тягостным чувством вины. Жаль, что ничего уже не исправишь. Подниматься по лестнице было тяжело, как будто к ногам привязаны гири. Он открыл дверь и долго не мог заставить себя войти.
В квартире стоял запах пыли и духов покойной жены. Сергей, не раздеваясь, прошел, открыл настежь все окна. На кухне все было так, как он оставил – чистая посуда, сложенная на столе, недопитая бутылка водки, кусочки хлеба, превратившиеся в сухари. Он вспомнил наставления Сиура, на что ему следует обратить внимание.
Осмотр квартиры решил начать с прихожей и скоро убедился, что в квартире кто-то побывал и тщательно обыскал ее.
Зазвонил телефон.
– Ты, Сиур?
– Вадим, наверное, приедет к тебе, – сообщил тот. – Одному быть опасно. Там обсудите, как быть дальше.
– Я не знал, что у Богдана есть брат…
– Может, оно и к лучшему!
Москвич говорил загадками. Но Горский был не в обиде. Всему свое время.
– Полагаешь, у нас есть шанс?
